Глава 10
ВАТЕРКЛОЗЕТ
С самого утра Долорес Дмитриевна Журавлева не присела – все дела, заботы. Так всегда бывает по понедельникам после воскресного затишья: машина привозит рабочих, начинается новая трудовая неделя, и нет ни минуты покоя.
Переехать в Лесное и стать там консультантом реставрационных работ и хранителем будущей музейной экспозиции (которой пока еще не было и в помине) Долорес Дмитриевна согласилась после долгих мучительных раздумий и то лишь только из-за денег. По меркам Музейного фонда, где Долорес Дмитриевна бессменно трудилась почти двадцать лет, пятьсот долларов, положенные ей в качестве жалованья Салтыковым, были приличной суммой. Возраст Долорес Дмитриевны был самый опасный – предпенсионный. В Музейном фонде шли постоянные реорганизации и сокращения. Долорес Дмитриевну на работе ценили, да и подруга ее профессор Филологова никогда бы не дала ее тронуть, сократить – ее слово многое значило в научных кругах, однако…
Однако все было сложнее, чем казалось на первый взгляд. И когда все та же Филологова сообщила Долорес Дмитриевне о предложении Салтыкова, которого она хорошо знала еще по Парижу, куда неоднократно ездила в составе самых разных делегаций, она почти сразу же поставила вопрос ребром: «Дорогая моя, это предложение нам с тобой надо принять, одна без тебя я там не справлюсь».
Перспектива крутых перемен, переезда из Москвы в область и жизни в отреставрированной усадьбе, превращенной не то в загородный клуб, не то в отель-музей, вселила в сердце Долорес Дмитриевны сомнения и переживания, которых она доселе не знала. Она часто вспоминала, как работала вместе с Филологовой в усадьбе Поленово, в Пушкиногорье, завидуя в душе хранителям этих прославленных музеев, известным на всю страну ученым, постоянно выступающим по каналу «Культура».
Долорес Дмитриевна считала, что и ей тоже есть что сказать с телевизионного экрана о разумном, добром, вечном. Но в Лесном с его сумбурной и нескончаемой стройкой все было совсем не так, как в Поленове.
Сама не зная как, Долорес Дмитриевна с головой погрузилась в ненавистный быт, в мгновение ока превратившись из консультанта-хранителя в самую обычную экономку. Кроме проблем с реставрацией интерьеров и воссоздания первоначального облика усадьбы, на нее лавиной обрушились обязанности кухни, уборки, слежки за тем, чтобы рабочие не воровали и не лодырничали, чтобы из Коломны вовремя приходила машина с продуктами и бельем из прачечной, и многое другое, от чего по вечерам адски болела голова и подскакивало давление.
Наталья Павловна Филологова бытом в Лесном не занималась. Она умела себя поставить и одновременно соблюсти все приличия. Да и Салтыков, кажется, уважал ее больше и чутко прислушивался к ее мнению, потому что Наталья Павловна была ведущим специалистом по истории усадебно-парковой архитектуры восемнадцатого века. И знала фамильные хроники дворянских родов Салтыковых, Лыковых, Бибиковых, Бестужевых, Ягужинских, Меншиковых, Голицыных, Мещерских, Нарышкиных и Трубецких намного лучше и подробнее, чем все их разбросанные по свету, разобщенные революциями, эмиграциями и всеобщим отчуждением потомки.
А Долорес Дмитриевна была всегда лишь тенью своей подруги, да и по натуре – покладиста и безотказна. Когда из города приходила машина с продуктами, заказанными Денисом Григорьевичем Малявиным, ведавшим в Лесном не только стройкой, но и всеми повседневными бытовыми расходами, и оказывалось, что, как всегда в спешке, позабыли заказать свежий творог, сметану или яйца, Долорес Дмитриевна, не ропща, брала в руки сумку, надевала куртку и старые кроссовки и сама отправлялась в Воздвиженское в магазин пешком.
Да, все это было, конечно, хлопотно и обременительно. Но Долорес Дмитриевна успокаивала себя мыслью о главном преимуществе жизни в Лесном: под крылом Салтыкова она и ее обожаемый, росший с трех лет без отца сын Валя существовали практически на всем готовом. Ежемесячную зарплату в пятьсот долларов в этой глуши не на что было расходовать. И в результате для сына Вали (о себе Долорес Дмитриевна думала мало) постепенно накапливался какой-никакой капитал.
В этот, столь памятный для всех обитателей Лесного понедельник у Долорес Дмитриевны было много неотложных дел, но на панихиду в церковь по отцу Дмитрию она все же успела. На кладбище, правда, не пошла, вернулась домой, в Лесное, на попутной машине. Водитель запросил пятьдесят рублей, и всю дорогу Долорес Дмитриевна корила себя за эту бессмысленную трату: и полтинник – тоже деньги, пригодятся – дайте срок. А из церкви можно было бы и пешком дойти и на этом сэкономить.
Дома, к своему удивлению, она застала в жилом флигеле лишь Марину Ткач, а более никого.
Из парка доносился шум стройки – там снова начала работать украинская бригада. Шабашники прокладывали дренажные канавы. Инженерная гидросистема, снабжавшая некогда пруды и фонтаны Лесного свежей проточной водой, давно была разрушена, и с самой весны на территории усадьбы возникли немалые проблемы с грунтовыми водами.
Марина Аркадьевна Ткач – в Лесном с некоторых пор для всех уже просто Марина – сидела на диване в гостиной, курила и смотрела телевизор.
– Здравствуйте, – приветствовала она Долорес Дмитриевну. – Вот, приехала, стучу, зову, а никого нет. Двери открыты. Сижу, жду, кто появится в этом гостеприимном доме.
– А что, и Дениса Григорьевича нет? – спросила Долорес Дмитриевна.
– Нет. Он вроде бы в автохозяйство с утра собирался. Им тут какой-то насос потребовался срочно, машины с песком и экскаватор.
– Да уж, одними лопатами дренажные траншеи до белых мух ковырять можно. А что, и ребят тоже нет? Ни Алексея, ни Вали? – Долорес Дмитриевна подошла к окну, приподняла опущенную штору-маркизу. – Они, наверное, с рабочими в главном здании. А вы, Марина…
– Я заехала образцы обивочных тканей Роману Валерьяновичу показать, – быстро и внятно объяснила цель своего визита Ткач. – Специально в салоне забрала каталоги. Помните, еще в пятницу речь шла о тканях для обивки?
– Да, да, только это сам Роман Валерьянович хотел выбрать, лично. А он будет часам к четырем-пяти, не раньше, так сказал.
– Да? Он так сказал? – Марина пожала плечами. – А Денис говорил мне, что он будет весь день здесь.
Долорес Дмитриевна покосилась на собеседницу: ишь ты, здесь…
С некоторых пор в Лесном, на взгляд Долорес Дмитриевны, сложилась странная ситуация. Все это чувствовали, но не говорили об этом вслух. В мае, когда они только приехали и Салтыков нанял Дениса Малявина управляющим стройкой, вслед за ним в Лесном сразу же появилась и Марина Ткач. Появилась как близкая подруга, более того – гражданская жена Малявина.
Они жили вместе уже более трех лет. И, как слышала Долорес Дмитриевна досужие местные сплетни, именно эта красивая, самоуверенная и властная молодая женщина и стала главной причиной того, что собственный небольшой, но весьма успешный бизнес Малявина (кирпичный заводик в поселке «Луч») рухнул. У Марины, судя по всему, был алчный аппетит к жизни, которую, как она говорила, надо стараться прожить красиво, с блеском. Малявин полностью содержал ее, постоянно дарил ей дорогие подарки, а она умела их требовать и получать. Чем Марина Ткач занималась, помимо того, что помыкала влюбленным в нее Малявиным, для Долорес Дмитриевны было не ясно. Судя по всему, она получила приличное образование, была остра и резка в своих суждениях, имела привлекательную ухоженную внешность, отличную фигуру и хороший вкус. Малявин как-то обмолвился, что прежде она была актрисой в каком-то театре, но сама о себе Марина такого никогда не рассказывала.
В Лесное она буквально втерлась через Малявина и вскоре стала своей и даже начала энергично помогать во всех без разбора делах, постоянно и бесцеремонно вмешиваясь в самые разные вопросы, беспощадно командуя Малявиным, который ни в чем на словах никогда ей не противоречил.
Но дело было не только в этом. Долорес Дмитриевна, как и все остальные, вскоре смекнула, что Марина ездит в Лесное совсем не для того, чтобы бескорыстно из любви к самому процессу помогать своему безропотному сожителю. А затем, чтобы как можно чаще являть свою красоту, свои дорогие наряды, свои золотые русалочьи волосы, свой искусственный загар Роману Валерьяновичу Салтыкову.
Долорес Дмитриевна была в этом уверена так же твердо, как и в том, что и милейшая Анечка Лыкова, зачастившая в Лесное вместе со своим братом, делает это же самое тоже ради одного Салтыкова. Что ж, обеих женщин Долорес Дмитриевна понимала. Она и сама когда-то была страстно влюблена в своего бывшего мужа, отца Вали, бросившего ее ради молоденькой аспирантки.
В принципе, что скрывать, Салтыков был блестящей партией для обеих, такой, о которой они и мечтать-то не могли. В Лесном уже ни для кого не было секретом, что он разводится со своей женой. Та ни разу за все это время не побывала в России, а если и звонила Салтыкову из Парижа, то только по финансовым вопросам, связанным с расторжением брака.
Однако было во всей этой весьма житейской ситуации и нечто такое, что наблюдательную Долорес Дмитриевну крайне тревожило и даже пугало.
Долорес Дмитриевна снова выглянула в окно и увидела, как Валя идет вдоль фасада дома по направлению к флигелю. Через минуту хлопнула входная дверь. А еще через минуту на аллее показался желто-синий милицейский «уазик». Взвизгнув тормозами, он остановился у центрального подъезда усадьбы, и из него выпрыгнули двое крепких парней. Один из них в форме капитана милиции был начальник местного отделения Кулешов, которого Долорес Дмитриевна видела в Воздвиженском, где все знали всех. А вот второй, похожий на спортсмена, был Долорес Дмитриевне незнаком.
– Марина, к нам вроде милиция зачем-то, – воскликнула она. – Почему к нам? Неужели что-то опять случилось?
Марина достала из сумки телефон и быстро, в одно касание набрала номер. Долорес Дмитриевна догадалась, что она звонит Малявину – кому же еще в такой ситуации? Но телефон Малявина был отключен. Как отметила наблюдательная Долорес Дмитриевна, в последние недели это случалось что-то слишком часто.
Все утро понедельника Никита Колосов провел вместе с сотрудниками отдела убийств в Сбербанке в Бронницах и в пятом автобусном парке, обслуживавшем междугороднее сообщение на участке Бронницы – Воздвиженское – Старогряжск. Среди опрошенных сотрудников Сбербанка сразу трое кассиров-операторов, работавших в день убийства, опознали по фотографии в отце Дмитрии своего клиента и подтвердили, что он снял со счета деньги в сумме сорока трех тысяч рублей.
В Сбербанк, по показаниям свидетелей, отец Дмитрий пришел один, без спутников и покинул банк около 16.30. В автобусном парке Колосов разыскал водителя 214-го маршрута и контролера, вспомнивших священника среди пассажиров автобуса, ехавшего днем в Бронницы. Отыскали и водителя автобуса, который по расписанию должен был прибыть на остановку, где сошел отец Дмитрий, в 17.20. Но водитель показал, что из-за дождя и мокрого дорожного покрытия он в тот вечер в расписание не укладывался, опаздывая по всему маршруту в среднем на четверть часа. Священника он среди своих пассажиров не припоминал – по его словам, по вечерам автобусы идут битком набитые: народ возвращается с работы. По времени данные, полученные в ходе осмотра места происшествия и опроса сотрудников Сбербанка и водителей, в принципе совпадали. Но по-прежнему оставался невыясненным вопрос о неизвестном молодом спутнике отца Дмитрия, о котором говорил доктор Волков.
Когда Никита прибыл в отделение в Воздвиженское, он предложил Кулешову нанести визит в Лесное, чтобы детально допросить проживавших там Валентина Журавлева и Алексея Изумрудова. О том, что Катя побывала в эти выходные в Лесном, он еще не знал, потому что с утра даже не заезжал в главк, а отправился из Москвы прямо сюда.
Усадьба восемнадцатого века со всеми ее реконструкциями и строительными работами не произвела на него впечатления. Дом с допотопными коринфскими колоннами и два флигеля, несмотря на новую крышу, европейские окна и свежую штукатурку, воспринимался им все еще через призму размещавшейся там некогда психиатрической больницы. Подобные заведения Никите доводилось посещать по долгу службы, и ничего хорошего он там не видел.