— У меня будет обыск?
— Да, — подтвердил майор. — А что делать? Мы и с офицерами побеседуем. Не допрашивать их будем, а побеседуем, как положено.
Мансур выглядел по-настоящему подавленным:
— Что мне сейчас делать?
Полковник задумался, покручивая ус. Потом сказал:
— Официально ты будешь считаться в отпуске. Заставу пока примет твой заместитель, Клейменов.
— А могу ли я, учитывая военную опасность, остаться на заставе?
— Как раз, учитывая опасность… — начал было Адамов, однако полковник решительно прервал его, сказав Мансуру:
— Под мою ответственность — можешь.
Такой выпад начальника штаба не понравился майору, тем не менее он сделал хорошую мину при плохой игре, фальшиво сказав:
— В конце концов, ничего не найдем, и опять все будет нормально.
— Нормально уже никогда не будет, — не слишком доброжелательно ответил Мансур осипшим от волнения голосом.
— Да ладно тебе, капитан! — с наигранной бодростью воскликнул полковник. — Не раскисай. Где наша не пропадала! Поверь, мне сейчас не лучше, чем тебе. И Борису Борисовичу тоже несладко.
Адамов кивнул:
— Да уж. Поверь, никто тебе зла не желает.
Его слова прозвучали не столь искренне, как у полковника.
— Откуда же оно тогда берется, зло? — посмотрел на майора Мансур.
— Об этом ты Аллаха спроси, — хохотнул тот. — Ты же у нас, капитан, мусульманин. Причем единственный.
«Куда же могли деться эти двое?» — недоумевал Ратников. Пограничники уже битый час прочесывали окрестность и пока безрезультатно. Даже намека нет на какое-либо присутствие посторонних.
Чтобы сбить инерцию невезения, лейтенант устроил привал. Пусть ребята подкрепятся и чуток отдохнут. Собаку тоже покормить нужно. Лейтенант решил посоветоваться по поводу дальнейшего маршрута с опытным Рахимовым, и тот безапелляционно заявил:
— За этой горой встретим спецназ. Или даже раньше, если они быстро идут.
— А куда же эти двое делись?
На этот вопрос у сержанта тоже были два варианта ответа:
— В щель какую-нибудь заползли. Или проскочили. Бывает.
— Но ведь душман сказал, что они только что прошли.
— У «духа» уже не спросишь. Мало ли что он там сболтнул. Если начальство прикажет искать сутки — сутки и будем искать.
Лейтенант кивнул на боковую тропу, уходящую к вершинам скалистой гряды.
— А эта тропа куда ведет? Может, там поискать?
— Жердев объяснял, что это тропа в никуда. Там скалы над дорогой. Спуститься вообще нельзя.
— Альпинисты везде спускаются. Вдруг они из той породы?
— Этого мало. Там не только люди, есть и машины. С воздуха тоже заметить могут.
Словно подтверждая его слова, неподалеку над вершинами пролетел вертолет. Подошел Раимджанов с овчаркой. Услышав окончание разговора лейтенанта и сержанта, он предложил пойти по загадочной тропе с Шерифом. Если там были чужаки, собака почует.
Ратникову предложение понравилось. Договорились, что он и Раимджанов с собакой пойдут вверх по «тропе в никуда». А Рахимов с двумя бойцами отправится нижней тропой.
Из штаба погранотряда Мансур вышел, как сомнамбула. Пошел прямо, натолкнулся на какого-то старика, чуть не сбил беднягу с ног. Тот принялся возмущенно выговаривать, но капитан, даже не извинившись, пошел дальше. Вскоре нос к носу столкнулся с Касьяном. Тот был в курсе аскеровских неприятностей. Он посочувствовал Мансуру, однако, и честь мундира защитил:
— А ты чего ожидал? Чего-нибудь другого? Нет, брат. Контрразведка обязана подозревать всех и каждого, невзирая на заслуги. Служба такая.
— Спасибо, друг, ты очень меня утешил.
— Да будет тебе известно, Мансур, у контрразведчиков нет друзей. И они никого не утешают.
— Вот те раз! Может, мне вообще с тобой не разговаривать?
— Я тебя призываю думать, а не психовать и не обижаться, — сказал Касьян, хотя сам заметно обиделся на начальника заставы. Правда, тот был в таком состоянии, когда не замечают ни хулы ни хвалы. Он продолжал наскакивать на особиста:
— А сами вы думать не хотите?.. Неужели не понятно, что это дезинформация чистой воды?
Касьян вскинул брови, которые сошлись «домиком» у него над переносицей:
— Как раз понятно, что это не дезинформация. «Духи» работают более грубо и убедительно. Как в случае с Мюллером. Подкинули бы тебе наркоту. Нашелся бы свидетель, который где-то с кем-то тебя видел, и пиши пропало.
— Это все, что ты мне советуешь?
— Пока ты не начал думать, то да. Ты все же исходи из того, что это не деза. Проанализируй ситуацию. Отдели объективную информацию от условной.
— Что это значит? — не понял Мансур.
— То и значит. Предатель на заставе есть? Есть. Это объективно.
— А то, что он мусульманин?
— Вот это условно, тут и говорить нечего. На лбу ни у кого не написано, мусульманин или буддист. И еще: у этого капитана мусульманина якобы есть какие-то «старые грехи». До них еще докопаться нужно. Да и грехи разные бывают. Может, он просто рыбу без чешуи ел.
Уловив логику особиста, начальник заставы впервые за время беседы улыбнулся.
— Верно, Коран это запрещает. Я тебя понял. Буду думать.
Они приближались к КПП, когда еще издали заметили быстро идущую Лейлу, и Касьян сказал:
— Кажется, к тебе идут. Только особенно не задерживайся, скоро едем.
Он вошел в помещение КПП, а Мансур поспешил навстречу Лейле. Девушка, не стесняясь, поцеловала его и прижалась к плечу. Аскеров слегка смутился. Никогда раньше Лейла так открыто не бросалась в его объятия. Подобное выражение чувств на нее не похоже. Между тем возбужденное состояние девушки объяснялось не только ссорой с отцом. Когда она выбежала из дома и шла по улице, ей показалось, что за ней на приличном расстоянии следуют двое неприметно одетых мужчин. Девушка нарочно свернула в переулок и, через какое-то время обернувшись, вновь увидела тех двоих мужчин. Причем они находились немного ближе к ней, чем раньше. Увидев Мансура, она буквально бегом ринулась к нему. Сейчас она опять оглянулась и убедилась, что позади почти пустая улочка. Преследователи исчезли.
— Ты чего такая взволнованная? — спросил Аскеров. — Что-нибудь случилось?
— Все, теперь уже точно все. Больше я домой не вернусь. Я ушла совсем. Иначе нельзя.
— Погоди, милая, не кипятись.
— Я спокойна и все решила.
В это время гулко стукнула дверь КПП, и капитан оглянулся. Он увидел, что из проходной вышли два особиста. Касьян с жаром что-то доказывал Адамову. Борис Борисович слушал и бросал недовольные взгляды на Аскерова, из-за чего капитан начал нервничать. Лейла же продолжала говорить — негромко, но энергично, с надрывом, едва сдерживая слезы. Наконец Мансур встрепенулся и участливо спросил ее:
— Наверное, ты поругалась с отцом?
— Ты совсем не слышишь, что я говорю. Не поругалась, я ушла совсем. Сказала все, что о нем думаю, и ушла.
Аскеров спиной чувствовал нетерпеливые взгляды офицеров. Он сказал:
— Извини, Лейлочка, сейчас не очень удобно говорить. Я очень занят.
— Ты всегда занят, я понимаю. Я никогда не мешала твоим делам, но сейчас послушай меня две минуты, пожалуйста. Мне скоро двадцать лет, я взрослый человек, и больше никто не будет за меня ничего решать. Теперь все зависит только от меня… и от тебя тоже…
Мансур прекрасно знал характер любимой. Если Лейлу понесло, она уже не воспримет никаких доводов или возражений. Остается набраться терпения и слушать ее.
— Так что же ты решила?
— Мы уедем на один день. И все. И никто больше нам не нужен.
Она, притихнув, ждала, что Мансур сам скажет, что они поедут и поженятся, и в этом нет никаких сомнений, и она большая умница, если на такое решилась. Однако он вместо этого с огорченным видом спросил:
— А как же отец? Что с ним будет?
— Он нас простит. Сперва поругается, обидится, а потом простит, я его знаю.
— Давай встретимся завтра и поговорим.
Лейла бросила взгляд на стоящих в стороне офицеров. Один из них раздраженно поглядывал на часы.
Девушка поняла, что они ждут Мансура, и смотрела на них, как на досадную помеху. Но отпустить капитана было выше ее сил.
— Нет сейчас, я до завтра не доживу.
— Лейлочка, я не могу сейчас нормально с тобой говорить. Меня люди ждут.
— Скажи только: да или нет, это же так просто.
— Ты любимая и единственная, и больше всего на свете я хочу быть рядом с тобой.
— Так за чем дело стало?
— Ты хочешь ответа прямо сейчас? Я никогда не убегаю и никого не предаю. Мне тоже не нравится этот обычай, но, если его уважает твой отец, мне тоже придется его уважать.
— Так, да? А меня… меня ты уважаешь?
— Я каждый день буду молить его изменить решение. Он не злой, отец любит тебя, рано или поздно мы убедим его…
Лейла истерически хохотнула.
— Убедим, когда я буду старухой? Не поздновато?
— Тебе девятнадцать, а выглядишь ты намного моложе своего возраста. Так что время есть.
Мансур попытался все свести к шутке, однако этот номер у него не прошел, поскольку Лейла была настроена слишком серьезно. Она резко отстранилась от него.
— Я не хочу поздно! Не хочу! А тебе все равно, потому что я для тебя ничего не значу! Получается, ты не хочешь оскорбить отца, а меня оскорбить можно? Учти, я сама пришла к тебе, все видят, как я унижаюсь, как позорю себя…
— Хорошо. Я приеду завтра. И мы все обсудим.
— Не надо. Уже поздно. Свои правила ты любишь больше меня. Все, будь здоров, товарищ командир!
Она повернулась и стремительно пошла прочь. Мансур хотел побежать за ней следом, но дорогу перегородил потерявший терпение Адамов. Стоявший за ним Касьян жестами и мимикой показывал Аскерову, чтобы тот не лез на рожон, вел себя благоразумней.
— Простите, что помешали, товарищ капитан, — не без желчи произнес Борис Борисович. — Нам пора ехать, а то до темноты не успеем обернуться. Нам предстоит пара формальностей — досмотр ваших личных вещей и служебной документации.
Мансур вытянулся по стойке «смирно».
— Я готов.
Лейла видела издали, как Мансур с двумя офицерами направлялся к машине. По тому, как они шли — Аскеров в середине, двое других по бокам — можно было подумать, что он арестован. Именно это и подумала Лейла и тут же подумала о том, что она осталась совсем одна. С отцом поругалась, Мансур уехал. Ей стало до того больно, что она села на первую попавшуюся лавочку и тихонько заплакала. Ну почему так получается: вчера у тебя было все, а сегодня нет ничего. Неужели она не заслуживает нормальной жизни без потерь и огорчений?
Она не сразу заметила, что возле нее остановилась случайно проходившая мимо Катерина. Та стояла и молчала, ждала, когда же девушка ее увидит. Наконец Лейла подняла голову.
— Так, так. Привет, — сказала Катерина. — Не помешаю?
Девушка покачала головой и подвинулась. Катерина уселась рядом, закурила, посмотрела на Лейлу.
— Тебе не предлагаю, все равно откажешься. Не так воспитана. А мы люди простые, нет у нас таких хороших традиций, чтобы женщина не курила.
— Я думала, меня никто не видит, — сказала Лейла.
— Никто. Это я случайно проходила. Кстати, сама тут иногда сижу, тихонько пью свою тоску-печаль. И такое бывает. У вас-то что произошло? Милые бранятся, только тешатся? Или кое-что посерьезнее?
— Я его ненавижу.
— Понятно. Значит, теперь у вас настоящие отношения. Все как у больших.
— Вы смеетесь надо мной?
— Отнюдь. Я над собой смеюсь. Только работу в городке получила, и уезжать собралась.
— Ну, вам-то, наверное, безразлично. Ваш Костя куда угодно за вами поедет.
— Да, в этом смысле повезло. Ничего особенного в жизни не видела. Везде одно и то же. И вдруг встретила человека. Настоящего. И все у него, как в сказке, то есть по-настоящему. Воюет — так воюет. Любит — так любит. А если скажет «навсегда», значит, на всю оставшуюся жизнь.
Такое сочетание положительных качеств в одном человеке показалось Лейле совершенно невероятным, и она с уважением отдала должное избраннику Катерины:
— Счастливая вы, если Костя правда такой.
— Правда. — Катерина, не докурив, бросила сигарету в консервную банку под лавочкой и встала, собираясь уходить. — Правда. Только с небольшой поправкой: его не Костя зовут. — Она внимательно посмотрела на Лейлу и добавила: — Но тебе бояться нечего. Я точно уеду.
Только теперь до девушки дошло, о чем говорила Катерина, и она посмотрела на нее совсем по-другому: как на неудачливую, но все-таки соперницу. Пожала плечами.
— Я и не боюсь.
Катерина опять села на лавочку и страстным шепотом спросила:
— Ты хоть знаешь, как любят? Все это, милая, очень сложно. Одно дело — встречаться с нравящимся человеком, когда нет большой ответственности. Погуляли, не понравилось — безболезненно расстались. И совсем другое, когда прочно связана с ним. Тут уж приходится думать, чего он от тебя ждет, на что ты сама способна. Ты, например, знаешь, что ему в жизни нужно? Какая у него заветная цель, знаешь?
Лейла на мгновение растерялась, поскольку, в самом деле, ничего этого она не знала. Но признаться сопернице было выше ее сил, и она с ноткой вызова в голосе ответила:
— Знаю.
Неожиданно Катерина почти по-матерински улыбнулась:
— Что ж. Тогда будь счастлива.
Катерина встала и направилась в сторону общежития. Обернувшись на ходу, сделала прощальный жест.
Словно извиняясь, Лейла сказала вслед:
— Катя!.. Вам тоже… счастливо…
Но это было сказано слишком тихо, и та, которой были адресованы ее слова, их не расслышала.
Несмотря на то что в кабинете Аскерова было еще достаточно светло, майор первым делом включил верхний свет. Сначала он попросил открыть сейф, просмотрел все находившиеся там документы. Затем принялся изучать содержимое письменного стола. Какие-то бумаги он передавал для просмотра Касьяну. Тот листал их, с неодобрением косясь на сидевшего в углу Мансура. Вот, мол, какой ерундой приходится заниматься по твоей милости.
В раскрытую дверь заглянул Клейменов и жестом попросил Мансура выйти в коридор. Капитан отпрашиваться не стал, не обязан же он присутствовать при обыске. Если им угодно — пусть подбрасывают компромат. Это, кстати, и при нем легко сделать.
— Когда этот цирк кончится? — вполголоса спросил Константин. — Чего они тут найти хотят?
— Понятия не имею. Наверное, платежную ведомость Надир-шаха.
Оба невесело рассмеялись.
— Удружил ты мне, командир. Самое время.
— Не по своей инициативе, дружок. Но ведь для тебя лучше — ты же хотел заставу принять.
— Уже не хочу. Я перевода ждал со дня на день, — сказал Клейменов, и в его голосе проскользнуло глухое раздражение.
— Еще подождешь, что теперь делать. А мне про перевод даже не сказал. С какой стати, Костя, тебе это приспичило?
— Не могу я тут оставаться. Еще чего доброго жену и сына потеряю.
— Почему вдруг?
— А то ты сам не знаешь?
Мансур мысленно перебрал возможные причины и ни на одной не смог остановиться. Все казались весьма пустячными.
— Чего-то я не соображу, — признался он, и Клейменов понял, что командир действительно не уловил его намеков.
— Ладно, — тряхнул головой Константин. — Тебе сейчас не до этого. Поговорим о другом. Там Ратников опять экстремальные игры затеял. Разделил свою группу, сам пошел с Раимджановым прочесывать восточный сектор хребта. В режиме радиомолчания. Помяни мою душу, навернется генеральский сын со скалы…
— Раимджанов — толковый парень. Не даст пропасть.
— Этот охотник за павлинами?! Ой ли. Приказ уже отдали по связи — отбой операции. А Ратников до сих пор не отвечает. В индейцев играет, блин.
— Да брось ты переживать, все будет нормально.
— Сомневаюсь. Два пацана в горах. А с головой среди них — одна собака.