— Переводчик? — усмехнулся криво сержант. — А кому тута переводить? Все без перевода ясно, матушка. А ну, пошли к нам на батарею, у нас раненых много, приглядеть за ними некому, да и когда заберут — неизвестно. Давай, помогу, — он потянул плащ-палатку. — Скорей, скорей, — торопил он Лизу и, прикрывая ее, перебежками двинулся вперед первым, показывая путь.
— Целься! — только взойдя на батарею, Лиза услышала знакомый голос Петровского. — Не отвлекайся, не дрейфь! — в опаленном кителе, багровый от жары и усталости, генерал стоял около головного орудия и сам подавал снаряды заряжающему. Сбитая с головы стальная каска валялась у колеса пушки. Светлые волосы казались серыми от пепла. Тут же лежал офицер в звании майора. Привалившись боком к пустым зарядным ящикам, он сжимал обеими руками живот.
— Коля, погоди, — обернувшись после очередного выстрела, прокричал ему Петровский, — погоди, может, кто из докторов появится.
— Я вот привел санитарку, товарищ генерал, — втянув Орлова на холм, доложил сержант.
— Отлично, Курбатов! — Петровский, увидев Лизу, удивился: — Елизавета Григорьевна, вы? Откуда? Разве вы не с командующим?
— Меня послали в 54-ю дивизию с приказом, а тут немцы прорвались, мы оказались отрезаны, — сбивчиво доложила она и тут же добавила поспешно: — Я, конечно, не санитарка, но готова, что прикажете…
— Вот у меня помощника поранило, — Петровский указал на майора, — надо бы перевязать. Да не отойти. Санитарных препаратов у нас тут в избытке, рук не хватает.
— Я готова, Алексей Александрович, — быстро согласилась Лиза.
— Спасибо, Елизавета Григорьевна, — Петровский слабо улыбнулся и распорядился: — Курбатов, покажи все.
— Слушаюсь, товарищ генерал. А ну, пригнись, — снова дернул он Лизу за руку вниз. Невдалеке разорвался снаряд. Лизу и сержанта осыпало землей и градом мелких камней. Оглушенная взрывной полной, она на мгновение ослепла. Рядом послышался стон:
— Все там, за ящиками! — прокричал ей в ухо Курбатов, а сам бросился к орудию. Наводчик Петровского лежал мертвым.
— Курбатов, на прямую наводку ставь! — перекрикивал грохот стрельбы Петровский.
— Есть, товарищ генерал, сейчас вмажем! А, ну, поди, поди, милок, поближе!
Кроме Курбатова у орудия оставался еще заряжающий, высокий, рябоватый парень с крепкими, мускулистыми руками.
Схватив санитарную сумку, Лиза раскрыла ее, рванула пакет с бинтами.
— Товарищ майор, обратилась она к помощнику Петровского, — позвольте я посмотрю…
— Давай, давай, двигайся! — покрикивал на заряжающего Курбатов. Раздался залп, серо-черный «тигр» остановился перед самым холмом, пламя жадно охватило броню, затянув белые кресты клубами густо-серого дыма.
— Готов, готов, молодчик! — радостно закричал Курбатов. Вскоре и второй вражеский танк неуклюже развернулся и замер, из-под правой гусеницы у него вырвалось яркое пламя. Третий полз вверх но склону.
— Не торопись, — приказал Курбатову Петровский, взглянув в прицел. — Подпусти поближе, целься медленно. Не то промахнешься.
— Да уж куда торопиться, — усмехнулся сержант, — к теще на блины когда еще попадем. И то еще, если живы останемся.
Где-то рядом послышался выстрел.
— Эх, спугнули, — с досадой махнул рукой Курбатов, но вдруг сообразил: — А кто ж там, товарищ генерал, никак наши? Там же бомба попала, вроде погибли все.
— Значит, не все, — Петровский отстранив Курбатова, сам наводил орудие. — То, что выстрелили, даже к лучшему, он на них отвлекся, нам башню подставил. — Так, так, еще поближе, — продолжал он с удивительным хладнокровием. — А теперь — пали! — приказал коротко, жестко.
Орудие выстрелило. Танк вспыхнул, как спичка.
— Справа, Алексей справа, — раненый майор приподнялся с земли и со стоном опустился. — Справа смотри.
— Товарищ майор, не шевелитесь, — прикрикнула на него Лиза, вы мне повязку сбиваете.
— Прости, сестричка, — тот едва заметно улыбнулся поголубевшим от боли губами.
— Вижу, Коля, — откликнулся Петровский и приказал: — Поворачивай орудие!
— Налегли! — крякнул Курбатов довольно.
Еще один немецкий танк был подбит на подступах к высоте. Сзади суматошно забили зенитки, небо покрылось белыми, пушистыми шариками разрывов. Несколько десятков «юнкерсов» шли в пике от солнца.
— Ложись! — прокричал, что было мочи, Петровский и, схватив Лизу, бросился с нею на землю.
Через мгновение оглушающее-пронзительно завыли бомбы. Раздался взрыв, другой, третий. Туча черной пыли окутала батарею, точнее то, что от нее осталось. А снизу уже слышался многоголосый крик:
— Хох! Хох! — Он приближался, нарастал. Вот уже — совсем близко.
Спрятавшись за щиток орудия, Лиза взглянула под холм — новая волна автоматчиков бежала на советские позиции, прячась за танками. Они строчили из автоматов, подбадривая себя криками.
— Уже двадцать первая атака, мать твою! — сердито процедил рядом с ней Курбатов. — Товарищ генерал, обернулся он к Петровскому, — как думаете, не устали они? Сколько же накопил там фриц силищи?
— Я так полагаю, что запасы у него большие, — ответил Петровский, отряхивая с кителя землю, — готовились серьезно и давно. А у нас войска обескровлены, от сплошной линии артиллерии остались только отдельные орудия, по краю оврага и по центру.
— Гляди, ползут, как у себя дома, — с презрением заметил Курбатов.
Действительно, танки переползали через окопы, которые еще недавно занимали раненый Орлов и его товарищи. Но теперь там все было мертво.
— Если мы не остановим их, — проговорил Петровский сурово, — они выйдут на наш запасной рубеж, который еще не готов к обороне, и разнесут его в щепки. А там им прямая дорога на Курск. И немцы прекрасно это знают, недаром жмут. Курбатов, посмотри, сколько у нас снарядов.
Наводчик бросился к ящикам, через мгновение сообщил разочарованно:
— Всего с десяток, товарищ генерал. На всю свору не хватит.
— Что ж, будем бить по вожакам, — решил Петровский и наклонился к прицелу. — Тащи сюда что есть, — приказал он Курбатову.
— Слушаюсь, — тот выдернул из груды пустых ящиков один, в котором еще остались снаряды, подхватив его, принес к орудию.
— Заряжай, — приказал Петровский.
Но вдруг наступила тишина. Надвигающиеся на высоту немецкие танки остановились, пехота залегла, а вражеские минометы, спрятанные в посевах ржи и утюжившие передний край, перенесли свой огонь куда-то в глубь русских позиций.
— Это что такое? — скрывая радостное волнение, спросил Курбатов. — Никак, наши подкатили?
Действительно, сзади, из-за растерзанных «тиграми» траншей вдруг послышались первые громовые залпы. Забили станковые пулеметы, отсекая вражескую пехоту от танков, заухали минометы, застучали противотанковые пушки. Навстречу вражеским машинам из-за рощицы выдвинулись «тридцатьчетверки» и стремительным потоком спускались с холмов на поле брани. В небе появились десятки «лагов» и «илов». Снизившись до бреющего полета, «лаги» расстреливали с воздуха немецких пехотинцев. Забыв об атаке укреплений, основная масса войск противника начала отходить.
— Ввели резерв, — констатировал генерал Петровский, глядя на происходящее.
— Ох, держись, фашист! — веселился Курбатов, пританцовывая на месте. — Живем, девица, рано помирать-то нам, как оказалось. — Он обнял Лизу за плечи и, почти задыхаясь от горячей радости, обуявшей его, покрутил в воздухе. — Наша возьмет! Побегут гады! Наша возьмет! Верно, товарищ генерал?
— Верно, — присев на деревянный чурбак, Петровский вытащил из горлышка фляги резиновую пробку и пил теплую воду. Потом вытер рукавом кителя пот с лица. — Сестричка, помоги, и я взглянуть хочу, — раненый майор, приподнявшись, смотрел на советскую атаку, разворачивающуюся внизу, в десятке шагов от него, на скате холма, дымился развороченный немецкий танк. — Я думаю, корпус Кравченко ввели, — произнес майор, обращаясь к Петровскому.
— Скорее всего, — согласился тот.
— Генерал Петровский, генерал Петровский здесь, живой? — послышался вдруг звонкий девчоночий голос, от которого у Лизы мурашки пробежали по телу, — у меня приказ командующего!
— Я генерал Петровский, — Алексей Александрович встал, — слушаю.
— Лейтенант Наталья Голицына, — отрапортовала девушка, — я вообще с Воронежского фронта, но оказалась в штабе у Константина Константиновича. Немцы начали наступать, так он меня назад не отпустил, а теперь вот к вам послал, у него все порученцы в бою, полевых командиров убитых заменяют.
— Я слушаю, лейтенант Наталья Голицына, — ответил Петровский, рассматривая ее с улыбкой, — что поручил передать мне командующий?
— Константин Константинович сказал, что вы можете оставить позиции и отойти в тыл. Он благодарит за службу. Хотел сам приехать, лично, но обстановка не позволяет. Как только все наладится, он обязательно познакомится лично с каждым, кто сражался на батарее, и еще, — девица запнулась, проглотив слюну, — командующий просил передать, что всем, и живым и мертвым — ордена Красного Знамени, без исключения. А вас, товарищ генерал, он представляет к Герою Советского Союза. Он так и сказал мне, передай Алексею Александровичу — к Герою. И добавил, если жив, конечно. А нет — так посмертно, — голос Натальи дрогнул.
Лиза смотрела на нее, не отводя глаз. Она не могла поверить, что нашла сестру. Столько искала, а нашла — кто бы мог подумать! — на разбитой батарее Петровского у поселка Обояни, на самом переднем крае! Слезы катились у нее по щекам. Она не могла выговорить ни слова от волнения.
— Что ж, спасибо тебе, лейтенант Наталья Голицына, — Петровский тепло пожал девушке руку, — за добрую весть. Но и для тебя у нас тут на батарее припасен подарочек, — он лукаво улыбнулся.
— Подарочек? — Наталья насторожилась, — какой подарочек, товарищ генерал?
— А ты посмотри сама, — он взял девушку за плечи и повернул лицом к Лизе. — Наверняка не чаяла, не гадала.
— Лиза! — Наталья ахнула, всплеснув руками, — Ты была здесь?
— Да, мы вот шесть танков подбили, — проговорила та, шмыгнув носом. — Вот я, сержант Курбатов, — она обернулась и вдруг улыбнулась сквозь слезы: — Курбатов спал около орудийного колеса и совсем не слышал ничего из того, что сообщила Наталья.
— Лиза! Лиза, наконец-то! — Наталья бросилась в объятия сестры, — Лиза, как же я тосковала!
— И я, милая моя, я думала, мы никогда не встретимся вновь!
— Вот и нашли друг друга, — заключил удовлетворенно Петровский и подтолкнул спящего Курбатова: — Вставай, кавалер ордена. Кто орудие потащит, не оставлять же его тут. Оно вполне пригодно для дальнейших боевых действий.
— Сейчас, сейчас, товарищ генерал, простите уж, вздремнул слегка, — тот быстро вскочил, протирая глаза, и, увидев Лизу с сестрой, пошутил: — Вот так фокус. Засыпал — была одна девица, а проснулся — две.
— Я напишу Катерине Алексеевне, что вы встретились, — добавил Петровский, обращаясь к Лизе. — Она теперь на Брянском направлении, но будет очень рада за вас, я уверен.
— Спасибо, Алексей Александрович, напишите, что я кланяюсь ей низко, низко, до земли, — ответила Лиза, и слезы снова навернулись у нее на глазах.
— А Катерина Алексеевна, кто будет-то? — деловито осведомился Курбатов, снимая орудие с крепежа. — Я слыхал, будто царица такая у нас была давно когда-то, ну, еще лет двести назад.
— Катерина Алексеевна — моя жена, — ответил Петровский и пошутил: — Ты, я погляжу, Курбатов, образованный, много знаешь. Дай помогу, а то ноги отдавишь, — он взялся за орудие с другой стороны.
— Так четыре класса сельской школы, — ответил сержант не без гордости. — Больше всех моих братьев закончил, благо, что младшенький. А всего нас восемь было. Так троих на Первой мировой угрохало, троих в Гражданскую порубали, вдвоем остались мы — я да брат мой, на шесть годов меня старше. Так он — инвалид, на одной ноге прыгает, вторая — протез. На войну не взяли, в Свердловске на танковом заводе вкалывает.
— Да, щедра наша Россия-матушка, — заметил Петровский, оглядывая поле боя. — Вот помнится, я в академии читал, как писатель наш Лев Толстой рассуждал о том, что никогда не понять, черной кости — белую, и наоборот, что страшно далеки друг от друга, простой человек и тот, кто при власти находится. А вот поняли же мы друг друга на этой батарее, как скажешь, Курбатов? — он хлопнул сержанта по плечу. — Согласен со мной?
— Как не согласиться, товарищ генерал? Я, по правде сказать, писателей не шибко знаю, но когда припрет, кого хошь поймешь. Я уж, честно признаться, готовился на этой высотке с жизнью проститься. Но ведь выстояли же…
— Выстояли, Курбатов, спасибо тебе, — Петровский обнял смущенного сержанта. — И тебе, — он прижал к сердцу заряжающего. — Всем спасибо.
— Товарищ генерал, живы, вот радость! — к батарее подкатила видавшая виды запыленная полуторка, с нее спрыгнул хорошо знакомый Лизе адъютант Петровского, Зеленин, голова у него была забинтована, пятна крови проступали сквозь марлю. — Я уж все вокруг облазил, где вы, что? И вы, товарищ майор, — он бросил взгляд на помощника генерала, — тут со мной доктора, — он указал на санитаров, спустившихся из полуторки следом, — всех раненых сейчас заберут, и — в госпиталь. А вас, товарищ генерал, Константин Константинович к себе требует. Немец по нашему направлению отступил, заглох на время, так он лично желает ордена вручить.
— Что ж, собирайся, солдат, — обернулся Петровский к Курбатову, — прокатят нас на машине. Все лучше, чем пешком ходить.
— И вас, девица, разыскивают, — добавил Зеленин, обращаясь к Наталье, — генерал Ватутин о вас волнуется, как бы чего не случилось, и обратно в свое расположение затребовал.
Ближе к вечеру сражение стало затихать. Когда сумерки сгустились, из темноты ветер доносил далекий скрежет танковых гусениц, перестук пулеметов, едва различимую перекличку голосов. В небе под звездами проносились самолеты, то советские с красными звездами на бортах, то немецкие — с черными крестами. На горизонте навстречу друг другу полыхали лучи прожекторов. Несколько секунд они крест накрест пересекали небо, потом внезапно исчезли. Иногда на отдельных участках фронта вспыхивала ожесточенная перестрелка, точно перепалка, но быстро смолкала. Обе стороны были измотаны и готовились к следующему дню.
Орлова и майора Волосюка, помощника Петровского, доставили в госпиталь. Осмотрев Алексея, доктор и ломаного гроша не дал за его жизнь, так покалечило его у Обояни, к тому же сказывалась большая потеря крови. Но Лешка удивил всех — он боролся за жизнь и выстоял, точно в бою. Лиза рвалась навестить его в госпитале, но ее не пускали.
Едва рассвело, 8 июля Манштейн нанес новый удар по Воронежскому фронту, и войскам Рокоссовского пришлось вступить в дело, чтобы заставить немецкого военачальника распылить силы. Однако натиск Манштейна не ослабевал, в бой были введены все танковые соединения, имевшиеся у немцев в наличии, они стремились расширить и закрепить удачный для них прорыв к Курску.
Одиннадцатого июля 1943 года армады «тигров» подползли к селению Прохоровка — Манштейн решил железным кулаком пробить себе дорогу в западном и южном направлениях. Силы танковой армии генерала Рыбалко, противостоящей великолепно вооруженным дивизиям СС «Мертвая голова» и «Викинг», остававшимся до поры до времени в резерве, были уже исчерпаны. Рокоссовский и прибывший к месту сражения маршал Жуков запросили Сталина о возможности введения в бой танковых соединений резервного Степного фронта. Это не входило в планы ставки, но ничего иного не оставалось. «Тридцатьчетверки» Степного ускоренным маршем подошли к Прохоровке, захваченной эсэсовцами, 11 июля к вечеру. Танковое сражение длилось всю ночь и на другой день 12 июля достигло апогея.
Над полем боя, ни на мгновение не прекращаясь, кипели воздушные схватки — «миги» и «лаги» вели воздушные бои с «мессершмиттами» и «юнкерсами». Густой дым тяжелыми волнами заволок сияющую на солнце степь. Танки горели, черное чадное пламя поднималось высоко. Когда к вечеру немецкая армада откатилась, так и не сумев прорваться дальше Прохоровки, поле боя представляло собой ужасное зрелище — на склонах холмов и на равнинах между холмами догорали сотни танков, немецких и советских, нередко перевернутые после столкновений, вздыбившиеся друг над другом в последней смертельной схватке.