Надежда Николаевна не была верующей. То есть она вполне допускала существование высшей силы.
И уважала веру других, ведь вот даже Альберт Эйнштейн был глубоко верующим человеком. И вера не шла вразрез с его научным мышлением. Однако в трудных делах Надежда всегда предпочитала надеяться только на свои силы. Захочет бог ей помочь – милости просим! А если нет, то уж как-нибудь сами справимся, раз недостойны оказались.
В углу снова раздалось подозрительное шуршание.
Надежде показалось даже, что она видит усатую морду. Мелькнула тень с длинным хвостом, а может, так почудилось в мигании слабой лампочки, но Надежда Николаевна вскочила с ящика и заорала:
В окошечке на двери показалось лицо Стручка.
– Чего разоралась? – заворчал он. – Ночь, между прочим, я спать хочу.
продолжала Надежда, прибавив громкости.
– Заткнись! – заорал в свою очередь Стручок. – Сейчас дверь открою и так врежу – язык в глотку затолкаю!
Надежда замолчала, припоминая, как там дальше у Пушкина, а вовсе не потому, что испугалась Стручка.
– Сиди и не чирикай, – успокоился Стручок, – а не то хуже будет…
заревела Надежда раненым бегемотом.
закончила она на победной ноте и поклонилась в окошко.
Страх перед крысами пропал, очевидно, вышел криком. Надежда посмотрела на Стручка снисходительно – уж больно худосочный и щуплый, так, мелкая человеческая сволочь…
– Поаплодировал бы, – предложила она, – а не то дальше орать буду. Я еще много стихов знаю… «Мужичок с ноготок», например, это про тебя… «Однажды в студеную зимнюю пору!» – заорала она, но прервалась:
– Значит, я буду орать, пока те сверху не придут, а им скажу, что ты плохо со мной обращался – бил, например. А у меня сердце больное, от побоев помереть могу. Так что тебе мало не покажется, Витьку только волю дай, уж я-то знаю!
Очевидно, Стручок тоже знал, потому что подошел ближе к окошечку и спросил довольно мирно:
– Чего тебе надо?
– Воды, – призналась Надежда. – Пить очень хочется.
– Ладно, – Стручок помедлил, что-то соображая. – Только я дверь открыть не могу, так что подойди ближе, я горлышко бутылки в окошко просуну.
Надежда знала, что дверь он открыть может – она успела заметить, что дверь ее узилища запиралась снаружи на большую ржавую щеколду, – но сделала вид, что поверила паршивцу. Он завозился где-то неподалеку, потом в окошке показались его паскудно бегающие глазки:
– Держи, мочалка старая, пей! – И в лицо Надежде полетела струя едко пахнущей жидкости, по виду – обыкновенной мочи.
Надежда ожидала от негодяя очередной подлости и успела отскочить от окошка, так что только слегка подпортила костюм. Но тем не менее она жутко разозлилась. Она огляделась по сторонам. Какой там страх перед крысами, она даже хотела, чтобы парочка этих неприятных созданий пришла познакомиться с ней поближе. Надежда с удовольствием бы с ними сразилась, чтобы выпустить излишки злости.
– Ты не попал, – сказала она спокойно Стручку и отошла от окна.
Тот злобно заорал что-то матерное в коридоре.
Надежда кружила по камере, как голодный тигр по клетке. Переполнявшая ее злость требовала выхода, «Не может быть, – думала Надежда, – не может быть, чтобы такие, как Стручок, одержали надо мной верх. Как это они говорят? Против лома нет приема…
Это значит, что здесь, в подвале, нужно только уметь драться и убивать. Здесь не нужны ни мой жизненный опыт, ни годы учебы, ни мои знания. Сколько книг я в своей жизни прочитала, сколько пьес посмотрела, сколько музыки слышала! И это все зря? Если бы на моем месте сидела какая-нибудь обезьяна, она была бы в таком же беспомощном положении. Хотя что это я? Шимпанзе, например, очень сильное животное, не говоря уж о горилле…»
Надежда представила, как горилла расправляется со Стручком и остальными, и ей стало легче.
«Ну, раз уж я не горилла и не могу их всех придушить, то нужно призвать на помощь интеллект. Нужно обмануть Стручка и попытаться выбраться отсюда, пока не пришли остальные бандиты. Уж больно неохота умирать такой ужасной смертью. Вряд ли удастся с ними договориться».
Она вспомнила про пощечины, которыми наградил ее Дух, и поняла, что не хочет ни о чем с ним договариваться.
Проходя в пятый раз мимо самого дальнего угла, Надежда заметила там, в углу, маленькую узкую железную дверцу. Собственно, дверцей ее можно было назвать с большой натяжкой – просто лист железа, прибитый к стене, причем с той, другой стороны.
Ручки на дверце не было, и Надежда решила, что она должна открываться в ту сторону.
Она крадучись подошла к окошку и поглядела в него. Виден был кусочек коридора. Стручок куда-то делся, может, ушел наверх. Надежда решила рискнуть.
Она подошла к дверце и с разбегу ударила ее здоровой ногой. Был шум, но никакого положительного действия. Надежда попробовала плечом, и лист закачался.
На ощупь он был старый и ржавый. Надежда утроила усилия, теперь уже дверца ходила ходуном, и вот наконец что-то упало с той стороны, и дверца поддалась.
Надежда, согнувшись в три погибели, выползла в соседнее помещение. На первый взгляд она зря потратила столько усилий – это была такая же комната с низким потолком, что и та, где бандиты держали ее, с той разницей, что света не было вообще. Надежда метнулась к входной двери, она, естественно, была заперта. Немного света попадало через дверцу, а дальние углы тонули во мраке. Идеальное место для крыс…
Надежда вздохнула и решила все же обыскать комнату – так, на всякий случай. Идя вдоль стены, она споткнулась, и, чтобы не упасть, оперлась рукой о землю. Внизу было влажно. Она потыкала перед собой костыликом. Тот постучал о железо. Надежда нагнулась и подняла обрезок ржавой трубы. Сваечка была тяжеловатой, не то что алюминиевый костыль, и очень удобно было стукнуть ею кого-нибудь по голове.
«Пригодится», – обрадовалась Надежда и дальше, в самом углу, обнаружила торчащий из стены кран.
Земля была влажной потому, что из крана слегка капало, а обрезок трубы, очевидно, остался, когда меняли кран.
Не веря своему счастью, Надежда покрутила кран.
Хлынула холодная вода. Надежда дала ей сойти и напилась прямо из крана, рассудив, что лучше пить сырую и грязную воду, чем не пить вообще и умереть от жажды.
Жить стало легче, в голове прояснилось, и спать совсем не хотелось. Надежда вернулась в свою камеру, а дверцу просто прислонила к стене. Затем она походила по комнате, оглядываясь на дверь и кое-что прикидывая, и, отбросив последние сомнения, занялась приготовлениями. Она вытащила из куртки прочный синтетический шнур и привязала им тяжеленькую сваечку над дверью. Тут очень кстати послышались шаги возвращающегося Стручка, и Надежда, бросившись ничком на пол прямо напротив окошечка, жалобно застонала.
Стон ее не произвел на Стручка никакого впечатления. Надежда застонала погромче, потом помолчала немного и снова издала стон, краем глаза заметив в окошке лицо своего стража. Стручок внимательно рассматривал Надежду, и она постаралась придать своей позе как можно больше правдоподобия – женщине плохо, она от слабости не может встать.
– Эй! – послышалось из-за двери. – Ты чего это разлеглась?
– Сердце, – прохрипела Надежда едва слышно, – воды дай.
– Ага, разбежался! Не помрешь…
Но Надежда всем своим видом дала понять, что собирается помирать, причем немедленно. Она приподнялась на руки и тут же бессильно упала обратно.
Потом со стоном повернулась на бок, так, чтобы Стручок мог видеть ее лицо, закатила глаза к потолку и затихла.
– Тьфу, черт! – Как видно, до Стручка дошло, что, если Надежда помрет до прихода Духа, его песенка будет спета.
Он засуетился за дверью в растерянности: бежать ли наверх, чтобы привести Витька и избежать таким образом ответственности, либо же оказывать Надежде первую помощь – водой окатить, что ли.
Надежда приоткрыла глаза и натужно захрипела.
Стручок наконец принял решение и загремел засовом.
Он открыл дверь рывком, и от резкого движения сработала приготовленная Надеждой ловушка: сваечка, подвешенная на шнуре от куртки, со страшной силой звезданула Стручка по лбу. Он упал молча, как подкошенный. Надежда вскочила, испугавшись, как бы он не отдал концы – ей-то не жалко, но перед милицией не оправдаешься.
Пульс был едва слышен, а возможно, Надежде так показалось из-за бешеного стука собственного сердца. Она оттащила Стручка в глубь комнаты, связала ему руки шнуром и, поколебавшись, привязала еще руки к ногам, как советуют в детективных романах.
Потом она затолкала Стручку в рот скомканный носовой платок и наконец оставила гаденыша в покое.
Ужасно хотелось прихватить с собой сваечку – уж очень помогла она Надежде, но пришлось довольствоваться костылем – без него трудно идти, а хоть одна рука должна быть свободна.
Надежда задвинула тяжелый засов и пошла по подвальному коридору, стараясь не стучать, – для этой цели снова надела на костыль резиновую галошку.
Дверь из подвала на лестницу оказалась открытой, что очень порадовало Надежду. Крадучись, она поднялась на первый этаж – помещение по-прежнему пустовало. Со второго этажа доносились музыка и пьяный голос Витька, подпевавший какому-то хриплому типу из «Русского шансона». Как видно, в отсутствие начальства бандиты оттягивались на всю катушку. Входная дверь была заперта – капитально, на три замка, и никаких ключей не торчало. Надежда, не очень огорчившись, решила обследовать первый этаж, чтобы найти какой-нибудь запасный выход – вполне может быть, что он открывается изнутри. Следовало торопиться – в любой момент могли вернуться остальные бандиты. Надежда свернула из гаража в небольшой коридорчик, и в этот момент из-за поворота ей навстречу вышел бандит – тот, что поменьше ростом, по кличке Крыса.
– Ба! – дурашливо воскликнул он, увидев Надежду Николаевну. – Какая встреча! Тетка, ты куда это намылилась?
Надежда, проклиная свое невезение и «Русский шансон», из-за которого она не слышала шагов, оглядывалась в поисках путей отхода, хотя прекрасно понимала, что ей не убежать от молодого тренированного бандита, тот шел к ней, зло усмехаясь.
Но вдруг за его спиной мелькнула быстрая тень, и Крыса, охнув, отлетел к стене. Рядом с ним появилась девица в черном спортивном костюме, в которой Надежда Николаевна узнала ту самую личность, что бегала позапрошлой ночью вокруг морга, уворачиваясь от бандитов, и чья косметичка благополучно покоилась Надеждиными стараниями в списанном больничном автоклаве.
Крыса встряхнул головой, собрался, принял боевую стойку и нанес своей неожиданной противнице сокрушительный удар левой рукой в голову. Точнее, он только хотел нанести этот удар, но в том месте, куда он нацелил свой кулак, никого уже не было, зато ловкая девица здорово врезала ему ногой в солнечное сплетение. Крыса охнул, согнулся, но из последних сил вытащил из-за пояса армейский штык-нож.
Девица подпрыгнула и ударила бандита ногой в голову. В шее у Крысы что-то хрустнуло, голова мотнулась к плечу, как у тряпичной куклы, и несчастный бандит мешком рухнул на пол.
– Это что за ешкин кот? – послышался в коридоре еще один голос, в котором злость и удивление были смешаны примерно в равных пропорциях.
Надежда перевела взгляд с безжизненного тела Крысы на нового участника этой сцены. Им оказался Витек, и он приближался к полю боя, держа в двух руках, как герой американского боевика, огромный черный пистолет. Однако неугомонная девица уже вскинула руку, в которой тоже было зажато что-то черное, хотя и поменьше размером. Раздался негромкий хлопок, и Витек, сделав еще один шаг вперед и выронив свой пистолет, грохнулся на пол.
– Ну вы даете! – В голосе Надежды слышалось осторожное восхищение. – Как вы ловко…
– Не разговаривать! – Голос девицы был резок, как удар хлыста. – Повернуться и шагать быстрее! Ну!
Надежда осознала, что ей в лицо направлено черное дуло пистолета.
«Так-так, – подумала она, – стало быть, я рано радовалась. Попала из огня до в полымя…»
– Пошевеливайся! – Девица взмахнула пистолетом.
– Вы, моя милая, очень плохо воспитаны, – проворчала Надежда. – Разве в детстве вам не говорили, что к старшим надо обращаться на «вы»?
Девица промолчала, и Надежда, оскорбленно поджав губы, потащилась вперед, опираясь на костыль.
Оказалось, что расчет ее был верен, в помещении имелся черных ход, через который и проникла девица.
Понукаемая «спасительницей», Надежда выбралась во двор, потом они прошли еще каким-то переулком, потом по набережной.
Вокруг теснились абсолютно неживые промышленные корпуса, из чего Надежда сделала вывод, что вода, плескавшаяся внизу, вполне может быть Обводным каналом. И воздух, хоть и ночью, был очень уж загрязненный, а ведь всем жителям города известно, что Обводной самое экологически грязное место.
На улице едва рассветало, как тогда, во время эпопеи в морге; очевидно, это было любимое время развлечений преступной девицы.
Надежда шла и обижалась. Она-то хотела с девицей по-хорошему поговорить, разобраться, и если бы та удовлетворила ее любопытство, то Надежда, возможно, и отдала бы ей косметичку. Все же Надежда взяла ее тайком, и не такой она человек, чтобы брать чужое, не так ее воспитали. Но теперь, после такого грубого обращения, Надежда Николаевна решила пересмотреть свое отношение к девице. Раньше она Надежде даже нравилась заочно, уж больно ловко управлялась с бандитами, и Надежда искренне обрадовалась, когда узнала, что девушка от бандитов сбежала.
В полном молчании они шли темными переулками и наконец остановились у припрятанной в подворотне машины.
– Залезайте в машину, и без фокусов! – скомандовала девица.
Надежда молча подчинилась.
– Итак… – начала она, собравшись с мыслями, видя, что девица не трогается с места, – куда вы меня повезете?
– Это зависит от вас, – девица усмехнулась уголком губ. – Если вы мне расскажете, куда делась… то, что я оставила под вашим окном, тогда…
– Тогда вы просто выбросите меня из машины, – перебила ее Надежда, – и мне еще очень повезет, если не пристрелите.
– Мне некогда. – Глаза девицы зловеще сверкнули. – Вы видели, что я умею драться. Я умею также причинять боль. Так что быстро выкладывайте, что вы видели позавчера ночью!
– Почему-то всех интересует, что немолодая больная женщина видела позавчера ночью, – вздохнула Надежда. – А вам не приходит в голову, что я просто спала?
– Не испытывайте мое терпение, – предупредила девица, – я видела, что вы подсматривали. Итак, куда делось то, что я закопала под листьями?
– А почему вы так уверены, что я не сказала об этом бандитам? Может, это они выкопали вашу вещь? – Надежда, сама не зная, зачем она это делает, продолжала тянуть время.
– Если бы бандиты выяснили у вас все, что их интересует, я не застала бы вас в относительно благополучном состоянии, – усмехнулась девица. – Сами посудите, зачем вы им нужны после того, как все расскажете? Кстати, вашу менее удачливую соседку определили на Богословское кладбище в чужую могилу…
– Логично рассуждаете, – согласилась Надежда, – и впечатляет. Допустим, я видела, куда вы закопали косметичку…