— Чего они хотят от вас, от меня, наконец?! — вскричал он.
— Расскажи ему об этих шакалах. — Мансур-Халим дотронулся до плеча сына.
Али-Реза подсел поближе к капитану и негромко начал рассказывать об исмаилитах. Обычно они скрывали свою принадлежность к секте, и надо пройти долгий путь по ступеням обманов, испытаний и клятв, чтобы из простого мюрида или фидаи стать посвященным. С иудеями исмаилит иудей, с огнепоклонниками он прикидывался огнепоклонником, с буддистами — приверженцем Будды и старался никогда не раскрывать своей истинной сущности. Священная книга для них отнюдь не Коран, хотя они и считались мусульманами а «Маулоно-шо-Низоро», откровения Сеид-ата-Идн-и-Шах-Мансура, и «Путевой припас странствующих», написанный в незапамятные времена Насыр-и-Хосравом.
— У них много степеней или ступеней посвящения — рассказывал Али-Реза. — Сначала они узнают, что думает нужный им человек, а потом начинается «тасис» — охота за ним.
— Как за тобой и твоим отцом? — уточнил Федор Андреевич.
— В принципе да, — подтвердил молодой человек. — Но «тасис». может быть как охотой для привлечения в свои ряды, так и охотой для других целей. Когда же они хотят сделать кого-либо своим сторонником, наступает третья ступень — «ташлик». Исмаилиты втягивают человека в диспут о рае и аде, читают отрывки из Корана, стараясь вызвать удивление разногласиями в тексте и пошатнуть веру.
Он рассказал и о четвертой степени — «рабт-узы», предполагающей клятву о неразглашении услышанного, о пятой — «тадлис», когда посвящаемому говорят, что в нем нет Бога, что его нет и в небесах и нет иных праведных людей, кроме исмаилитов.
Кутергин слушал рассеянно: его не оставляли мысли о шкатулке и книге. Не меньше интересовала и собственная судьба. Если бы кто-нибудь еще полгода назад сказал ему в Петербурге, что он вскоре станет дичью в зловещей охоте фанатичных мракобесов, исповедующих средневековые догмы и готовых убить любого, кто встанет на их пути, капитан только рассмеялся бы в ответ, сочтя это глупой шуткой. Но действительность превзошла самые мрачные фантазии. И нет разницы, как назвать охоту за живыми людьми, «тасис» или иначе, — суть одна! Но все же, что нужно этим шакалам, как назвал исмаилитов слепой шейх?
Неожиданно в коридоре послышались звуки голосов, дверь распахнулась, и в комнату вошел пожилой человек в темном халате. Его голову украшала затейливая меховая шапочка, а талию туго перехватывал пояс из чеканного серебра, богато украшенный бирюзой и самоцветами. Вместе с ним в комнату ввалились несколько до зубов вооруженных стражников. Двое из них держали чадно горевшие факелы.
Черные глаза пожилого незнакомца быстро пробежали по лицам узников. Он погладил ладонью густо посеребренную сединой бороду и громко сказал:
— Теперь здесь собраны все, кто имеет отношение к нашему делу. Не так ли, Мансур-Халим?
Слепец не удостоил его ответом. Он устремил незрячие глаза в неведомое пространство и молчал, крепко сжав губы, словно не слышал вопроса. Только пальцы, выдавая скрытое волнение, чуть быстрее, чем обычно, перебирали зерна четок. Али-Реза встал за спиной отца, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на незнакомца.
— Не хочешь говорить? — желчно усмехнулся тот. — Ты по-прежнему гордый, хотя Аллах уже покарал тебя за гордыню, погасив свет в очах. Может быть, он еще и лишил тебя языка?
— Не смей упоминать имя Аллаха, нечестивый пес! — угрожающе произнес Али-Реза, но замолк, остановленный вялым жестом отца.
— Ты владеешь тем, что не принадлежит тебе, — продолжал незнакомец, не обращая внимания на молодого шейха. — Но всему приходит конец! Сколько ты ни вертелся, а придется отдать старые долги.
— Мы ничего не должны вам, — прошептал слепец, но незнакомец в темном халате услышал.
— Не будем спорить. — Он предостерегающе поднял ладони. — Все равно каждый из нас останется при своем мнении. Подумайте до рассвета. И учтите: урус разделит вашу судьбу!
Он резко развернулся и вышел. Следом за ним ушли и вооруженные стражники.
Комнату потихоньку начал окутывать сумрак — солнце село, а слабые, похожие на умирающих мотыльков язычки пламени светильников не могли до конца рассеять темноту. Она наступала неотвратимо, столь же уверенная в своей безраздельной власти до рассвета, как незнакомец был уверен в своей власти над жизнью и смертью пленников. Наверное, именно поэтому он специально надел темный халат, чтобы подчеркнуть свое родство с силами ночи? Восточные люди любят отождествлять себя с силами природы или животными.
— Чего они добиваются от вас? — вновь спросил Федор Андреевич, когда стихли шаги за дверью. Он твердо решил расставить все точки над известной буквой: в конце концов ему посулили ту же участь, что и Мансур-Халиму с Али-Резой. Значит, он имеет право узнать, из-за чего рискует головой?
Впрочем, о каком риске идет речь? Судя по всему, здесь не привыкли бросать слов на ветер и ограничиваться пустыми угрозами; лишь только первые лучи солнца позолотят снега на вершинах гор, заявится стража и потащит пленников на расправу. Но почему судьбу слепца и его сына должен разделить русский офицер, не имеющий ни малейшего понятия о делах азиатов и их счетах между собой? Какое ему дело до их религиозных разногласий?
— Я уже говорил тебе! За долгие века последователи нашего учения накопили множество знаний , а Имам хочет завладеть ими любым способом, — нехотя ответил старик.
— Опять ваши пресловутые разногласия по поводу знаний ! Но при чем здесь я? — Капитан недоуменно развел руками. — Почему я должен разделить вашу судьбу?
— По мнению Имама, ты мог получить часть наших знаний , — объяснил Али-Реза. — Именно поэтому ты и очутился здесь.
— Вот оно что! Значит, сейчас приходил сам Имам? — удивился Федор Андреевич.
— Нет. — Слепой Шейх отрицательно мотнул головой. — Это не Имам! Он никогда не покажется тебе, гяуру. Даже обреченному на смерть.
— Хорошо, — не отставал Кутергин. — Чего же в таком случае хотел от вас Желтый человек? Тоже знаний?
— Да, — тихо подтвердил Мансур-Халим.
— Помилуйте, но это смешно! Зачем разбойнику ваши знания ?
— Ему могут хорошо заплатить за них, — усмехнулся молодой шейх.
Федор Андреевич замолк, устыдившись, что в запале ему не пришла в голову столь простая мысль.
— Однако что вы знаете такое, чего не знает европейская наука? — Капитан не желал сдаваться.
Морщинистое лицо старого Шейха расплылось в улыбке, словно он слушал лепет неразумного ребенка.
Он ошупью отыскал руку Кутергина и усадил его рядом с сооой.
— У Востока всегда были, есть и будут свои секреты непонятные гяурам. Стоит ли сейчас тратить на них драгоценное время? Давай лучше подумаем, как избежать смерти. Несправедливо, если ты получишь ее вместе с нами!
По опыту Федор Андреевич уже знал: в искусстве недомолвок и увиливаний от прямого ответа слепцу нет равных. Стоит ли сейчас настаивать на своем, когда с каждой секундой уходит драгоценное время? Ночь до рассвета перед казнью коротка!
— Бежать? — Капитана осенила идея. — Попробуем распустить ковер и свить из ниток веревку! Успеем до утра?
— Пропасть слишком глубока, — развеял его надежды Али-Реза. — До ее дна не достанет ни одна веревка.
— Тогда остается лишь напасть на стражу и попытаться прорваться к лошадям.
— Я не могу бросить отца, — покачал головой молодой шейх.
— Если есть хоть малейшая надежда спастись, ты должен идти, — твердо сказал Мансур-Халим. — Из тебя воспитали не только врача, но и воина. Лучше смерть в бою, чем под пытками этих смердящих псов!
Разговор прервало появление вооруженных стражников. Остановившись у дверей, они пропустили вперед закутанных до глаз в черные покрывала женщин с подносами в руках. Те поставили перед пленниками блюдо с пловом, кувшин с шербетом, лепешки и фрукты и молча удалились. А капитан и Али-Реза переглянулись: трех женщин сопровождали семь рослых вооруженных охранников. Нечего и думать напасть на них с голыми руками.
Плов источал дразнящий аромат. Старый шейх осторожно попробовал его и с опаской проглотил, но потом махнул рукой — можно есть! По мнению слепого лекаря, еда не была отравлена, но ужинали без аппетита, вяло двигая челюстями, с трудом заставляя себя глотать нежное мясо и рис. Каждый всем существом ощушал, как утекает отпущенное им время.
Боясь, что их могут подслушать, Али-Реза жестами показал: поднос можно использовать в качестве оружия и щита, а чеканный кувшин, если его взять за узкое длинное горло, послужит настоящей палицей. Кутергин согласно кивнул и прислушался: не идут ли за посудой? Но о пленниках, казалось, забыли. Скорее всего за ними теперь придут только утром.
Вдруг слепой насторожился и предостерегающе поднял руку, призывая к вниманию. Спустя минуту и молодые люди услышали странный шорох: казалось, он исходил с неба и доносился к узникам через окно, словно на крыше завелась большая мышь и теперь возилась там, устраивая гнездо. Федор Андреевич решил выглянуть и направился к окну, но в этот момент в неровный каменный подоконник уперся носок грязного, запыленного сапога. Пленники замерли.
Через секунду рядом с первым появился второй сапог — явно азиатского покроя, с чуть загнутым кверху острым носком. Еще мгновение — показалась толстая веревка, и на подоконнике очутился сжавшийся в комок… Нафтулла! Он заговорщически приложил палец к губам и тихо позвал:
— Урус-тюра!
Кутергин онемел от изумления. В его душе пронеслась целая буря чувств, начиная от желания крепко врезать кулаком в носатую рожу коварного предателя, чтобы он сорвался в бездонную пропасть и навсегда исчез из. его жизни, и кончая надеждой на помощь со стороны алчного торговца: Нафтулла за деньги готов на все. Пусть у Федора Андреевича нет золота, зато сохранились камни, — может быть, купить за них желанную свободу? Но как ее получить? Нет слов, купец ловкая бестия, однако сумеет ли он помочь вызволить троих человек, один из которых к тому же стар и слеп? Ведь внизу бездна, а за дверями стража!
Али-Реза метнулся к двери и прислушался, а капитан крадучись пробрался к окну. Нафтулла что-то протянул ему, и Кутергин с удивлением увидел кинжал, добытый им в схватке с хивинцем. Полоснуть сейчас клинком по веревке и…
— Если ты крикнешь, всем конец. — Азиат цепко прихватил русского за плечо и горячо зашептал, словно угадывая его мысли: — Обрежешь веревку — тоже конец. Я доверяю тебе, урус-тюра, поэтому отдал кинжал, хотя ты так и не расплатился со мной.
— Ты пришел за алмазом? — Кутерпш тоже вцепился в Нафтуллу и почти втянул его в комнату. К его удивлению, торговец не сопротивлялся.
— Потом, все потом, — торопливо зашептат азиат. — Ты великодушен и не забудешь меня своей щедростью. Сейчас надо бежать! На рассвете за вами придут. Верь мне, верь! Я обещал тебе встречу со слепым, и ты увидел его. Нет моей вины в том, что это случилось так, как случилось.
— Как бежать? — не выпуская его, мрачно спросил Федор Андреевич. — Через крышу?
Наверное, торгаш подкупил стражников и приготовил коней во дворе? Можно ли довериться ему, еще раз поддаться на уговоры? Не приведет ли это в еще худшую западню, чем сейчас? Впрочем, может ли быть хуже?
Али-Реза сделал знак, что пока за дверями все спокойно, и Нафтулла вновь жарко зашептал:
— Внизу карниз, до него примерно сорок локтей. Спускайтесь по веревке, а я вас встречу. Потом выведу к лошадям. Поверь, мне нет выгоды в твоей смерти.
— Я не могу решать один. — Капитан выпустил азиата, и тот немедленно оказался снаружи. Словно циркач, торговец повис, держась за веревку и упираясь в подоконник носками сапог.
— Решайте, — зло буркнул Нафтулла. — Только побыстрее, я не могу долго ждать. И так риск слишком велик. Я спущусь и медленно досчитаю до ста. Потом ухожу. Все!
Оттолкнувшись, он скользнул по веревке вниз и будто растворился в темноте. Федор Андреевич высунулся в окно, но разглядеть что-либо внизу не удалось — все скрывала ночь. Лишь подергивание толстой, натянутой как струна веревки свидетельствовало: появление Нафтуллы не сон. Вот веревка заметно ослабла, и ее дернули два раза, будто приглашая поскорее спуститься. Неслышно подошел Али-Реза. Он тоже выглянул в окно, потрогал веревку и тихо спросил: