— Я долго размышляла, прежде чем написать, — призналась Лиза. — Боялась, что письмо отправится в никуда. Ведь Гамбург был сильно разрушен.
— Это правда, — его лицо помрачнело, улыбка сошла. — Гамбург разрушили не меньше, чем Дрезден. Англичанам было очень удобно его бомбить. Их аэродромы находились недалеко. Перелетел через Ла-Манш — и можно действовать. Так что они не стеснялись. Тем более что в Гамбурге располагались крупные военные заводы рейха, в городе крупный порт, военно-морская база. Так что целей было предостаточно. Больше всего они постарались в июле сорок третьего. Газеты сообщали, что на город сбросили девять тысяч тонн взрывчатки, погибло огромное множество людей. Они разбили канализацию, водопроводы, люди были заживо погребены в подземных станциях метро, где скрывались от бомбежки, на них из поврежденных шлюзов хлынула вода. Это был сущий ад, как оказалось, англичане умеют его устраивать ничуть не хуже, чем люфтваффе, хотя всегда выступают за гуманизм и за то, чтобы не трогать мирных жителей, — Руди мрачно усмехнулся. — Я был в то время в Берлине. Начальство дало мне отпуск, и я примчался в Гамбург сразу после бомбежки, ведь в городе оставались фрау Шарлота и ее дочь. Я не увидел ни одного целого здания, и, казалось, во всем городе не было ни одного живого человека.
Англичане назвали операцию «Гоморра». То, что я увидел, действительно, походило на Содом и Гоморру, после потопа. Бескрайняя пустыня руин и мертвецов. В дом фон Крайслеров тоже попала бомба. По счастью, дом старинный и очень большой. В нем есть где спрятаться. Снаряд разбил только одно крыло, вся остальная часть не пострадала. Фрау Шарлота оставалась в доме, у нее больные ноги, и она никогда не успевала дойти до бомбоубежища вовремя. Поэтому она играла на рояле, и может быть, музыка ее спасла, я не знаю. Когда я приехал, увидел, что они обе, фрау и ее дочь, сидят в парке на скамейке, а вокруг у всех деревьев, без исключения, кроны снесены, точно их ножом срезали. Возможно то, что фрау Шарлота не спустилась в бомбоубежище, и спасло их. Ведь практически все, кто спрятался в подвалах и на станциях метро, погибли. Вода полностью залила город, она хлестала из люков, из тоннелей, затопляла улицы, площади, повсюду разносила гниющие трупы людей. А над водой сверху — сплошная стена огня.
Потом подсчитали, сгорело почти две тысячи гектаров жилой постройки. Это было очень страшное зрелище. Я забрал женщин с собой в Берлин. Они вернулись в Гамбург, когда туда уже в мае сорок пятого вошли англичане. Но теперь город почти приобрел прежний вид, — добавил он немного веселее. — Ты сама убедишься в этом.
— Как это? — Лиза вздрогнула.
— Так, — он наклонился к ней, — потому что ты поедешь со мной. Разве ты не для того написала мне? Или только хотела повидаться? Я так понимаю, вещей у тебя немного, сборы будут недолгими, о документах я уже позаботился.
— О документах? — переспросила Лиза растерянно.
— Конечно, — ответил он, — ведь ты поедешь в Германию не под своим именем. На всякий случай.
— Когда же ехать? — она сжала салфетку в руке от волнения. Ведь он угадал верно, именно того она и желала, но будущее пугало ее. Она вдруг ощутила, что уже привыкла к Лиону, к своему одиночеству, надо ли все менять? «Может, и не надо, но ты должна», — напомнила она себе, вспомнив об Инге, обо всех и обо всем.
— Но как же мои уроки? — спросила она, словно иных сложностей не существовало.
— Ты напишешь им извинительные письма и вернешь задаток, который не использовала, — ответил он. — Обычно так делается. Я думаю, не будет никаких претензий. Давай займемся этим немедленно, — продолжил он деловито, — машина ждет. Через два дня у меня важная встреча в Гамбурге, так что я должен вернуться хотя бы завтра. Это обязательно.
— Хорошо, я живу напротив, так что я — быстро. — Лиза встала и открыла сумочку, чтобы расплатиться с официантом.
— Не надо, иди собирайся, — остановил ее Руди, — я подожду тебя здесь, расплачусь потом за себя и за тебя заодно. Машина у тротуара, синий «мерседес», если видишь.
— Да, да, — она кивнула. И почти выбежала из бистро. Быстро перешла улицу, поднялась в мансарду. Она действовала безотчетно, доверяясь одной только интуиции, которая подсказывала ей — так надо, так надо, ты на верном пути. Советоваться было не с кем, да и нельзя. Она поспешно сложила вещи. Написала письмо Фру и записки с извинениями своим подопечным. Рассчиталась с хозяйкой квартиры, которая жила этажом ниже. Спустя полтора часа она подошла к машине. Руди уже ждал ее за рулем. Увидев ее, вышел и распахнул перед ней дверцу автомобиля, предлагая сесть на заднее сидение. На улице пошел мелкий дождь. В машине было тепло и пахло крепким кофе.
— Что ж, Альстерштрассе, 38? — Руди обернулся к ней, — поедем домой, фрейлян?
«Домой…», — Лиза только вздохнула, опустив голову. Могла ли она себе вообразить еще несколько лет назад, в самый разгар войны, что однажды в жизни слово «домой» будет означать для нее не Ленинград и даже не Москву, а… Гамбург. Видимо, поняв ее чувства, Руди отвернулся и больше ничего не сказал. Щелкнул ключ зажигания, заработал мотор. Машина развернулась и медленно поехала по Рю де Монтень. Капли дождя барабанили в лобовое стекло, скатывались тонкими струйками вниз.
До границы доехали, перебросившись едва ли несколькими словами, почти в полном молчании. Вдруг Руди остановил машину. Вынул из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул его Лизе, на белом манжете рубашки под рукавом пальто блеснула золотом запонка.
— Ознакомься заранее, — посоветовал он, — мало ли что спросят. Говорить будешь по-немецки, — предупредил он сразу. — По-французски желательно с акцентом, не слишком грамотно. Но вообще-то лучше, чтобы ты говорила как можно меньше. Предоставь все мне. Ты поняла?
— Да, конечно, вполне, — Лиза открыла паспорт. — Ядвига Хелмер, — прочитала она, — но почему? — недоуменно вскинула на Руди глаза. — Разве я не могу въехать в Германию под своей настоящей фамилией.
— Можешь, — ответил он, выразительно глядя на нее, — но лучше этого не делать. Имей в виду, что до сих пор не только Германия, но и Франция, все другие страны наводнены шпионами. В том числе и советскими. Они разыскивают бывших нацистов, предателей, провокаторов. Так что будет лучше, если при переезде ты воспользуешься легендой. Тебе же не впервой, как я понимаю, — он как-то двусмысленно улыбнулся.
— Мне не впервой, — Лиза не стала кривить душой, — но я не ожидала, что мне придется играть роль и здесь.
— Ничего не поделаешь, фрейлян, такова действительность, — Руди покачал головой. — Проверь лучше, — продолжал он, — дата рождения твоя? — Лиза кивнула. — Ну, а место рождения значения не имеет, — констатировал он удовлетворенно. — Полуправда, это, как говорится, тоже правда, только наполовину. Оставь паспорт при себе. Покажешь пограничникам, когда придется. История такова: ты — жена моего друга, который погиб на фронте. Гостила у знакомых во Франции, а теперь, оказавшись в Лионе по делам, я забрал тебя с собой, чтобы тебе не пришлось ехать на поезде. В общем, принимаешь ухаживания сочувствующего друга, в этом нет ничего удивительного. Тебе не нравится? — Он снова включил мотор, машина тронулась.
— Да нет, я не против, — Лиза пожала плечами, — но все так странно. Мне и в Германии придется жить под именем фрау Хелмер? — догадалась она, и ей стало как-то зябко, неуютно.
— Пока да, — подтвердил он, не оборачиваясь, — а дальше посмотрим.
— Фрау фон Крайслер ты представишь меня тоже как Ядвигу Хелмер? — Лиза наклонилась вперед, ожидая ответа.
— Да, — ответил он после некоторого молчания. — Посуди сама, после всего, что она пережила в войну, ей будет не очень радостно, если к ней в гости пожалуют русские. У фрау Шарлоты очень слабое здоровье, мне бы не хотелось подвергать его испытанию. В конце концов, она может просто испугаться, ведь она немолодая женщина.
— Да, я понимаю, — скрепя сердце Лиза согласилась. — Надеюсь, ты подскажешь мне, где я смогу снять комнату в Гамбурге, — попросила она. — Насколько я понимаю, на Альстерштрассе, 38 ты меня не приглашаешь.
— Почему же, приглашаю, — возразил он с улыбкой. — В любое время дня и ночи, но сам я там бываю редко. Хозяйка там фрау Шарлота, что же касается меня, гораздо чаще я обитаю на соседней улице, где располагается мой офис и служебная квартира. Если захочешь, ты будешь жить в ней, ну а хочешь, отдельно — снимем тебе апартаменты.
Лиза промолчала.
Впереди показался пограничный пост. К удивлению Лизы, выпустили их и впустили быстро, даже почти не смотрели документы. Советские пограничники, усмехнулась она мысленно, не вели бы себя столь неосмотрительно и беспечно. Не поленились — все перетряхнули и заставили бы раздеться до нижнего белья.
— Все в порядке, счастливого пути, господин Крестен, — донеслось до Лизы сквозь стекло пожелание офицера. Руди благодарственно махнул рукой. Машина снова двинулась.
Дождь по-прежнему колотил в стекло, за окном мелькали поляны, аккуратные белые домики с черепичными крышами. После пережитого волнения Лиза расслабилась и незаметно для себя задремала. Когда же открыла глаза, даже испугалась. В запотевшие стекла машины она не увидела ничего, только сплошную белую пелену, туман. Даже в лобовое стекло, которое очищалось дворниками, ничего не было видно. Только присмотревшись, можно было различить, что за туманом проскальзывают очертания высоких домов, витрины магазинов, словно не касаясь земли, проплывают отдельные, редкие пешеходы. Лизе вообще показалось, что машина не едет, а плывет, — «мерседес» действительно передвигался медленно, да и как быстрее, в такой туман-то? Словно с огромного расстояния доносились приглушенные звуки — сирена парохода в порту, бой старинных часов на башне ратуши.
— Мы уже в Гамбурге? — спросила Лиза, наклонившись вперед.
— Да, — ответил он просто, — почти дома.
— И здесь часто такой туман?
— Случается. Особенно в дождливую погоду. Мы называем такую погоду «Smuddelwetter», погода-неряха. Занудный, пронизывающий насквозь мелкий дождь, густой туман весь день. Иногда все длится по несколько дней. Конечно, не очень весело, зато запоминается. Очень похоже на Венецию зимой, — заметил он, поворачивая на перекрестке, — только здесь мы все же едем по суше, а там плывешь на гондоле по каналам. Внизу — вода, сверху — тоже вода, туман, дождь, слякоть. Все сливается в единую, безраздельную картину грусти — каналы, берега, острова, небо.
— Я никогда не была в Венеции, — тихо ответила Лиза, — я только читала о ней.
— Съездим.
Когда отъехали от порта, туман поредел. Стали четче вырисовываться контуры домов, появились очертания поребриков, отделяющих проезжую часть от тротуаров. Лиза смотрела по сторонам, желая увидеть разрушения, оставшиеся после налета союзной авиации, о котором рассказывал ей Руди в Лионе. Но аккуратные, трудолюбивые немцы старательно восстановили свой город, по крайней мере ту часть, по которой они теперь ехали. Здесь шрамы войны были совершенно незаметны. Словно выплыв из ватных серых хлопьев, облепивших машину, справа возник парадный подъезд какого-то здания, освещенный тусклыми фонарями в ажурном решетчатом обрамлении. Машина остановилась, Лизе даже показалось, что она, точно лодка, закачалась на волнах тумана.
— Это Альстерштрассе? Ты здесь живешь? — спросила Лиза, выглядывая в окно.
— Нет, здесь будешь жить ты, — ответил Крестен, — Здесь находится служебная квартира, о которой я тебе говорил. Я уступлю ее тебе на время. — Он вышел из машины. Распахнул дверцу со стороны, где находилась Лиза, помог ей выйти.
Ступив на тротуар, мокрый и скользкий, Лиза оперлась на руку Руди, — ей показалось, что она провалилась в густое, холодное облако, по ногам сразу пробежал озноб. На пальто мгновенно выступили темные, влажные пятна. Волосы, завитые в Лионе и весьма растрепавшиеся за поездку, сразу поникли, став прямыми как солома.
— Прошу, фрейлян, — Руди вытащил из багажника чемодан Лизы и, предложив ей руку, повел в дом. Заметив, что она смущена погодой, пошутил: — Не волнуйся, здесь не каждый день так. Гамбург — очень красивый и приветливый город. Его издавна любят все моряки и всегда приходят в порт, если выпадает возможность. Даже в Мюнхене, а это юг Германии, выпадает дождей больше, чем здесь. Но сегодня ты, конечно, мне не поверишь, — он засмеялся.
Они вошли в… Руди сказал, «в подъезд», но было ощущение, что они вошли в фойе театра или какого-то музея. То, что открылось взору Лизы, никак не походило на подъезд в советском его понимании. Будучи даже дочерью князя, Лиза выросла в советские времена, и она никогда не знала дореволюционной русской жизни. Потому она оказалась не готова к «излишествам буржуазной жизни», как обычно писали в «Правде». До блеска вымытый и натертый полиролью мраморный пол, на стенах, драпированных темной тканью, зеркала и картины. Лепные украшения на высоком сводчатом потолке, с которого свисали, заливая ярким светом весь холл, бронзовые люстры со сверкающими хрустальными подвесками. Бронзовые подсвечники на высоких тумбах в простенках между зеркалами и у обтянутых светлой кожей диванов и кресел, стоящих в холле для посетителей. Все необыкновенно чисто, сделано с любовью и элегантностью. Ничего подобного Лиза не видела даже в партийном доме на Тверской, где жила Белозерцева.
Пока Лиза любовалась холлом, Руди подошел к консьержке, сидящей за стеклянной стойкой.
— Вот познакомьтесь, фрау Катарина, — услышала Лиза, — это фрау Хелмер, вдова моего друга, приехала из Лиона и побудет пока в Гамбурге. Она будет жить в моих апартаментах. Ядвига, подойди, — позвал он.
Озадаченная тем, что и здесь ей придется скрываться под чужим именем, Лиза приблизилась. Консьержка издалека мило заулыбалась ей:
— Очень, очень приятно, дорогая фрау Хелмер, — она легонько пожала Лизе кисть. — Я уверена, вам у нас понравится.
По сравнению с вечно закутанной в телогрейку вахтершей Марьей Сергеевной фрау Катарина выглядела, можно сказать, роскошно в аккуратном синем костюме, украшенном брошью, и белой блузке с отложным воротником. Тщательно причесанная, безукоризненно приветливая. Лиза даже испугалась ее любезности и ничего не ответила, в смущении. Чтобы заполнить паузу, Руди посетовал на дождь, потом сказал:
— Ядвига замерзла и устала. Мы, пожалуй, скорее поднимемся наверх.
— Да, да, конечно, — консьержка понимающе закивала головой, подала Руди ключ.
— Идем, — поблагодарив фрау Катарину, Руди повел Лизу по мраморной лестнице на второй этаж. Затем они прошли по коридору, выстеленному зеленым ковром до самого конца, и остановились перед последней дверью.
— Здесь квартира, — объяснил Руди, щелкнув ключом в замке, — мой офис на первом этаже, в него отдельный вход с торца. Я там бываю каждый день, если не уезжаю в командировку. Входи, — он распахнул перед Лизой дверь.
Растерянно взглянув на гирлянды цветов, обвивавшие стены коридора, Лиза спросила:
— Это гостиница?
— Нет, — Руди улыбнулся, — самый обычный жилой дом.
— В Лионе все было скромнее, — сказала она.
— Просто ты жила в квартале победнее, а район Альстера в Гамбурге, — это место, где живут богатые люди, — ответил он.
— И ты богат? — она пристально посмотрела на него.
— Как видишь, — он пожал плечами и поторопил: — Входи, входи, не тяни время, — он осторожно втолкнул ее внутрь. Щелкнув переключателем, включил свет. Лиза даже зажмурила глаза от вспыхнувшего вокруг сверкания хрусталя. — Позвольте, фрейлян, — Руди помог ей снять пальто. Затем с улыбкой проводил в комнаты.
Комнат было пять. Все были богато, со вкусом обставлены. От позолоты, бархата, ярких тканей, зеркал у Лизы закружилась голова, она никак не ожидала, что спустя несколько лет после войны немцы снова так хорошо живут. Разумеется, не все немцы, и вполне возможно то, что сейчас окружало ее, — остатки прошлой, еще довоенной жизни, чудом уцелевшие в хаосе военного лихолетья. Но все-таки она была поражена и некоторое время не могла вымолвить ни слова.
— Ключ будешь оставлять у консьержки, — предупредил Руди, словно не замечая ее смущения. — Иди сюда, — он потянул ее за руку, проводя через комнаты, — взгляни. Это твоя спальня.