Ира погрозила ей пальцем.
– А почему вы ему так подчинялись, Миша? – спросила она серьезно. – Почему отдавали все, что в палатках брали?
Мальчишка по имени Миша молчал, ковыряя пальцем джинсы на коленке.
– Так он же псих, – буркнул он нехотя. – Он нам с самого первого раза сказал: я в дурдоме свой, у меня справка. Глаза вот вам выдавлю, кишки из вас выпущу – а мне за это ничего не будет. Только на коечку снова уложат, укольчики поколят, а потом снова отпустят. А вы всю жизнь после меня не мужики будете!
Катя напрягла слух: что этот недомерок плетет такое?
– Та-ак, не мужики… Ты, я вижу, Миша, личность взрослая, просвещенная, – Ира говорила веско и внушительно. – Значит, Богомол запугивал вас своей справкой из психдиспансера и заставлял под угрозой расправы совершать кражи. А что еще он делал?
Мальчишка наклонился низко, уперся взглядом в свои кроссовки.
– Я уже этим вашим… ну… сказал я уже…
– Тебе он что-нибудь предлагал делать?
– Не-а… показывал только… Говорил, если что – тогда вот где вы у меня будете… поимею, мол, во все дыры. Он же псих – подкараулит где-нибудь! Говори потом, что ты не… – мальчишка заливался краской все гуще.
– Эксгибиционист чертов, – шепнула Ира Кате. – Сейчас они в розыске ему покажут кузькину мать.
– А того мальчишку, ну, «юркого», вы к Богомолу не водили? – спросила Катя.
– Не-а.
– А случайно, как думаешь, не мог он на него наткнуться… на свалке, например?
«Бейсболка», сойдя со скользкой темы, оживилась:
– А чего? Конечно! Богомол-то по ночам, если не нажрется, то, как упырь, бродит. Бессонница у него, говорит…
– Вполне могло случиться, что Стасик попался в лапы к этому развратному алкашу, – сказала Ира, когда мальчишку увел к себе в кабинет один из инспекторов по делам несовершеннолетних. – Прозвище-то у него какое – Богомол!
– Интересно поглазеть, как Сергеев и Селезнев с ним там сейчас беседуют, – заметила Катя.
Ира только зловеще усмехнулась.
Они посидели, подождали. Катя, сгорая от нетерпения, хотела было уже идти в розыск: авось там дверь прикрыта неплотно! Но тут Саша Сергеев пришел в их кабинет сам. И был он хмурый и мрачный.
– Ну что, признался Богомол? – спросила его Катя в лоб.
– В чем? А… а вы откуда его кличку знаете?
– Мы все знаем, – Ира облокотилась о машинку. – Ну, убийство Стасика – его рук дело?
Сергеев тяжко вздохнул. Катя видела по телевизору, как в передаче в «Мире животных» так вздыхают африканские буйволы перед тем, как погрузиться в прохладные воды озера Танганьика. Но тут озера не было – были лишь тесный, заставленный вещдоками кабинет да старенький стул. Сергеев плюхнулся на него, заставив угрожающе заскрипеть.
– Мы его пока на тридцать суток по указу задержим. Забьем в камеру как «бээмжэ». Пусть внизу посидит-подумает, может, что припомнит. Соучастие в кражах и 210-я статья у него на лбу отпечатаны – вовлечение несовершеннолетних, да…
– Да развратные действия прибавь, – продолжила Ира. – А убийство?
– Уперся пока рогом. Не я – и все. Ну ладно, пусть пока посидит. Времени впереди много.
– А он действительно ненормальный? – спросила Катя.
– Психопат. В справке, что он всем под нос тычет, записана только психопатия. С этим диагнозом живут по сто лет и все дурачками прикидываются, а сами нормальней нас с вами.
Катя видела: Саша ни в чем уже не уверен. С момента, когда он рапортовал в трубку, что «похоже, взяли», прошло всего два часа, а тон его уже изменился. Синяк, видно, оказался парнем тертым, да еще и справка эта из психдиспансера…
– Саш, там ведь есть такая экспертиза… по микрочастицам… – сказала она робко.
– Дождь шел, Катюша. – Начальник розыска дотянулся до чайника и налил себе холодного чая в фаянсовый бокал. – Пообедать, значит, мы так и не успели… После убийства шел дождь, поняла? Все смыло. Все следы. Все, кроме крови его… Богомола я этого, конечно, догола раздену, ей-Богу. Всю его рваную рухлядь, ту, что на нем, и все шмотки, что в логове его в подвале отыщем, повезем на биологическую экспертизу. Хотя… – он как-то безнадежно махнул рукой.
– Признание, Саша, давно уже не царица доказательств, – назидательно заметила Гречко. – Мне, как следователю, да и Зайцеву в прокуратуре, все эти ваши любимые чистосердечные не нужны. Ты, милый мой, доки ищи. Доки по делу. Вещественные.
Сергеев усмехнулся.
– Одно меня, девочки, радует, – молвил он напоследок. – Алиби у Богомола – гражданина Синеухова Тимофея Борисовича – на ту ночь нет, как он ни вертелся там у нас ужом, а ничего путного не придумал – раньше надо было сочинять. И со Стасиком пути его пересечься вполне могли. Ведь в киоск-то на Победе, по всему видно, этот малец лазил. Лазил он, царствие ему небесное, хотя и двумя днями раньше.
Глава 14 СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ БРАТ…
Вот и среда прошла – жаркая, шумная, суетная. Еще один день лета угас вместе с последними лучами заката…
Катя стояла у окна и смотрела на набережную, на тенистый парк за Москвой-рекой. Час назад Кравченко сотоварищи привезли ее домой, а сами…
– Не жди меня, мама, хорошего сына, твой сын не такой, как был всегда! – пропел Вадька и отсигналил ей на прощание. Он, Мещерский, Павлов и Караваев собирались основательно сполоснуть дачу.
Дом в Братеевке понравился всем: две комнаты с мансардой и террасой, со всем барахлом – даже пианино было, старое, расстроенное, и дребезжащий холодильник «Минск». И печка там имелась роскошная, дров только было маловато. Но дни стояли такие, что в дровах вряд ли бы возникла потребность.
– Виктор, да на такой даче раскладушку сразу надо под яблоньку и кверху брюхом. И целый день в облака вперяться. И чтобы ни-как-ких! – гудел Кравченко, путешествуя по заросшему травой участку, поминутно наклоняясь сорвать с кустов крыжовника и малины ягоды для Чен Э. – Эх, мамочка моя, нам, что ль, с Серегой к тебе присоединиться?
– А что, ребята? Серьезно, давайте, а? – оживлялся Леша Караваев, выполнявший роль дачного гида и радушного хозяина. – У яхт-клуба еще одна фазенда сдается, могу посодействовать. И Катюша бы здесь отдохнула, и мы бы с Ирой вас навещали.
«Главное, ты-то с Ирой, – думала Катя ехидно. – Неизвестно только, пришлось бы Ирке по вкусу твое общество, милый Леша».
Переезжать в Братеевку замыслили в субботу, а пока…
– Ребенку спать пора, куда вы его с собой тащите! – пыталась урезонить Катя разгулявшихся приятелей.
– Никто его с собой не тащит. Там соседка имеется, бабка – Божий одуванчик, верно, Вить? – отбивался от нее Кравченко.
Павлов только улыбался:
– Да ничего, мы его сейчас домой отвезем, правда, партизан? Я его баиньки уложу, а тетя Вера – соседка с ним посидит. Мы часто так поступаем, он привык. И вообще он у меня – мужчина храбрый, как и подобает воину Поднебесной.
Чен Э, усталый и сонный, возражать и не думал.
«А ты, брат Витя, тоже выпить не дурак, – думала Катя, глядя вслед «Жигулям», уносившим всю компанию на квартиру к Мещерскому. – Ясно, почему в институте ты первый парень был. Ну, Вадьку-то сегодня ждать, конечно, нечего. Представляю, как они налижутся там! А все господин В.А. И Сережку с пути сбивает. Когда работает – пить не может, телохранитель, тоже мне. Режим соблюдает, а чуть вырвется на волю – тут же пар начинает выпускать. И так выпускает, что… Но ребенок-то бедный! Бросят его сейчас на какую-то старуху, а сами… Мужики! Нет, холостякам усыновлять детей маленьких просто вредно. Только ребенка испортят», – такие вот сбивчивые и едкие мысли точили Катю, пока она смотрела из окна своей квартиры. Но вот она вздохнула, улыбнулась и…
БОГ С НИМИ. Пусть делают что хотят. Мужики. Их все равно не переделаешь. Так чего себе нервы портить?
Она направилась в ванную, открыла воду, щедро налила персиковой пены, разделась перед большим зеркалом и бултыхнулась в теплые душистые воды. Благодать! Тишина, покой, одиночество. Да здравствует одиночество!
Катя обожала вот так мокнуть в ванне. Часами могла лежать, читать книжку, красить ногти лаком, просто размышлять. Ведь даже самой великой Агате Кристи, как рассказывают, именно в ваннах и бассейнах приходили на ум сюжеты ее детективов. Что ж, ясно почему – кровообращение в теплой воде улучшается, серое вещество начинает шевелиться. Ну, вот пусть и у нас тоже шевелится…
«Итак, – Катя повернулась поудобнее, выплеснув на кафельный пол целый поток розовой пены, – день нынешний кое-что принес. Дело Стасика Кораблина со скрипом, но все же сдвинулось с мертвой точки. Происшествие с «синяком», точнее, гражданином Синеуховым, дало надежду на установление местопребывания мальчика в ночь с пятницы на субботу, вернее, в какой-то период этой долгой ночи, когда он лазил с местной шпаной в газетный киоск на улице Победы. Ну положим, ушло у него на это полчаса. А до кражи он, как утверждают мальчишки, околачивался на Новаторах. Катя знала это место – там летом тусовались разные местные малолетки от десяти до четырнадцати: ловили головастиков в карьере, менялись фантиками от жевательной резинки, порой совершали дерзкие и опустошительные набеги на сады и огороды соседней Братеевки. В общем, там ребятки проводили время, и Стасик, видимо, там не скучал, но… Все дело-то в том, что до Новаторов он находился вне дома целых три дня, а после Новаторов и кражи еще целые сутки – последние в его жизни. И просто необходимо было точно установить, где он бродил, что делал и с кем виделся, а главное – надо было точно узнать, кто стал его спутником в ту последнюю ночь перед проливным дождем, когда мальчик почему-то забрел на свалку».
Катя вспоминала, как они с Ирой наведались в гости к Жуку – Кеше Жукову – молодому человеку одиннадцати с половиной лет, рыжему, веснушчатому, развязному и лихому обитателю семнадцатой квартиры седьмого дома по Речной улице.
– Я с Катей к малышу пойду, – сказала Ира Сергееву, когда он наконец-то изъявил желание отправиться туда, куда они так долго собирались. – Я сейчас свободна, помогу подружке. Мы с Катюшей хорошо с детьми ладим. А ты, Саня, со своими оперативными замашками еще спугнешь нам младенца.
Сергеев проворчал, что, мол, «полегче насчет оперативных замашек… профессиональную честь задеваете…», но согласился с Ирой легко и быстро. В данный момент его занимало задержание Синеухова. В логове «синяка» требовалось срочно провести обыск и выемку предметов одежды. Но сначала надо было получить на это санкцию прокурора, успев шлепнуть круглую печать прокуратуры на желтенький бланк протокола обыска до конца рабочего дня.
Младенец Кеша оказался дома и лично открыл дверь.
– Здорово! Это вы, значит, – протянул он разочарованно и пискливо. – А что же… Мне вон бабка сказала, мужик с пистолетом придет. Я жду сижу, как рейнджер, думаю, будет, а вы…
Девушки молча разглядывали Жука.
– М-да, – Ира только покачала головой. – Мы не рейнджеры, Кеш. Мы следователи.
– Из милиции? – спросил он подозрительно.
– Из нее самой.
Иннокентий Жуков как две капли воды походил на вождя краснокожих: от крупных веснушек до всклокоченных вихров цвета детской неожиданности, от цепких исцарапанных рук – ухватистых грабелек до золотисто-карих глазок-буравчиков, хитрющих и ярких, словно топазы.
Виски у него были выбриты под панка. На тонких загорелых запястьях красовались синие шерстяные напульсники. С красной застиранной майки томно улыбалась полуобнаженная Мерилин Монро, джинсы щеголяли декоративными заплатами, а кроссовки были наимоднейшие – с батарейками и сигнальными огоньками на задниках.
А кроме всего этого, на щеке у младенца Кеши наметанный Катин глаз быстро углядел след женской губной помады цвета «Gold brushed pink».
– Вы насчет Стаськи? Насчет Зеленого? А я знаю, кто его убил, – с ходу выдал этот стильный малыш и важно подбоченился. – А я знаю. Ясно вам?
– Это очень интересно, Кеша. Мы все внимательно выслушаем. Но ты позволишь нам прежде войти? – осведомилась Катя.
– Заваливайте!
Последовав столь гостеприимному приглашению, они вошли в квартиру Жуковых. Обстановка там была добротная, хотя и хаотическая: слишком много телефонов, плейеров, наушников и кассет. С кухни, где явно что-то пригорело, тут же выглянула сморщенная старушка – глухая, как тетерев. Ире пришлось долго кричать ей в самое ухо о том, кто они такие и зачем пожаловали.
А в комнате работал видик: грохотали и палили из кольтов дурацкие «Братья Блюз».
Кеша плюхнулся в кресло, поджал ножки калачиком и потянулся к пульту.
– Вы кто по званию? – спросил он строгим генеральским тоном.
– Капитаны, – ответила Катя смиренно.
– Палить приходилось?
– Приходилось, – она приврала насчет себя, но не насчет Иры.
– Как тетке из ЦРУ из «Конго»?
– Ну, у нее, кажется, лазер был, да? У нас на вооружении такой ерунды не водится. Есть более солидные вещи.
Жук мигнул, вздохнул.
– А что это у тебя на щеке, – в свою очередь, перешла в наступление Катя, – краска акварельная?
– Это? – Жук тыльной стороной ладошки небрежно стер помаду. – А это мы с одной тут лизались до вашего прихода. Любовница моя это.
Катя растерянно взглянула на Иру, но та только усмехнулась. Она вообще говорила мало, с интересом наблюдая за мальчишкой.
– С девочкой, значит, дружишь, это хорошо, – похвалила Катя.
– Да ничего, – согласился Жук просто. – Только дура она набитая. Визжит все время и всего боится. Гусениц боится, ос боится, на «борде» кататься боится, рэп танцевать не умеет. Я ее брошу, пожалуй. Наверное, прямо завтра.
– А Стасик с кем из девочек дружил? – быстро спросила Катя.
– Ни с кем, Зеленый он, – Жук поправил напульсник. – В подвале, как дикий, все в углу сидел.
– Вы, значит, в подвал с ним ходили? В какой подвал?
– Там есть один, – мальчишка уклонился от названия точного адреса. – Да нас ваши менты разгоняли уж сколько раз! Придут как дураки с фонарями, помигают-помигают: «А чегой-то вы тут делаете, а?» А мы там время проводим, музыку слушаем. «А зачем это вам одеяла?» И бац – приходим на следующий день, а дверь уже заколотили и замок здоровенный навесили. И опять, как дикий, в подъезде торчи.
– Да, как белому человеку в подвале удобнее, – согласилась Катя.
– Ну!
– Кеш, ты, я вижу, человек взрослый и самостоятельный, – она говорила как можно серьезнее. – Знаешь уже про Стасика все. Так вот, я хочу тебя спросить как умного и взрослого: а что ты сам обо всем этом деле думаешь?
Жук подался вперед, недоверчиво взглянул на собеседницу.
– Я ж сказал: знаю я, кто Стаську кончил.
Тут Ира пошевелилась нетерпеливо и спросила:
– Кеш, а где брат твой?
Мальчик только пожал плечами.
– Он что, домой не является?
– Когда как. Утром вроде был.
– А где же его вечером чаще всего застать можно?
– На Арбате, в Москве, на Канатчиках, в яхт-клубе тоже, да мало ли!
– Он что, не работает?
– Так ему ж в армию осенью идти. А там Чечня – секир башка, – Жук говорил все это как бы между прочим, небрежно и отрывисто, но было заметно, что тема эта для него больная. – Вот он и гуляет, пока молодой. Гу-ляй, пока ма-ла-дой, – пропел он, отбивая ритм кроссовкой, на которой замигал алый огонек. – А потом он – байкер. А байкеры знаете кто?
– Ну это которые на мотоциклах…
– Это Свободный Народ. А Свободному Народу нечерта слушать чужих. Так и Акела говорит.
– Акела? Волк из «Маугли»? – спросила удивленно Ира.
Жук только ухмыльнулся и запел:
– Гуляй, пока ма-ла-дой…
– Кеш, а у твоего брата какое прозвище среди Свободного Народа? – быстро спросила Катя, она кое-что начинала понимать.
– Чиль.
– Это, кажется, коршун, что Маугли помогал?
– Ага. Зоркий Глаз.
– А тебя что же Жуком зовут?
– Через год перестанут.
– А почему?
– А потому что мой срок подойдет. Меня в стаю примут.
– Инаугурация, значит… А Стасик хотел, чтобы его в стаю приняли?