Неладно у меня с майором Фрищенко сложилось, вроде и мужик он подходящий, и сыщик неплохой, а уперся. Если прокуратура вцепится в медвежатника, взбаламутится не только цирк, весь город. Надо срочно звонить в Москву, пусть притормозят хотя бы на сутки, мне сейчас здесь только прессы не хватает, коллег, так сказать. Журналисты народ дошлый, многие друг друга знают, тотчас выяснится моя липа, поднимется шум, но дело даже и не во мне – работать станет практически невозможно».
Так рассуждая, сыщик, крайне недовольный собой, вышел к цирку. Удивительно, несмотря на дождь, афиша не поблекла, гимнастка по-прежнему была женственная и даже сексуальная, а клоун смотрел огромными голубыми глазами насмешливо и грустно, хотя его ярко-малиновые губы растянулись от уха до уха.
Гуров засмотрелся на клоуна, хотелось по-мальчишески ему подмигнуть, сказать, мол, не грусти, приятель, все образуется, и не заметил, как из центральных дверей вышли женщина и мужчина, причем женщина тянула мужчину за рукав, и не только сыщику было ясно, что жена ведет провинившегося мужа. Закрыв тяжелую дверь, женщина подбоченилась, подняла тонкую выщипанную бровь, причем даже с расстояния в несколько шагов, на котором находился Гуров, было отчетливо видно, что бровь, данная от природы, выщипана, тонкая полоса туши проведена выше и трагической стрелой устремлена к виску.
– Ну? Ты, кобель, снова за свое? – спросила дама звенящим фальцетом.
Гуров понял: собрат сейчас получит пощечину – и с привычной мужчинам солидарностью бросился на помощь.
– День добрый! – громко сказал он, поднимаясь по ступенькам, и не свойственным для него развязным жестом протянул руку. – Артистам цирка от представителя второй древнейшей профессии. Вчера не успел представиться. Гуров. Журналист.
Взметнувшаяся было длань повисла в воздухе, бровь опустилась, глаза Немезиды сверкнули и мгновенно подернулись поволокой, стали романтическими и загадочными. Гуров давно привык, что нравится женщинам, особенно тем, кто хочет казаться лет на двадцать моложе.
– Очень приятно. – Дама протянула руку, казалось, с ее пальцев капает кровь. – Матильда.
Сыщик понимал, протянутую руку необходимо поцеловать, но посчитал, что сделал для соплеменника достаточно, окровавленные лаком пальцы лишь пожал, зато театрально наклонил голову так резко, что чуть не свернул шею.
Матильда – понятно, что это было сценическое имя, а клиенты сыщика Гурова сказали бы кликуха – кивнула на своего спутника.
– А это местный администратор и, к величайшему сожалению, мой муж. В молодости был красив, а я девчонкой вертелась под куполом и… вполне банальная история.
– Жуков Александр Валентинович. – Его рукопожатие оказалось сильным, взгляд благодарным, понимающим, со смешинкой, в отличие от женщины мужчина был умен и красив.
Гуров вспомнил, что видел Жукова ночью у трупа Ивана, обратил внимание, так как администратор выделялся среди окружающих, одетых кое-как, тем, что был в костюме и при галстуке, к тому же он не суетился, держался спокойно, как бы отстраненно, словно посторонний. Среднего роста, с военной выправкой, в прекрасно сидящем костюме, из нагрудного кармана пиджака кокетливо выглядывал платочек того же материала, что и галстук. Жуков прекрасно смотрелся бы не только в захолустном городишке, но и на любом вернисаже в столице. Брюнет, с орлиным носом, с резким росчерком бровей, с безукоризненным пробором, он походил на героя-любовника из кинофильмов тридцатых-сороковых годов, лишь глаза у администратора были как бы не его, а совершенно другого человека – темные, казалось, без зрачков, умные и одновременно беспомощные глаза человека, который постоянно ждет, что его сейчас ударят, и извиняется за свою беспомощность.
Интересно, почему он здесь, женат на этой вульгарной женщине, работает администратором в глухой провинции? – подумал сыщик. В нем все не так, будто шутник собрал его из разных конструкторов, соединил детали совсем несовместимые. Админиcтратором необходимо заинтересоваться. Осмотр нового знакомого и проскочившие мысли заняли у сыщика несколько секунд, которые необходимы для рукопожатия.
– Гуров Лев Иванович, – сказал он и понимающе улыбнулся.
– Знаю, весь цирк взбудоражен, только о вас и говорят. – Голос у администратора был глуховатый, с трещинкой. – Журналист из Москвы здесь, сами понимаете, сенсация.
– Ванюшку зарезали! – вспылила супруга. – А для него журналист главное! И уже с этой шлюшкой из амазонок сговаривается!
– Милочка, ты со своей бесконечной ревностью…
– Я ревную? Тебя? – Супруга вновь подбоченилась, взглянула на Гурова, поправила действительно роскошные волосы. – Ничтожество. Лев Иванович, вы, как настоящий мужчина, понимаете…
Сыщику семейная ссора изрядно надоела, и он собрался откланяться и бросить собрата на произвол судьбы и жены, но вновь распахнулись широкие парадные двери, и на лестницу вышла Ольга Дмитриевна, роскошная женщина и гостеприимная соседка Гурова. Ее сопровождал знаменитый коверный Николай Куприн по кличке Классик, чей портрет украшал афишу цирка. В жизни Классик оказался значительно старше – примерно лет пятидесяти, хотя высокая, очень худая фигура сохраняла юношескую стройность, но лицо в глубоких складках, особенно жилистая шея выдавали истинный возраст. Есть такое выражение: глаза в пол-лица, именно такими глазами обладал коверный. Он остановился чуть позади Ольги, церемонно поклонился Гурову, администратору, мигнул, причем один глаз у него закрылся полностью, другой даже не дрогнул.
– Наш сосед, супермен, который таинственно исчезает среди ночи, бесшумно скрывается ни свет ни заря. – Ольга протянула руку Гурову, на супругов глянула мельком, чуть кивнула. – А утром не заглянули напрасно, мы ждали вас к завтраку.
Сыщик собрался ответить, но неожиданно почувствовал знакомый предупреждающий холодок опасности. Пожимая руку женщины, сделал шаг в сторону, повернулся, но на лестнице никого не было. Но, кроме аромата великолепных духов, сыщик отчетливо ощущал неприятный запах пота, давно не мытого тела.
«Хватит. Закончу это дело, вернусь в Москву, найду среди приятелей психиатра. Я же цивилизованный человек, черт побери. Раз меня, словно Полкана, запахи мучают, значит, какая-то гайка с резьбы слетела, следует поправить». Внутреннее состояние никак не отражалось на лице сыщика, он лишь рассеянно улыбался, скользил взглядом по окружающим, небрежно спросил:
– А вам не кажется, уважаемые дамы и господа, что мы похожи на актеров, которых режиссер расставил на ступеньках сцены и заставил вести пустые разговоры? Убили человека, а мы несем околесицу. – Он перестал улыбаться.
«Пусть я ненормальный, а все равно здесь воняет, кто-то из этих людей меня ненавидит или боится, скорее и то, и другое. И на мое напоминание об убийстве никто не среагировал. Не прав, сыщик», – одернул себя Гуров. Коверный собрал свое гуттаперчевое лицо в гримасу, довольно смешно, Матильда дернула плечиком, взяла супруга под руку и сказала:
– Не желаю изображать, мне этот бандит всегда не нравился. Идем, Саня, или ты кого-нибудь ждешь?
– Что ты, что ты, – забормотал администратор. – Но, дорогая, о покойниках плохо не говорят…
Они раскланялись и ушли, Гурову показалось, что администратор отнюдь не боится жены, просто валяет дурака.
– Николай Иванович, спасибо, – сказала Ольга, – надеюсь, мужчина проводит меня до дома.
Сыщик собирался встретиться с Рогожиным, переговорить с директором и вообще потолкаться в цирке, приглядеться к людям. Но ведь хочешь не хочешь, с дамочкой тоже необходимо разобраться, сейчас инициатива исходит от нее, тем лучше, но, прикрывая заинтересованность, сказал:
– Ольга Дмитриевна, вы познакомьте меня с Николаем Ивановичем, человека так просто Классиком не назовут, а я профессионал, мне любопытно.
– Классик – шуточки молодых, – сказал коверный, пожимая сыщику руку. – А мы, Лев Иванович, ночью познакомились. Запамятовали? Ничего странного, я, к примеру, такую смерть, нелепую и страшную, лицезрею впервые.
Сыщик все отлично помнил, но не возразил.
– Цирк для человека моей профессии – поездка на курорт, праздник. Наши будни проходят в борьбе, кровавых схватках за урожай, тонны да копанье в бюрократических бумагах. И вот попал, надо же. – Гуров вздохнул. – Я с покойным знаком не был, однако…
– Не лгите! Грех! – перебил Классик, поднял длинный тонкий палец. – Известно, вы с Ваней беседовали.
– Беседа – не знакомство, – парировал сыщик, заглянул в глаза коверного, удивился детской беззащитности ответного взгляда.
– Так вы скажете, что со мной тоже незнакомы. – Коверный легко подхватил руку Ольги Дмитриевны, изящно поцеловал, обращаясь лишь к ней и не взглянув на Гурова, попрощался, взбежал по ступенькам и скрылся за дверью.
– Клоун на вас за что-то сердит, – глубокомысленно заметила Ольга, взяла Гурова под руку и продолжала, резко сменив тему и тон разговора, как это умеют делать только женщины: – Ох, Лев Иванович, вы большой хитрец, надо сказать. Хитрец большой, но актер отвратительный. Даже для самого захудалого театра никуда не годитесь.
Они шли по разбитому тротуару, пытаясь обходить лужи, порой Ольга опиралась на руку спутника и через очередное препятствие перепрыгивала.
– В прошлом, а возможно, и в настоящем – вы отличный спортсмен-сердцеед, тут вы крайне самоуверенны! – Ольга обняла Гурова за шею, подняла лицо, кокетливо приоткрыла губы, но дотянуться даже до подбородка не смогла.
Сыщик придержал ее за талию, перенес через канаву, поставил на землю, удержал на дистанции. Он не на шутку разозлился. Дело в том, что подобные вещи, в разных выражениях, ему говорили неоднократно. И если в юности он старался казаться мужественным, а его в ответ обзывали Левушкой, даже Левой из Могилева, то последние годы сыщик постоянно следил за собой, пытался выглядеть как можно мягче, невзрачнее, точнее, незначительнее. А в ответ слышал, что волк и овечьи атрибуты надо отбросить, обмануть он никого не способен и выглядит только смешным. Нет, с мужчинами номер чаще проходил, мужик хочет быть сильным, ему только подставься, он уже карабкается на шею, командует, учит жить, как минимум дает советы. А вот с женщинами у Гурова ни черта не получалось. Тут снова возникали нюансы. Женщины, в постоянной борьбе за существование потерявшие свое происхождение, в хитром подходе не нуждались. Внимание, умение слушать, элементарное сочувствие, и она готова поверить во все, даже в то, во что поверить невозможно. Но ведь с бродяжками, мелкими воровками полковник Гуров дела давно не имел. А если и сталкивался, то лишь как с второстепенными свидетелями. Но были и другие: жены, подруги, партнерши, то есть женщины главных противников. Женщины сытые, ухоженные, отлично выспавшиеся, томящиеся бездельем, которые охотились как за бриллиантами, гарнитурами, шубами, так и за мужскими скальпами. Охотницы в подавляющем большинстве случаев были не в курсе дел своих мужчин, но все равно порой представляли оперативный интерес. Но именно здесь Гуров обычно терпел поражение, обмануть этих женщин ему не удавалось.
Сейчас повторилась все та же история. Ольга разгадала его мгновенно, следовало перестраиваться, изображать повесу, начинать ухаживать, а настроение было абсолютно неподходящее.
– Лев Иванович, вам сколько годочков? – щебетала спутница, прижимаясь к его руке. – Сорок уже минуло. Вам трудно женщину поцеловать? Нравится, не нравится, как говорится, плюнь, да поцелуй. А вы, словно мальчишка, характер выказываете и наживаете врага. Нет страшнее врага, чем отвергнутая женщина.
«А вот тут ты и заигралась, милочка», – подумал сыщик и сказал:
– Может, я и самоуверенный, но, как вы верно определили, сорок мне уже минуло, может, мудрость не наступила, но юношеская наивность, надеюсь, прошла. Вам нужен мальчик для битья? Вы ошиблись адресом.
Коли нечем прикрыться, прикинься дураком, решил Гуров. Нет лучше щита, чем колпак с бубенцами. Если дама мной интересуется, то пусть выпутывается, любопытно взглянуть. А если мне мерещится, то мы холодно расстанемся, и, как говорится, каждый останется при своих.
Хотя Гуров и был сыщик божьей милостью, а с красивыми уверенными женщинами, как уже говорилось, вечно попадал не в масть. Ольга не стала выпутываться, разрубила мгновенно. Она остановилась, взяла Гурова за лацканы плаща, открыто посмотрела в глаза.
– Простите меня, пожалуйста, я больше не буду. Вы меня прощаете? – И не отпускала, ждала ответа.
– Ну? – Сыщик растерялся.
– Что «ну»? – Ольга тряхнула его что было сил. – Отвечайте! Прощаете?
Одинокий прохожий приостановился, видимо, решил досмотреть до конца. Ольга, не отпуская сыщика, повернулась к любопытному и громко объявила:
– Я могу у мужа попросить прощения без свидетелей?
– Конечно, конечно. – Мужчина зашмурыгал по лужам.
– Я и не знал, что мы женаты, – улыбнулся Гуров.
– Вот теперь знаешь, – серьезно ответила Ольга. – Целуй и проси прощения. – И чертенята плясали в ее широко открытых глазах. – Немедля, иначе сейчас на колени встану, прямо вот в эту лужу.
И Гуров понял, что она действительно опустится на колени, поэтому он перестанет прикидываться, а будет настоящим полным идиотом. Он наклонился, хотел поцеловать Ольгу в лоб, но она обхватила его за шею, подпрыгнула, и сыщик был вынужден подхватить ее на руки. Ольга прижалась к нему, словно ребенок, и прошептала:
– Отнеси меня домой, дорогой.
Он донес ее до конца квартала, за углом которого находилась гостиница, поставил на ноги и сказал:
– Извини, но такси нынче очень дорого, боюсь, тебе не расплатиться.
– Ой, мужлан. – Ольга взяла Гурова под руку. – Только деньги на уме. – Увидела у подъезда гостиницы машину и воскликнула: – Ого! Вот это аппарат! Интересно, кто такой прибыл к нам в гости?
«Вольво-740», даже заляпанный грязью, смотрелся благородно. Гуров догадался, чья это машина, и если действительно приехал Юдин, то следовало быстренько избавиться от прелестной спутницы и переключиться на работу. Сыщик на время забыл, что Ольга тоже была частью его работы.
Они вошли в вестибюль, у стойки администратора стоял мужчина, и Гуров, хотя видел его со спины, мгновенно понял, что прибыл Борис Андреевич Юдин, которому сыщик звонил вчера вечером. Приехал человек на машине, и путь не такой уж близкий, дорога не автобан, особенно не разгонишься.
– Уважаемая Ольга Дмитриевна, – сказал Гуров чуть громче, чем следовало. – Разрешите вас проводить, а мне нужно переобуться – и на работу.
Ольга ничего не ответила, посмотрела на Юдина, который, подхватив чемодан и кейс, кивнул администратору и пошел через холл к лифту, взглянул на сыщика и его спутницу безразлично. Гуров почему-то понял, что Юдин и Ольга знакомы. Когда дверь лифта закрылась и гость отбыл, Ольга топнула и сказала:
– Нахал! Даже не поздоровался! Ну, миллионерам все дозволено! Идемте! – И направилась к лестнице.
Они жили на втором этаже, и лифт не требовался.
– Конечно, он занял апартаменты, которые нам не дали, – рассуждала Ольга. – Интересно, на кой черт он притащился в эту дыру?
«Я попросил», – хотел ответить сыщик, но, естественно, промолчал.
– Заходите, супермен, – распахивая дверь своего номера, пригласила Ольга, скинула промокшие туфли и направилась к столу с бутылками. – Выпьем по граммов несколько.
Гуров пить не хотел, но следовало выяснить, откуда и насколько близко были знакомы Ольга и Юдин. Данный факт являлся неожиданностью, возможно, удачной, возможно, совсем наоборот.
– Я видел миллионеров только в кино, – беспечно сказал Гуров, один бокал наполнил, а другой налил символически. – Что они за люди и откуда вам известен прибывший?
– А ты излишне любопытен.
– Я любознательный, такова моя профессия.
«Журналист или сыскарь?» – думала Ольга, вертела зажигалку, которую передал муж, не зная, каким образом передать ее Гурову. Зажигалку легко подложить в его номер, но лучше, чтобы она находилась у любопытного соседа в кармане.