Все изменилось, когда Дюкло фактически предсказал гибель в бою ближайшего сподвижника барона Врангеля – генерал-майора Бабиева. Он назвал место – хутор Шолохово, день и час. Все совпало. И вот тогда ясновидящим и его импресарио вплотную заинтересовалась контрразведка. В окружении Дюкло появился ротмистр Ипполит Фендриков. Он познакомил Отто Штуббе со звездой цыганского хора, бежавшего от большевиков, Лизаветой Абашкиной. Она стала любовницей Штуббе. Именно ее необузданный темперамент привнес в оккультные ритуалы, посвященные земному воплощению Озириса, сильную оргиастическую ноту. На ночных сборищах начал процветать откровенный разврат, а это, в свою очередь, привлекало все новых и новых последователей. Крым весной двадцатого года жил странной жизнью, – Головин помолчал. – Все было пропитано идеей апокалипсиса, предчувствием конца. Днем гадали – удержат или не удержат наши части Перекоп, ночью пили в кафешантанах. Никто не знал, что будет с ним завтра. Но ведь так хотелось знать! Поэтому шли к княжне Полине, где являл свои необычайные таланты этот белокурый болезненный мальчик с французской фамилией и темным происхождением… Его предсказания становились все более мрачными. Да и сам он, по отзывам очевидцев, сильно изменился. Тайная сила, что, казалось, жила в нем, хотела вырваться на волю. Иногда во время сеанса он впадал в глубокий обморок, иногда с ним случался сильнейший припадок. Во время него он так дико кричал, что рядом с ним было страшно находиться. Казалось, что человеческое горло не способно издавать такие жуткие звуки…
А потом произошло следующее. По слухам, с Арманом Дюкло захотел встретиться сам Петр Николаевич.
– Неужели барон Врангель? – спросил Мещерский.
– По одним слухам – лично он. По другим – кто-то из высших офицеров из его ближайшего окружения. Я склонен думать, – Головин поднял вверх указательный палец, – второе предположение более верное. Был июнь и где-то числа восемнадцатого… да, совершенно точно восемнадцатого июня Армана Дюкло и Отто Штуббе на машине с охраной повезли в Севастополь, где тогда располагалась ставка. Вместе с ними ехали трое офицеров штаба. В машине был еще и шофер. Кроме этого, была еще и охрана – по Крыму тогда было небезопасно передвигаться, даже в глубоком тылу. Охрану возглавлял ротмистр Фендриков. По пути произошло нечто непредвиденное – на дороге им попался полусгоревший автомобиль. Оказалось, что на нем с Чонгара в ставку ехал с секретным донесением полковник Аркадий Неверовский, которого сопровождал адъютант Викентий Мамонов. Они попали в засаду, и были обстреляны какой-то конной бандой, их немало тогда гуляло по степи. Мамонов не пострадал, а вот Аркадий Неверовский получил четыре пулевых ранения в грудь. В тот момент, когда их обнаружил отряд Фендрикова, Неверовский был в крайне тяжелом состоянии. Его тут же положили в машину – из-за чего Отто Штуббе даже пришлось пересесть на коня, которого отдал ему казак из конвоя. Надежд на то, что они довезут раненого до госпиталя, было мало – Неверовский истекал кровью. Он был в сознании, исступленно кричал, что не хочет умирать, просил, умолял, чтобы чаша сия его миновала. В автомобиле он находился рядом с Дюкло.
В районе станицы Белокаменской они увидели на горизонте грозовую тучу. Надо заметить, что день был необычайно ясным, жарким. А тут вдруг откуда ни возьмись – гроза. Ну, морской климат капризен, – Головин снова ненадолго умолк. – Что это могло быть, как не очередной сюрприз погоды? Мда… Правда, есть и иная точка зрения на этот счет. Но я не рискну ее озвучить. Итак, их накрыло грозовое облако. И все произошло в какие-то доли секунды. Дождя не было. А вот молния была. Сильнейшая вспышка – ослепительный зигзаг, который и ударил прямо в автомобиль…
Мещерский при этих словах подался в кресле вперед. Мысль пронеслась: «Вот сейчас он скажет такое… И я ему не поверю. Не смогу поверить, потому что…»
– Надо воочию представить себе, как и где это произошло, – голос Головина звучал тихо. – Они ехали по открытой степи, шла гроза, автомобиль изначально являлся хорошим проводником электричества, так что вполне объяснимо с точки зрения науки, почему молния ударила именно в него. Но… странно было другое.
– Что другое? – так же тихо спросил Мещерский.
– Охрана из казаков была оглушена взрывом, все попадала с лошадей, однако не пострадали. Фендриков, Мамонов и Отто Штуббе остались живы. Когда все немного опомнились и бросились к автомобилю, то увидели, что молния поразила всех, кто в нем находился: трое офицеров штаба и шофер были мертвы. Мертв был и Арман Дюкло. Его и Аркадия Неверовского при взрыве выбросило из салона. Тело Дюкло как бы прикрыло Неверовского собой. Его тоже сгоряча сочли мертвым – он ведь и так был не жилец из-за своих смертельных ранений. Но неожиданно он застонал и пошевелился. Его кинулись осматривать и – всех снова как громом поразило: на его теле больше не было ни единой раны . Четыре дырочки от пуль остались только на его офицерском кителе, а тело было чисто. Пулевые ранения словно в мгновение ока зарубцевались и пропали. От них не осталось даже следа. Только кровь на бинтах…
В гостиной воцарилась тишина. Мещерский не знал, что сказать. Он не верил.
– И вот там, в этом диком поле, в этой крымской степи у покореженного автомобиля и родилась эта страшная, фанатичная вера в… невероятное, – голос Головина дрогнул. – Они уверовали в то, что тело Армана Дюкло, а точнее то, что существовало в земной его оболочке, в момент удара молнии обрело могущественную силу, и сила эта исполнила желание Аркадия Неверовского. Он хотел жить. Это было последнее, о чем он думал, перед тем как ударил разряд. И он был жив. Он стал первым уверовавшим в чудо. И в будущем у останков Дюкло не было более фанатичного и ревностного хранителя. Отто Штуббе объявил, что свершился великий тайный ритуал перехода, потребовавший четыре бескровные жертвы. Трое офицеров и шофер умерли, для того, чтобы сила, заточенная в теле Армана Дюкло, обрела новое могущественное качество талисмана, исполнителя желаний.
– Исполнителя желаний? Но как же такое может быть? Как они в это поверили? – не выдержал Мещерский.
– На их глазах умирающий, простреленный четырьмя пулями человек встал и пошел как ни в чем не бывало, – тихо ответил Головин. – Случись такое на ваших глазах, вы, юноша, тоже изменили бы свой взгляд на мир.
– Но все это могло быть грандиозной мистификацией!
– Да, именно так потом об этом и говорили – мистификация, обман… В темные чудеса так же трудно поверить, как и в светлые, божественные… А это чудо в степи было истинно темным. Черным чудом, потребовавшим человеческого жертвоприношения.
Отто Штуббе, Мамонов, Фендриков и Неверовский вместе с телом Дюкло сразу же вернулись в Ялту. Отто Штуббе объявил о начале новой великой эры Июньской Жатвы. Видимо, в этот период – где-то в двадцатых числах июня – на тайном собрании посвященных и был сделан этот поразительный снимок. Тело Дюкло готовили по оккультному ритуалу к вечности. Его теперь именовали не иначе как Колосом, сжатым небесным Серпом, вечно возрождающимся, победившим смерть, исполняющим желания. Фактически Штуббе пытался создать новое оккультное учение. И судя по этому снимку, в последователях у него не было недостатка, – Головин смотрел на фотографию. – Один взгляд на живого-невредимого полковника Неверовского, который теперь именовался Стражем, убеждал многих. Но все это оккультное действо, все это богохульство продолжалось недолго. В октябре Крым был на пороге сдачи. Все думали только о своем спасении, об эвакуации. Неверовский, Штуббе, Мамонов и Фендриков пытались во что бы то ни стало сохранить и вывезти за границу свою драгоценную темную реликвию.
– Они что, хотели вывезти труп? – спросил Мещерский.
– Я уже сказал: тело Дюкло было подготовлено к вечности. По оккультному ритуалу его освободили от бренной плоти. Кости сложили в ковчег. Штуббе утверждал, что ему во время сеанса открылось: реликвия исполнит любое, самое невероятное, самое несбыточное желание – после того, как будет принесена новая щедрая человеческая жертва, новая бескровная гекатомба. По слухам, ротмистр Фендриков хотел принести в жертву четверых пленных красноармейцев, его заветным желанием было уничтожение большевизма. Он верил, что реликвия выполнит его желание. Но… тут в дело вмешался, как говорится, чисто человеческий фактор. Отто Штуббе не собирался тратить мощь новообретенного талисмана на какую-то там пошлую политику. С Крымом, с нашей армией было покончено. А у него на реликвию были свои виды – для начала он хотел вывезти ее на корабле за границу. Фендриков с пеной у рта настаивал на своем желании, в нем горел безумный патриотизм. Он готов был драться, чтобы завладеть телом Дюкло. Штуббе, Мамонов и Неверовский, чтобы избавиться от его домогательств, убили его. В ноябре Крым был сдан. Началась дикая резня. Все разом покатилось под откос. Они втроем пытались бежать. И тут неожиданно пропал Отто Штуббе.
– Как пропал? Его тоже убили? – воскликнул Мещерский.
– Никто не знает, что произошло. По слухам, именно Отто Штуббе договорился с турецкими контрабандистами, чтобы те прислали катер и вывезли его, Мамонова и Неверовского вместе с их драгоценным сокровищем в Синоп. Он должен был встретить катер в бухте, но разразился шторм. После шторма не было ни турецкого катера, ни самого медиума… Он бесследно исчез.
– Может быть, он уплыл в Турцию?
– Без реликвии? Бросив ее на произвол судьбы? Не думаю, – Головин вздохнул.
– Тогда, наверное, он утонул во время шторма!
– Возможно, Мамонов и Неверовский так и подумали. Да и вообще, какое им было дело до этого странного немца, который сначала неизвестно откуда появился, потом неизвестно куда пропал…
– Странный немец, который сначала появляется, а потом пропадает как по волшебству – это по преданию сам дьявол, – усмехнулся Мещерский. – Этот Штуббе часом не хромал, а?
– Об этом наша история умалчивает. Одно скажу – Крым в то время, страшное, окаянное время, был истинным адом, так что… одним словом… – Головин махнул рукой и умолк. – Об остальном известно немного. Неверовский и Мамонов пытались вырваться из страны через Батум. Сесть на пароход им не удалось. Они скрывались – сначала на Дону, потом какими-то путями пробрались в Москву. Во время скитаний они спрятали реликвию в каком-то надежном месте. Возить ее с собой было небезопасно – им постоянно грозил арест, как бывшим офицерам-врангелевцам. Кстати, это самое место, что вы называли – кладбище в Мамоново-Дальнем… Известно, что родственники Мамонова незадолго до революции купили старинное имение под Москвой…
В конце концов, их пути волей судьбы разошлись – Аркадий Неверовский тяжело заболел тифом, а Мамонова арестовало ЧК. Он бежал, его преследовали. Каким-то чудом ему удалось перейти польскую границу. Весной 21-го года он был в Варшаве, потом уехал в Париж. Я знал людей, которые в молодости видели его. Странное впечатление производил этот человек – бывший блестящий адъютант, гвардеец. Он предпринимал неоднократные попытки нелегально вернуться в Россию. У него на это была веская причина. Но все эти попытки оканчивались крахом. Наверное, еще более странное впечатление производил Аркадий Неверовский, если он, конечно, не умер от тифа. О его судьбе мне ничего неизвестно. Но фактически после того, как Мамонов, бросив все, вынужден был бежать от ЧК, именно он оставался последним хранителем и стражем останков Армана Дюкло.
– А у Неверовского были дети, родственники? – спросил Мещерский.
– Я не знаю. По крайней мере, ни во Франции, ни в Чехии, ни в Белграде, ни в Берлине среди эмигрантов таковых не существовало. Но если они все-таки были, – Головин пытливо посмотрел на собеседника, – их следы вам лучше искать на нашей с вами бедной, многострадальной родине.
– И следы останков Армана Дюкло?
Головин молчал.
– Владимир Всеволодович, вы что, действительно верите, что эти старые кости могут исполнить чье-то желание? – не выдержал Мещерский.
– Помните миф о Медузе? Перед тем как окончательно низвергнуться в Тартар, она в последний раз пыталась навредить миру, породив смерть.
– Голова мертвой Медузы Горгоны сразила чудовище.
– Вы сказали, что были убиты четверо. Причем без пролития крови…
– Вы считаете, что это было не что иное как…
– Речь сейчас не обо мне, – старик покачал головой. – Возможно, это там, у вас кто-то исступленно верит, что он нашел способ, чтобы стать всемогущим. Интересно, знает ли он или они, эти люди, что это может быть всего только одно желание, которое на всех не поделишь?
Говорят, последняя фраза особенно врезается в память – Сергей Мещерский повторял про себя последнюю фразу графа Головина, когда шел по Карлову мосту над ночной Влтавой. Казалось, старик вложил в нее некий особый смысл, который стоило серьезно обдумать.
ГЛАВА 29
МОНАСТЫРЬ
– Дай хоть взглянуть на эту фотографию, – сказал Никита Колосов.
Самолет снова взлетел и опять приземлился. Сергея Мещерского в Шереметьево-2 встречала целая делегация: Катя, Анфиса и начальник «убойного» отдела.
– Здравствуйте, друзья, – светло приветствовал он Мещерского и Кои затем произнес эпохальную фразу про фото. Удивительно, но факт: он единственный из всех до сих пор не видел его. Только слышал – в устном пересказе Кати и Мещерского, прямо среди ночи заполошно позвонившего на колосовский мобильник из Праги.
Дело происходило прямо в зале прилета у транспортера с багажом. На губах Мещерского все еще был горький вкус чешского пива.
– Ни хрена себе, – констатировал Колосов, разглядывая старое фото, на котором мертвый Арман Дюкло стартовал в легенду.
– Я не понимаю, как во все это можно серьезно верить, – фыркнула Анфиса.
– Все дело в том, Анфиса Мироновна, что они, – Колосов произнес это словечко с непередаваемой интонацией, – верят во все это всерьез. Убийства – разве это не доказательство серьезности?
– Кажется, в Америке лет десять назад была секта, члены которой всерьез верили в то, что они – пришельцы с других планет. И за ними вот-вот прилетит космический крейсер, – сказала Катя. – Прошла комета, и лидер секты объявил, что в хвосте ее скрывается долгожданный корабль. Все приготовились к посадке на борт. Когда на виллу, где жили сектанты, ворвалась полиция, все члены секты были мертвы – лежали в своих постелях с пластиковыми мешками на головах. Они отравились барбитуратами, фанатично веря, что смерть – это простой переход в новое космическое, инопланетное качество. Эта секта существовала много лет. Обыватели считали сектантов чудаками – они ходили строем на фильмы про пришельцев и звездные войны. А чудаки взяли и подтвердили свою веру смертью.
– Фанатики, – Анфиса из-за плеча Колосова смотрела на фото. – А эти наши-то, они действительно убеждены, что…
– Сережа, милый, расскажи нам снова и все по порядку, – взмолилась Катя, – а то по телефону из Праги – какой-то сумбур.
– Пошли в бар, – сказал Колосов. – Между прочим, у меня тоже есть новость.
Сидели, слушали. Мещерский – с «устатка» – рейс все-таки, взлет-приземление – хватил рюмашку для вдохновения и красноречия. Колосов составить ему компанию отказался – на то у него имелись причины, нужна была трезвая голова.
– Невероятно! – раз пятнадцать воскликнула Анфиса.
– Надо сделать скидку на то, что графу Головину – под девяносто, – осторожно заметила Катя, когда Мещерский рассказал все. – Он воспринимает эту историю слишком реально, хотя сам при тех событиях в Крыму не присутствовал. Вообще в двадцатом году он еще был так мал, что…
– А я ему верю, – бухнул Мещерский. – Вернее, я бы очень хотел не верить, но… Он мне сказал – дело не в нашей вере, в их… А судя по их поступкам – эти самые они, о которых мы до сих пор так мало знаем, верят, что… – он запнулся, махнул рукой.
– А я не поняла: этот Арман Дюкло – этот мальчишка-ясновидящий, он кто же такой был на самом деле? – спросила Анфиса.
Все молчали.
– Старик тебе сказал напоследок… – Колосов положил фото в карман, – что-то про то, что по легенде прах этого Дюкло исполнит только одно желание. Да? Чье-то одно? И, мол, знают ли про это самое они?
– Да, смысл был примерно такой, – Мещерский кивнул.
– А по Зотовой, что напала на Анфису, этого никак не скажешь. Она фанатично верит, что ее желание исполнится, – заметила Катя.
– Именно ее? – спросил Колосов.
– А вот мне показалось, что она верит вообще, что исполнятся желания всех ее соратников… всех, кого она нам… то есть вам так упорно не называет, – тихо заметила Анфиса.
– Пустой какой-то разговор у нас получается, – хмыкнул Колосов. – О том, чего нет и быть не может.
– Но ведь Поповы что-то нашли на кладбище в Мамоново-Дальнем, ты сам это говорил! – воскликнула Катя. – Они что-то забрали оттуда. И хотели с этим бежать. И за это их так дерзко и так жестоко прикончили.