— Ну чего ты каркаешь?! Чего нудишь над ухом?!
— Никит, ну видно же, как играют, — оторопел тот. — Детский лепет на лужайке. Глаза бы мои не видели.
— Ну и не смотри, кто тебя неволит! Ты дежурный, вот и иди — дежурь! У нас боевая готовность, между прочим.
Мучившаяся из-за неизвестности Катерина ухватилась за эту тему:
— Это из-за героина, что ли? Значит, Костя до утра будет в этом чертовом ущелье торчать? Кому это надо?
— Ой, Кать, у командира спроси, — досадливо поморщился Федор. — Наверное, утром придется порошок вывозить.
— А почему нельзя его на месте спалить? — поинтересовался Ратников.
— Такие вещи втихаря не делаются. Тут такую рекламу получить можно, что только держись. Шутка ли, целая тонна! Начальство поглядеть хочет, убедиться своими глазами. Прессу вызовут, телевидение припрется. Тебя, Володя, сразу в фельдмаршалы произведут.
— Слушайте, помолчать можно, ведь ни черта же не слышно?! Трындят и трындят, как заведенные! — обернулся к ним возмущенный Жердев.
— Что с тобой, Никита? Или нынче не с той ноги встал?
— Да с той я встал, но это же невозможно, — продолжал ворчать Жердев. — Футбол, называется, пришли посмотреть. А сами только и болтаете о службе. С утра до вечера только об этом вашем героине и слышно, тошнит уже от него.
— Он такой же наш, как и твой, — сказал прапорщик. — Нервы лечить надо, товарищ лейтенант.
— Действительно, Никита, пусть ребята поговорят, — поддержала Белкина Катерина. — Ты чего, не слышишь, когда судья свистит?
Уже было притихший Жердев вдруг порывисто вскочил со стула.
— Я вообще могу уйти, если мешаю. Болтайте тут сколько влезет.
— Ой-ой-ой, скажите, пожалуйста, какие обидчивые!
— Да уж какие есть! — сказал Никита и вышел, хлопнув дверью.
Настроение было испорчено. Белкин уже и сам жалел, что ввязался в перепалку, тем не менее он апеллировал к Катерине, называя Жердева психом. Клейменова обвиняла Федора в том, что он спровоцировал скандал. Никиту же перед новеньким лейтенантом пыталась тактично оправдать:
— Последнее время он сам на себя не похож. Изменился человек. Как с Юркой Шавриным беда случилась, так у Никиты тоже маленечко крыша поехала. Ведь у него с Юркиной женой, Тонькой, были амуры. Наверное, Шаврин из-за этого и застрелился. Ну, Жердев свою вину и чувствует.
Трагический надрыв комментатора матча дал понять, что нашим футболистам забили гол. Белкин схватился за голову.
— Ну и ну! Нашли от кого пропускать. Такого позора я не переживу, не могу смотреть.
Катерина упрашивала его попить чай, однако прапорщик отказался. К тому же он увидел в окне свет фар подъезжающей к КПП машины и понял, что вернулся командир.
Оставшись наедине с загрустившей Катериной, Ратников почувствовал себя неловко и собрался уходить.
— Ты-то чего срываешься? Ладно, у этих нервная система растрепана. Кстати, и у меня тоже. А ты чего? Сиди, смотри себе на здоровье. Никто ничего дурного про нас не подумает.
— А чего у мужиков с нервами происходит? — спросил Владимир. — Ну, Жердев, тут все понятно. Остальные-то почему такие смурные?
— Да как узнали, что российские войска уйдут с границы, тут одни таджики останутся, так у всех наших психоз начался, — вздохнула Катерина. — Знаешь, Володя, каждому человеку надежности хочется, хочется иметь что-то постоянное. Когда же сегодня здесь, завтра неизвестно где, все из рук валится. Ничего делать не хочется.
В коридоре хлопнула дверь, раздался топот шагов и послышался голос Мансура, выкликающего Ратникова. Услышав свою фамилию, Владимир едва не уронил чашку с чаем. Выглянул в коридор и увидел озабоченного Аскерова. Тот подозвал его к себе и отвел в конец коридора. Там полушепотом сказал:
— Завтра ты мне нужен, с личным оружием. Поедем в поселок. Ты вообще как себя чувствуешь в ближнем бою?
— Рукопашкой занимался. Был вроде бы на хорошем счету.
— Замечательно. Стреляешь как?
— В училище на «отлично».
— Работа будет не военная, а полицейская. Понял? И никому раньше времени ни слова. Ни одной душе. Поедем втроем — ты, Мюллер и я.
Ратников кивнул, проникшись важностью предстоящей миссии, потом не удержался и спросил, почему именно его включили в группу. Он думал, это его поощрили за найденный героин. Однако причина оказалась в другом: лейтенант был единственным новичком на заставе, моджахеды еще не знали его в лицо, не опасались.
— А нам ни к чему, чтобы они сразу видели пограничника — скроются, — несколько туманно объяснил Аскеров. Владимир понимающе кивнул, хотя всего глубокого замысла капитана не понял. Он рассудил, что во всех подробностях разберется на месте.
Мансур сказал, чтобы Ратников шел спать, поскольку завтра они выезжают рано, в семь утра. Лейтенант отправился к себе, а капитан, тихо постучав, зашел в комнату Клейменовых.
Мансур вошел, стараясь не шуметь. Уже поздно, общежитие затихает, и разговоры становятся слышнее. Катерина открыла ему дверь с таким видом, словно давно ждала. Теперь это была не простоватая, «своя в доску» женщина, какой только что ее можно было принять в обществе сослуживцев мужа. Теперь она стояла, словно дама на балу, ожидающая приглашения от кавалера.
— А я, еще подъезжая, обратил внимание, что у тебя свет горит.
— Да, чего-то не спится. Сама не пойму почему. Присядь, чего ты на ногах-то?
— Я на минуту.
— Ладно тебе, посиди. Небось за день набегался. Есть хочешь?
— Спасибо, нет. Как раз успел зайти в чайхану…
Аскеров не договорил, поскольку поведение Катерины показалось ему весьма странным. Она буквально ела его глазами, ему даже почудилась в ее взгляде похотливость, что совсем не понравилось капитану. Раньше Мансур за ней ничего такого не замечал.
Не спуская с него глаз, Катерина медленно приближалась. А подойдя вплотную, повела носом и вдруг спросила:
— Ты чего, Мансур, никак выпил? Вот так номер! Этого я от тебя не ожидала. Оказывается, ты скрытый алкоголик. Ну-ка, ну-ка, трезвенник наш…
Она шутливо потянулась к нему, чтобы уловить запах, убедиться в своих предположениях. Мансур отворачивался, но она так прижала его к стене, капитану уже и деться некуда. Осторожно, чтобы ненароком не причинить женщине боль, Мансур придержал ее за плечи и резко отстранился. Возникла неловкая пауза. Катерина недовольно сказала:
— Я и так чувствую запах. Все с тобой ясно.
— Да, выпил. Так обстоятельства сложились, что пришлось.
— Хочешь сказать, твоей вины в выпивке нет? А в чем есть? Ты чего пришел среди ночи?
— Я пришел сказать, чтобы ты не волновалась за Константина. Мне нужен там человек надежный. Таких, как он, мало. Вот я его и послал. Но большой опасности там нет, завтра днем он вернется. Я знаю, как ты нервничаешь всегда.
На лице Катерины ясно проступило разочарование. Оказывается, Мансур действительно пришел только затем, чтобы ее успокоить. Как настоящий друг. Теперь ей необходимо было скрыть свое огорчение. Понадеялась, что у мужика совсем другие намерения, серьезные, соскучилась по ласке, вот и не сдержалась.
Мысленно обзывая себя идиоткой, а его сволочью, Катерина приняла скорбящий вид.
— Спасибо. Ты настоящий друг.
Пожелав спокойной ночи и не услышав ответа, Мансур вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Катерина, схватившись обеими руками за голову, беззвучно проклинала себя за чудовищную глупость.
Утро застало Ровшана Сангина, старшего брата Хакима, в доме Фархада. Он специально напросился к нему, зная, что брат не подумает искать его здесь. Между Ровшаном и Фархадом давно были плохие отношения, а на днях к тому же они подрались. Это была такая ожесточенная драка, что остальные моджахеды перепугались, думали — все, одному из них конец. С грехом пополам их разняли, обошлось без жертв. Вчера же Ровшан повинился перед Фархадом, взял вину за ссору на себя, просил прощения. Все для того, чтобы тот приютил его на сегодняшнюю ночь. Здесь ему будет спокойней.
Ровшан лежал на матрасе, забившись за груду ящиков и коробок. Он был одет в рваный халат, из-под которого торчала голая нога, сильно перетянутая резиновым жгутом. В правой руке он держал шприц, левой пытался нащупать вену на ноге. Занимался этим несколько минут и безуспешно. Обычная история — у него тонкие вены, трудно попасть. Не повезло ему с венами.
Резко открылась входная дверь, и Ровшан испуганно вскинул голову. Кто бы мог появиться здесь в такую рань?
Перед ним стоял Хаким, его ноздри раздувались от ярости. Ударом ноги он выбил у брата шприц, затем схватил подвернувшийся под руку пояс от его халата и принялся нещадно хлестать по голове, по рукам, по шее, по ногам. При этом он, брызгая слюной, орал:
— Подонок! Скотина! Свинья! Кто клялся матери, кто обещал?! Руки тебе отрежу, ублюдок вонючий! Тварь из тварей!
Страдая от боли и унижения, Ровшан плаксивым голосом просил у брата прощения, но тот ничего не хотел слушать. Отбросив пояс, он схватил брата за отвороты халата, приподнял, плюнул ему в лицо и швырнул на матрас.
— Ты должен помнить, что идешь прикрывать Селима! Это твой брат. Наш брат. У защитника глаз должен быть чистый, рука верной! А ты что делаешь, тварь поганая!
— Прости, Хаким, шайтан попутал меня, не удержался. Аллах не помог мне…
— Учти, в нашем роду наркоманов не было и не будет! Ты понял это, кусок грязи?! Дошло до тебя?!
Ровшан надеялся, что экзекуция окончена, да не тут-то было — Хаким просто сделал передышку. Потом он опять схватил пояс, несколько раз стеганул Ровшана по лицу и плечам, несколько раз ударил его ногами.
Хакиму самому было больно за несчастного брата, жалко его. Ровшан плакал навзрыд, бросился к своему истязателю и обнял его ноги.
— Не бей, брат, не бей, я люблю тебя…
Разжалобил он Хакима. Тот, присев, обнял голову рыдающего старшего брата. Тело того сотрясали конвульсии, он жалостливо причитал:
— Что мне делать, Хаким?! Я сплю на героине, я ем на нем, я им руки умываю, что мне делать?! Не говори матери, умоляю тебя.
— Так и быть, не скажу. Но если еще раз увижу, свяжу тебя и брошу к баранам на неделю. А если и это не поможет, застрелю. Не дам позорить семью.
Постепенно остывая, Хаким поглаживал брата по голове. Ровшан в порыве благодарности принялся целовать его руки. В это время в комнате появились Фархад и Селим Сангин. Оба уже были одеты для выхода из дома. Фархад с понимающей улыбкой уставился на выясняющих отношения братьев. Невозмутимый Селим застегивал на боку бронежилет. Справившись с этой задачей, он взял небольшую спортивную сумку, протянул Хакиму и с нарочитой грубостью произнес:
— Хватит вам сопли распускать. Лучше деньги пересчитайте.
Хаким расстегнул сумку, которая была набита пачками долларов. Присев на корточки, он принялся пересчитывать деньги.
Глазам открывалась бескрайняя череда горных вершин, особенно впечатляющая на фоне рассветного неба — впечатляющая своим величием, вековой мудростью природы, не тронутой признаками цивилизации. По мере движения машины в поле зрения появлялись новые горы, казалось, они плывут, подчиняясь не слышимой людьми мелодии. Одни скрываются, другие появляются, вырастают.
«УАЗ» пограничников несся по горной дороге. Кроме водителя, в машине были Аскеров, Мюллер и отчаянно зевающий Ратников. Владимир был удивлен, почему командир до сих пор не посвятил его в суть предстоящей операции. Однако капитан почти всю дорогу хранил молчание. Молчал и Мюллер, уныло поглядывающий по сторонам. У него тоже был сонный вид. Когда они подъезжали к погрангородку, Мансур ободряюще кивнул все больше волновавшемуся Ратникову — мол, выше нос и никаких вопросов.
Мюллер и Ратников остались в машине, Аскеров же пошел в штаб. Там он сразу направился к особисту, капитану Касьяну, который уже ждал пограничников и похвалил за точность. Все бумаги у него были наготове. В первую очередь он показал Мансуру ксерокопированный лист с текстом на русском и английском языках. На бумаге с грифом Интерпола была напечатана фотография молодого человека с очень узким лбом.
— Это Селим Сангин, террорист, торговец наркотиками, разыскивается за особо тяжкие преступления в России, Таджикистане, Узбекистане, — объяснил Касьян. — Он родной брат небезызвестного Хакима Сангина, который пока никем не разыскивается, но фактически является одним из главарей Северного наркокартеля.
— Прапорщик Мюллер передал им, чтобы деньги принес лично Селим. Надеюсь, он сделал все аккуратно, не спугнул их. К тому же наживка слишком крупная.
— Это точно. Тонна героина — не шутка. Когда ты привезешь ее сюда?
— Как возьмем Селима, так сразу и доставим.
— Зачем ждать-то?
— Хочу быть уверенным, что героин не отобьют по дороге. Ты знаешь, у меня на заставе завелся шпион. Неизвестно, кто — боец, офицер, прапорщик.
Стоявший возле окна Касьян с лукавой усмешкой кивнул на Мюллера.
— Случайно не этот прапорщик?
— Да будет тебе известно, старший прапорщик Мюллер сразу же доложил мне о встрече с Селимом. Есть рапорт. Он двадцать семь лет в армии, у него орден Мужества…
Аскеров возражал особисту с таким пылом, будто они вели по этому поводу давний спор.
— Ну, ладно, не гоношись. Что я тебе — не верю, что ли?
— Вообще, надо сказать, если бы не Федор Иоганнович…
— Да угомонись же ты наконец! Понял я тебя, понял, — сказал Касьян и еще раз пробежал глазами интерполовское досье Селима. — Да, грех такого гуся не взять. Святое дело. Одна беда — для моджахедов он важная фигура. Поэтому его наверняка будут прикрывать — один, двое, трое. Жаль, маловато нас.
— Вчетвером, надеюсь, справимся.
— Вшестером, — поправил его Касьян. — Я к вам двух спецназовцев подключил. Вон они стоят, пошли, познакомлю.
Они вышли из штаба. Здесь их уже поджидали спецназовцы — старший лейтенант и сержант. Аскеров узнал их — Григорий и Усман участвовали в том бою, когда Жердев застрелил местного наркоторговца Тахира. Это был феноменальный случай, о котором на заставе рассказывали легенды. Еще секунда, и Тахир скрылся бы за выступом скалы. Жердев находился от него метрах в ста. Никита, держа пистолет двумя руками, прицельно выстрелил так, что пуля попала в один висок и вышла из другого.
Спецназовцы тоже вспомнили капитана и радостно поздоровались. Тут же к группе присоединились Мюллер и Ратников.
— Кажется, все на месте, — сказал Касьян. — Значит, слушай меня. У особого отдела своих оперов нет, так что злодея будем брать нашим сборным коллективом. В одиннадцать вот этот маленький бен Ладен встречается с прапорщиком в чайхане у Расула. — Он посмотрел на Ратникова. — Лейтенант, вот эти милые морды каждая собака тут знает. Ты у нас единственный джокер, учти это. Тебя они, по логике вещей, должны проигнорировать. Но возможен и противоположный вариант. Иногда новое лицо привлекает излишнее внимание. Поэтому будь начеку и действуй по обстановке.
Когда «УАЗ» приехал в поселок, пограничники увидели возле чайханы Расула много фур и автобусов. Когда-то здесь была большая дешевая столовая — излюбленное место питания водителей-рейсовиков. Популярность эта сохранилась до сих пор. Водители и рабочие стояли, курили, оживленно переговаривались, многие были в полувоенной одежде, прочной, практичной: своя или покупали у «дембелей» по дешевке.
— Народу будет — хренова туча. Караван проезжает, водилы, экспедиторы, — вздохнул Аскеров. — Но этого следовало ожидать. Поэтому они здесь и назначили. Мы блокируем оба выхода. Держимся на дистанции. — Он обратился к спецназовцам: — Вы двое вертитесь у главного входа. Лейтенант идет в чайхану…
Сержант и старший лейтенант, одетые в том полувоенном стиле, который здесь не бросался в глаза, остановились между двумя фурами — не на самом виду, но в достаточной близости от главного входа. Григорий и Усман закурили и завели неторопливый разговор. Со стороны они ничем не отличались от водителей из каравана.