— Что у вас? — Петровский перевел неподвижный взгляд на Фролова.
— Потерпевшая как будто ни с кем не враждовала, так что мстить ей некому. Денег и ценностей она никогда при себе не имела, и все это знали, так что грабеж исключается.
— Кто же и почему ее убил? — Петровский задал этот вопрос нарочно, чтобы заставить всех присутствующих почувствовать угрызения совести за свое незнание, за недостаточную активность и вообще за то, что преступник еще не сидит за решеткой. Такой у него был метод активизировать работу.
— Очевидно, ее избил кто-то из собутыльников во время пьяной ссоры, — дипломатично ответил Фролов.
— Как будто, очевидно, кто-то… — Петровский задумчиво уставился в окно, постукивая линейкой по краю своего стола. — Негусто. А что уже сделано?
— Допрошены соседи Коровиной, проведен осмотр ее квартиры, назначены экспертизы: судебно-медицинская — трупа и криминалистическая — одежды убитой, — доложил Зайцев.
— Негусто, негусто, — как бы про себя проговорил Петровский, все так же глядя в окно, будто решал в уме задачу исключительной сложности.
— Не так уж и мало за один день, — возразил Зайцев, но прокурор, не обратив внимания на эту реплику, продолжил:
— Что сделано остальными?
Наступила очередь Есина.
— В настоящее время отрабатывается подучетный элемент, лица, склонные к совершению насильственных преступлений, ранее судимые. Проверяются связи Коровиной. Крылов делает повторный обход в районе, где собака потеряла след, Гришанин — в районе места происшествия. Ищенко и Багров проверяют версии мести и ограбления.
— Есть конкретные результаты? — Прокурор посмотрел на меня, подождал, пока я отвечу «нет», затем выслушал аналогичные ответы от Гришанина и Ищенко.
— А где же Багров?
— Он с внештатниками в засаде на квартире Коровиной, — ответил Есин и тут же пожалел об этом, потому что Петровский, саркастически улыбнувшись, спросил:
— Кого же он там поджидает? — И, не получив ответа, продолжил:
— Или это тоже для плана? Дескать, в числе других оперативно-розыскных мероприятий организовывалась засада, но проделанная работа положительных результатов не дала?
— Результаты будут, Владимир Степанович, — сказал Фролов, и мы согласно закивали головами.
— Ну ладно, посмотрим, — Петровский секунду помолчал. — Надо установить, где была Коровина с момента ухода из дома и до убийства, где и с кем она выпивала, кто видел ее в последний раз. Работайте в контакте со следователем, чтобы у вас был постоянный обмен информацией. Каждый день докладывайте мне результаты. А сейчас — за дело.
После совещания я и Есин зашли в кабинет к Зайцеву. Он выдал нам письменное поручение производить в ходе розыскной работы следственные действия, таким образом эффективность нашей деятельности резко возрастала. Договорившись со следователем о порядке обмена поступающими сведениями, мы отправились в райотдел.
Здесь ожидала новость. Вопреки сарказму Петровского, засада принесла свои результаты, и Багров вернулся с задержанным. Им оказался тридцатилетний Пашка Веретенников, известный в кругах, где он вращался, под кличкой Веретено. Человек он был далеко не безгрешный и несколько раз уже бывал в местах, где перевоспитывают трудом, но перевоспитался лишь настолько, чтобы опять туда не попадать. Теперь все его похождения заканчивались у той границы, за которой начиналась деятельность, наказуемая в уголовном порядке. Поскольку взгляды и убеждения его не изменились, далеко от этой черты он не отходил и постоянно балансировал на грани между просто антиобщественным и преступным поведением.
Он пришел на рассвете, открыл дверь отмычкой и проник в комнату, где его и встретил Багров. Зачем он явился к Коровиной, Веретенников не рассказывал, он вообще отказывался давать какиенибудь показания.
Есин позвонил Зайцеву, и через полчаса тот пришел в райотдел с санкцией на обыск квартиры задержанного.
Веретенников жил неподалеку, в низком покосившемся домике на тихой зеленой улице. В доме, как и следовало ожидать, было грязно и запущенно, обстановка состояла из старого колченогого стола, платяного шкафа с оторванной дверцей и кровати, застеленной грязным тряпьем.
Однако на подоконнике стояла недопитая бутылка дорогого марочного коньяка и валялась обертка от шоколада «Золотой якорь».
— Э, братец, да ты гурман, — проговорил Зайцев, осторожно беря бутылку. — Живешь не по средствам. Или наследство получил?
Веретенников не ответил. Он явно нервничал, хотя и старался этого не показывать.
Зайцев изъял весь его небогатый гардероб: две рубашки, брюки, куртку и ботинки.
В шкафу, под грязными тряпками, оказалась целая связка ключей и отмычек.
— Интересно, — Зайцев подбросил на ладони хитро изогнутые крючочки. — Теперь посмотрим погреб, чердак, сарай. Может, там тоже что-нибудь любопытное отыщется.
Любопытное отыскалось в сарае, хотя это было и не совсем то, что мы искали. Под старой, вылинявшей и обтрепанной ковровой дорожкой скрывались два ящика коньяка «Отборный» и «Энисели» и неполный ящик шоколада.
— Вот что значит — меняется вкус у человека, — сказал я. — Сколько помню Пашу, всегда он пил вермут и «Солнцедар», а теперь пристрастился к коньяку. С чего бы это?
Веретенников молчал.
— И коньяк, конечно, из магазина номер сорок два, — продолжал Зайцев.
— Ясно было, что Федоров брал его не один, но предпочел пройти по делу без соучастников, зачем ему отягчающие обстоятельства — «группа лиц», «предварительный сговор»… Но это несправедливо, как вы считаете, Веретенников?
Теперь приговор придется отменять в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.
— Ладно, ваша взяла, — наконец нарушил молчание Веретенников. — Одного понять не могу, зачем вы мои шмотки забрали? Конфискация, что ли? Так за них гроша ломаного не дадут!
— А это уже тема для другого разговора, — загадочно ответил Зайцев.
ДЕНЬ ПЯТЫЙМожно было считать, что убийство раскрыто. Хотя Веретенников категорически отрицал это, доказательства изобличали его. Действительно, ограбив вдвоем с Федоровым продовольственный магазин, они поделили похищенное и стали искать пути сбыта. Федоров вскоре попался при попытке продать коньяк, а Веретенников решил действовать хитрее и нашел посредника — Коровину, которая договорилась с буфетчицей ипподрома Валентиной Платоновой — массивной крашеной блондинкой с улыбчивым лицом и злыми глазами от реализации благородного напитка. При этом процесс ценообразования строился таким образом, что с каждой бутылки краденого коньяка десять рублей должен был получать Веретенников, четыре рубля — Коровина, а сумма, остающаяся после реализации коньяка с буфетной наценкой, отходила Платоновой.
Однако Коровина нарушила джентльменское соглашение, и Веретенников получил вдвое меньшую сумму, чем ему причиталось. Накануне убийства, в пивной. Веретено ссорился с Коровиной и угрожал ей расправой. Не было сомнений, что, убив ее, он залез в квартиру за деньгами.
Веретенников признавал все, кроме убийства. По его словам, после ссоры в пивной он расстался с Коровиной, а утром пришел к ней в дом, чтобы «забрать свои деньги».
Впрочем, этого и следовало ожидать. Обычно преступник, признаваясь в менее тяжких преступлениях, до последнего отрицает участие в убийстве. Арестованная к тому времени Платонова подтвердила, что Веретенников собирался расправиться с Коровиной, нашлись и очевидцы ссоры возле пивной. Иными словами, доказательства вины Веретенникова в убийстве казались незыблемыми. И уж, конечно, никто не мог предположить, что эта стройная система плотно подогнанных друг к другу улик рассыплется в прах…
Есин собрал отделение, чтобы обсудить наши текущие дела. Настроение у него было хорошим.
— С делом Веретенникова мы закончили, все переключаются на свои материалы.
Крылов, если понадобится, будет выполнять поручения следователя, но такая необходимость вряд ли возникнет. Поэтому вплотную займитесь угонами. У нас в зоне уже четыре мотоцикла, а всего по району — семь. Пора с этим кончать.
В это время зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Виталий Васильевич, — весело проговорил Есин, и мы поняли, что звонит Зайцев. — Что там у вас новенького?
Но улыбка тут же сползла с его лица.
— Как это так? Почему? Да такого не может быть! — Он надолго замолчал, сосредоточенно слушая собеседника. — Заключение уже получили? Вот так штука! Я подошлю Крылова, и вы с ним обговорите… Да… Конечно, будем работать… Ну хорошо, до связи.
Есин положил трубку и забарабанил пальцами по столу.
— М-да, ситуация! Крылов, давай быстро к Зайцеву. У него там появились новые материалы, и выходит, что Веретенников Коровину не убивал.
Реакцию всех сидевших в кабинете можно сравнить только с заключительной сценкой гоголевского «Ревизора». Я первым вышел из оцепенения и отправился в прокуратуру.
Зайцев держался, как всегда, невозмутимо, хотя, зная его достаточно хорошо, можно было заметить, что он тоже изрядно ошарашен. На столе лежали несколько листков бумаги, и следователь молча протянул их мне. Акт криминалистической экспертизы одежды Коровиной. Как мы и предполагали, она была убита ударами ног.
Эксперты нашли на платье следы коричневой ваксы, а в одном месте удалось обнаружить отпечаток подошвы сорок первого размера. Здесь же имелась и фотография, на которой довольно ясно просматривался сложный узорчатый рельеф, по всей видимости — лыжные ботинки.
Н-да… В день убийства Веретенников был обут в старые черные туфли на гладкой подошве. И вообще носил он сорок четвертый размер…
Я дочитал документ. На платье оказалось несколько шерстяных волокон красного цвета, не принадлежащих одежде потерпевшей.
— Вот это прокол! — Я бросил листки обратно на стол.
— По крайней мере, теперь мы знаем кое-что об убийце.
— Да, размер обуви и рельеф подошвы. А также то, что у него может быть красный шерстяной свитер, так что все в порядке, через пару дней мы его задержим. — Сарказма в голосе было даже больше, чем мне хотелось, но Зайцев на это никак не отреагировал.
— Поедешь в И ВС и допросишь Веретенникова. Подробно: когда он расстался с Коровиной, где, при каких обстоятельствах, кто при этом присутствовал.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙСнова работу пришлось начинать с нуля: строить новые розыскные гипотезы, искать пути их проверки. После того как рухнула версия, казавшаяся железной, делать это трудно вдвойне, потому что приходится преодолевать уже сложившиеся психологические установки.
И когда мы собрались на очередную оперативку, было видно, что каждый считает следствие зашедшим в тупик.
Слава Виноградов, работавший по красному шерстяному свитеру, доложил, что среди завсегдатаев пивной, от которой начала свой последний путь Коровина, двое имеют такую одежду. Одного удалось установить, это слесарь-сантехник Злобин, который ни в чем предосудительном замешан не был, а в ночь убийства дежурил в домоуправлении. Вторым был неизвестный молодой парень по имени Леша, которого несколько раз видели вместе с Галкой Совой.
В принципе, ничего обращающего на себя внимание в сообщении Виноградова не было, но что-то заставило меня насторожиться. А через секунду я понял, что это было.
Совой приятели называли некую гражданку Ожогину, а в моей записной книжке уже фигурировала эта фамилия. Ожогина жила по ул. Окружной, 92, в одном из тех домов, в районе которых собака потеряла след. Образ жизни ее не был особо нравственным, и у меня против ее фамилиистояла пометка: «Постоянно водит к себе мужчин, некоторые длительное время живут без прописки».
Когда я сказал об этом, Есин оживился:
— Совпадение настораживающее. Надо вплотную заняться новыми фигурантами. Крылов, ты присмотрись к Ожогиной, а Виноградов займется установлением личности Леши.
Остальные работают над своими версиями, но ориентируются и по линии Ожогина — Леша. Все ясно? Значит, вперед!
Галина Ожогина, двадцать пять лет, подсобная рабочая швейной фабрики. Работает без особого старания, иногда прогуливает. С товарищами по работе отношений не поддерживает. Живет одна, часто выпивает, постоянно приводит к себе «гостей».
Некоторые живут месяцами, и тогда пьянки следуют одна за другой. Соседи неоднократно жаловались, и мы беседовали с Ожогиной, предупреждали, она обещала изменить поведение, но все продолжалось по-старому.
Вся эта информация нам, собственно, ничего не добавила к тому, что уже было известно о Сове. Нас больше интересовало ее знакомство с Лешей, но тут-то и начинались трудности: соседи и знакомые, запутавшись в многочисленных «друзьях»
Ожогиной, естественно, не знали их по именам, а достаточными приметами Леши мы пока не располагали.
Посоветовавшись с Зайцевым, решили избрать самый простой путь, и я вызвал Ожогину к себе. Расчет был на то, что если повестка из прокуратуры может насторожить ее, то вызов в милицию — учреждение, ставшее привычным, — будет расценен как приглашение на обычную профилактическую беседу.
Ожогина была коренастой ширококостной девицей с развитыми формами. Кличка у нее была не случайной: круглое лицо с круглыми же глазами, тонкими полукружьями бровей и крупным носом действительно напоминало совиное. Когда она переступила порог моего кабинета, я обратил внимание, что выглядит она несколько необычно, и тут же понял, в чем заключается эта необычность: всегда ярко, аляповато накрашенная, сегодня она была без грима, а пестрый крикливый наряд заменило серое неброское платье.
Понятно. Люди такого рода в учреждения, подобные нашему, предпочитают приходить в скромном виде, чтобы произвести благоприятное впечатление.
— Садись, Галя, — пригласил я. — Как живешь?
— Живу понемногу, — ответила Ожогина низким прокуренным голосом и напряженно улыбнулась.
— Как на работе, не прогуливаешь?
— Нет, у меня все в порядке, можете мастера спросить. Уже почти целый месяц хорошо работаю.
— Ну а как дома себя ведешь? Что-то соседи тобой недовольны.
— Да вы их не слушайте, они всегда чем-нибудь недовольны. К тому же я одна живу, жизнь неустроенная, вот и мешаю им, как бельмо на глазу. К кому-то же надо придираться…
— Как раз о том и речь, что не одна ты живешь, все время к тебе посторонние ходят, пьянствуют, живут без прописки. — Я протянул Ожогиной сигарету, и она обрадованно закурила, а когда глубоко вдохнула дым, то как бы расслабилась и, оставив тон светской дамы, вернулась к привычному лексикону.
— Брешут все. Бывает и зайдут гости, ну и бухнем, выпьем то есть, не без этого.
Так это законом разрешается. Можно по нашим законам в гости ходить?
— Конечно, можно, — весело ответил я. — Я и сам люблю в гости сходить или у себя гостей принять.
— Вот-вот, — ободрилась Ожогина. — И пить по закону можно, так ведь? Если бы нельзя было, то вино и водку в магазинах бы не продавали. Вы небось тоже в гостях употребляете?
— Бывает, — не стал запираться я, подивившись своеобразию взгляда собеседницы на проблему потребления спиртного.
— Ну вот, — еще больше воодушевилась она. — А раз все пьют, почему мне нельзя?
Разве я не человек, по-вашему?
— Человек, конечно, человек, — успокоил ее я и перебил дальнейшие излияния вопросом:
— А где сейчас Леша?
— Какой Леша? — Ожогина заметно вздрогнула.
— Да этот, в красном свитере, который к тебе приходит.
— Никакого Леши я не знаю. — Сова вновь сидела в напряженной, выжидающей позе, и на лице ее отчетливо проявилась отчаянная решимость отрицать даже предположительный факт знакомства с каким-нибудь Лешей. Это уже становилось интересным, но нажимать я не стал.
— А как зовут парня, который к тебе в последнее время ходит? Разве не Леша? — простецки спросил я.
— Колька ко мне ходит, это да. Мы с ним пожениться хотим. А никакого Лешу я знать не знаю.
— Да Бог с ним, это небось соседи перепутали, — сбавил напряжение я.
— А как фамилия этого Кольки?
— Берберов, он на Дачном поселке живет. Его еще Длинным зовут.