Астра заколебалась.
– А вы что же… не сказали следователю о своих подозрениях?
– Нет! Ни о вас, ни о том, что муж завел интрижку на стороне. И вы не говорите! Если в прессу просочится хоть капля информации, они раструбят об этом повсюду. Желтые издания охотятся за такими фактами. Им нет дела до репутации и доброго имени человека. Миша всегда заботился обо мне, пришла пора мне позаботиться о нем. Тем более что сам он уже не в состоянии это сделать.
Инга нервно комкала в руках мокрый носовой платочек, ее лицо покраснело и опухло. В квартире стоял запах сердечных капель.
– И еще… я хочу признаться… – слова давались ей с трудом. – Облегчить душу… Не в церковь же мне идти? Хотя… в церковь тоже надо. Я совершила ужасный грех! Когда я поняла, что у мужа появилась другая женщина, то… пожелала ему смерти. Неосознанно. Просто мне стало не так страшно за него. «Если ему суждено умереть, пусть умрет – моим !» – подумала я. Может быть, молись я за него всем сердцем, он бы остался жив? Мне нет прощения.
Инга поникла. Она сама себя осудила и казнила, растравляя свою и без того свежую рану. Она была ранена вдвойне, потеряв и мужа, и право считать себя достойной уважения и любви.
– Вы не виноваты, – сочувственно произнесла Астра. – Так сложилось. Вы были верной женой, вам не в чем каяться.
Инга молчала. Ее горе, отягченное раскаянием и ревностью, застыло в груди глухой болью, невыносимой еще и потому, что ничего нельзя было исправить, вернуть, переиграть заново.
– Зачем он пошел в толпу? – простонала она. – Почему он не хотел меня слушать?
Астре приходилось видеть, как на массовых встречах с людьми именитые гости, иногда в сопровождении охраны, иногда без оной, спускались с импровизированных трибун «в народ», пожимали руки, терлись локтями, подчеркивая свое единство с обыкновенными гражданами, свою демократичность и свое бесстрашие.
– Бояться населения своей страны стыдно и безрассудно, – любил повторять Теплинский. – Как я буду смотреть людям в глаза, убеждая их голосовать за меня и мои идеи, если отгораживаюсь от них броней и стеной дюжих телохранителей? Трус не играет в хоккей!
Эту фразу из любимой им песни Михаил Андреевич, в молодости капитан заводской хоккейной команды, сделал своим кредо.
Инга с ним не спорила, она привыкла подчиняться и безоговорочно признавать его авторитет. Она его просила, умоляла не рисковать, принять во внимание угрозы неведомого Сфинкса, как ни смешно это выглядит.
– Ау-у, Астра! О чем задумалась? – Матвей накрыл ее руку своей ладонью. – Очнись, принцесса.
– Инга не идет из головы. Бедная женщина. Похоже, ее супруг завел любовницу, и она связывает его смерть с ней. Если вспомнить убийство Никонова и поставить оба случая в один ряд, то скрипач был далек от политики. Остается… ревность?
– Как погиб Теплинский? В новостях подробности опустили в интересах следствия.
– Скорее криминалисты сами не успели толком разобраться, что к чему, – объяснила Астра. – Теплинский приехал на встречу в бывший кинотеатр. На площади, несмотря на мороз, собралась толпа. Люди ждали, когда он выйдет из зала, где заседала местная элита, к ним. Он решил показать себя этаким лихим ковбоем, спустился со ступенек в гущу своих потенциальных избирателей, оторвался от охраны… В какой-то момент ему стало плохо, он едва не упал. Но его подхватили, расступились, подпустили телохранителей и врача… Увы, поздно.
– Он был мертв?
– Да.
– Как же служба безопасности допустила такое?
– А что им было делать? Хватать и не пущать? Теплинский – мужик с норовом, перечить ему не смели. Да и охрана у него слабовата. Он ведь не звезда шоу-бизнеса, не олигарх и в политике еще не успел сделать карьеру. Преуспевающий бизнесмен без криминальных корней, вот и все.
– Его тоже… отравленной булавкой, да?
«Отравленная булавка» звучало настолько нелепо, что Матвей смущенно хмыкнул.
– На запястье обнаружили след от укола, остальное выяснят эксперты. Хотя я уверена: смерть наступила от яда. Кто угодно мог в толпе взять Теплинского за руку и…
– Сфинкс не дурак! Место и время выбрал профессионально. Выполнил свое обещание… фактически у всех на глазах. И скрылся.
Астра кивнула.
– Людей опрашивать бесполезно. Никто ничего не заметил! Даже булавки не нашли – вероятно, она упала в снег, и ее затоптали. Теперь ты убедился, что Сфинкс существует?
– Отчасти. Думаю, Никонова могла убить какая-нибудь свихнувшаяся поклонница… или жена, а Теплинского – подражатель, имитатор. Почему бы не воспользоваться готовым рецептом? Или еще вариант. Громкое убийство обычно вызывает широкий резонанс, и люди с ущербной психикой попадают под его влияние, начинают вести себя неадекватно и даже признаются в преступлении, которого не совершали.
– Имеешь в виду, кто-то недолюбливал Михаила Андреевича, и смерть Никонова подстегнула его к действию? Не исключено. В любом случае надо искать роковую женщину. Что-то мне подсказывает: убийство Теплинского не связано ни с политикой, ни с бизнесом.
Матвей думал иначе, но промолчал. Пустые споры ни к чему.
– И кто подсказчик? – не удержался он от колкости. – Уж не зеркало ли?
– Зеркало тоже, – заявила Астра. – Я увидела в нем образ золотоволосой красавицы.
– Кого?
– Ты же ничего не знаешь! – спохватилась она. – Дело в том, что в тот трагический для Никонова вечер перед концертом и его жена, и администратор заметили в коридоре женщину с рыжими волосами. А в коридор выходила дверь комнаты, где расположился скрипач. Дама могла быть ревнивой поклонницей, любовницей, которая и отправила маэстро в мир иной.
– Ты сделала такой вывод из-за цвета ее волос?
– Да.
Матвей и Астра, занятые разговором, забыли о еде. Картошка и отбивные стыли на тарелках.
– Интересный подход, – разрезая мясо, пробормотал он.
– Понимаешь… я ходила в мастерскую Домнина: он пишет мой портрет. Художник оказался вовсе не таким злым чертом, как его малюют. Он довольно мил, хорош собой, остроумен, по-своему элегантен и… потрясающе талантлив. Мы болтали, он показывал свои неоконченные работы. У меня глаза разбежались! Одна картина просто великолепна. Если ее выставить, она произведет фурор. На картине Домнин изобразил прекрасную женщину с длинными волосами, всю залитую золотистым сиянием.
– Рыжую?
– Там все оттенки от красного до лимонного… Я сразу вспомнила слова Дины Никоновой! Вру… не сразу. Полотно захватило меня, околдовало…
Карелин понял, что пора спустить Астру с небес на землю.
– Это реальная женщина или плод авторской фантазии? – спросил он.
– Реальная! В том-то и дело. Домнин сказал, что позировала для картины его мачеха, то есть вдова его отца. Все очень подозрительно! Никонова говорила про рыжеволосую женщину, администратор скрипача тоже ее видел. Тут опять она. У нее над… – Астра запнулась. Хотела рассказать про бабочку над лобком дивной Афродиты-Данаи, но сочла это нескромным. Вышла из положения, вспомнив другую деталь. – У нее на голове – венок из мандрагоровых цветов! Я узнала, похожий венок был на мраморной статуе, на кассете.
Она говорила о видеокассете, которую нашла вместе с сухим корнем в доме покойной баронессы. После пожара в Камышине Астра не расставалась с тремя вещами: зеркалом, кассетой и завернутым в шелковый лоскут корешком.
– То дело закрыто, – сурово произнес Матвей. – Убийца разоблачен и мертв. Он был сумасшедшим, маньяком, зацикленным на магии древних кельтов. Забудь о нем, о кассете и дурацком корне! Неужели ты поверила в мандрагорового человечка?
– Альрауна, – со смехом подсказала она. – Который может сделать своего хозяина сказочно богатым, уберечь его от неминуемой беды или, наоборот, погубить. Конечно, поверила. Только мы с ним пока не нашли общего языка. Он, кажется, спит, а я не рискую его будить. Кстати! В мастерской Домнина я видела гипсовую фигуру сфинкса.
Карелин поперхнулся, закашлялся, отложил вилку и нож, глотнул вина.
– Какого еще… сфинкса?
– Его изготовил приятель Домнина, с которым они вместе учились в Питере. Там на набережной Невы красуются привезенные из Египта настоящие каменные сфинксы! Я подумала: не мешало бы познакомиться с этим скульптором.
– Закажи себе еще и статую в полный рост, – прыснул Матвей. – Заодно скульптор поведает тебе, как, сидя на берегу Невы и глядя на сфинксов, он вынашивал идею загадочных убийств.
Астра отправила в рот кусок холодной отбивной и невозмутимо принялась жевать.
– Смейся, смейся, – сказала она и потянулась за салатом. – Положительные эмоции благоприятны для здоровья. А я все-таки побеседую и со скульптором, и с рыжекудрой вдовой. Завтра же!
После ужина Матвей уселся просматривать документацию по конструкторскому бюро, беспрестанно зевая и проклиная надоевшие бумаги. Он слегка завидовал Астре, которая зарылась в Интернет.
– Что ты там ищешь? – спросил он, вытягивая шею и косясь на монитор.
Огромная бабочка расправила на весь экран две пары крыльев, покрытых мелкими пестрыми и блестящими чешуйками.
– С каких пор тебя интересует энтомология?
– С того момента, как я увидела золотоволосую Афродиту на картине Домнина, – ответила Астра. – Мне не дает покоя бабочка-бражник. Читал «Собаку Баскервилей» Конан Дойля? Помнишь Стэплтона, натуралиста, который ловил бабочек на болотах? Он-то и оказался главным злодеем.
– Я смотрел фильм. Бабочки не играют там никакой роли. Стэплтон держал в глубине Гримпенской трясины свою жуткую собаку.
– Вот именно. Душа человеческая – еще та Гримпенская трясина! – многозначительно произнесла Астра.
Матвей лег спать, а она до полуночи сидела за компьютером, потом поставила кассету, которую не просматривала с тех пор, как уехала в Богучаны. Любительский фильм, снятый убийцей, которого уже нет в живых, состоял из разрозненных фрагментов, объединенных кельтской символикой: змея обвивает ствол дерева… всадники загоняют дикого кабана… в магическом котелке варится свинина для богов… бронзовая русалка сидит посреди водоема… танцует венецианский карнавал… на золотом блюде лежит отрубленная голова… между деревьев проглядывает фасад усадьбы Брюса в Подмосковье… ликующая толпа сжигает соломенное чучело… любовники в масках ласкают друг друга… на звездном небе сияет Млечный Путь… венок из сиреневых цветов красуется на волосах мраморной Афродиты… корова жует траву… на виселице раскачивается на ветру повешенный… туристы бросают монетки в фонтан…
Глава 17
Мурат лежа смотрел телевизор. Он почти задремал. Известие о смерти Теплинского заставило его приподняться и позвать Санди, которая расчесывала у зеркала свою мокрую бронзовую гриву.
Она вошла в квартиру полчаса назад, уставшая, замерзшая, вся в снегу, и сразу закрылась в ванной, включила душ. Привести в порядок после мытья ее густые длинные волосы было задачей не из легких.
– Иди сюда! – крикнул он. – Послушай.
Александрина приблизилась, продолжая расчесывать прядь за прядью.
– «Служба безопасности Михаила Теплинского и следственные органы отказываются комментировать трагедию, разыгравшуюся на площади подмосковного городка, – вещал голос за кадром. – Со слов очевидцев нашему корреспонденту удалось самостоятельно восстановить картину гибели политика. Господин Теплинский общался с людьми, когда внезапно потерял сознание. Смерть наступила очень быстро, врачам осталось лишь подтвердить свершившийся факт. При попытках нащупать пульс лежащего на снегу Теплинского его охранник заметил на запястье след от укола иглой. Тело тут же увезли, но среди присутствующих поползли слухи, что убийца находился в толпе, беспрепятственно подобрался к жертве и воспользовался отравленным колющим предметом, предположительно иглой. Яд попал в кровь и…»
– Где ты была? – спросил Мурат, глядя на женщину снизу вверх.
Ее нежная, как у всех людей с рыжим от природы цветом волос, кожа на лице загрубела и покраснела от мороза.
– Тебе какое дело? Гуляла. Ездила по городу!
Мурат знал, что в холодную погоду, особенно зимой, она предпочитала не находиться на открытом воздухе.
– Почему без машины?
Санди хорошо водила и после смерти мужа села за руль его «Хонды» сама. Она ненавидела общественный транспорт, и даже пробки на дорогах ее не смущали. Сегодня она не забирала авто со стоянки, Мурат проверил. Он звонил ей несколько раз, не смог дозвониться и забеспокоился.
– В такой мороз машина плохо заводится, – раздраженно ответила она. – Если бы ты умел водить, сам бы сообразил.
– Раньше ты ее заводила.
– С трудом! – разозлилась Санди. – А в чем дело?
– Я боюсь за тебя, – серьезно сказал Мурат. – Ты была знакома с Теплинским?
– С чего ты взял?
Она не сказала «нет», и это укрепило подозрения молодого человека.
– Интуиция. Ты так много говорила о смерти Никонова… а ведь Теплинского, похоже…
– Похоже, да! И что ты хочешь сказать? – перебила она. – Давай, выкладывай!
Мурат смешался и замолчал. Он всегда уступал ее напору, робел перед ней.
– Мне нужно было кое-куда зайти, а «Хонда» слишком заметна, – примирительно сказала Александрина. – Хочу избежать лишних сплетен. Люди приписывают мне то, чего я и в мыслях не держу.
Возникла напряженная пауза, во время которой Мурат уговаривал себя, что Санди непричастна к смерти Теплинского. Она бы не смогла этого сделать… она такая страстная, такая нежная в постели, такая ненасытная. Женщина, с таким самозабвением предающаяся любви, не способна на убийство. Неужели она очаровывает мужчин, соблазняет их, чтобы нанести внезапный удар в спину? Неужели ее для этого нанимают и за это платят ей деньги?
– Не верю… – прошептал он.
– Правильно! – обрадовалась она, села рядом на краешек дивана и потрепала его по жестким черным волосам. – Я ведь красивая, правда? И горячая… Обними меня.
Мурат обвил руками ее талию.
– Ты спала с Теплинским?
Санди наклонилась и прижалась губами к его макушке.
– Глупо ревновать, милый. Мы же договаривались: никаких претензий, никаких скандалов. Ты мне даже не муж.
– Ты спала с ним или нет? Пойми, если начнут копать, обязательно выйдут на тебя.
– А ты скажешь, что я весь сегодняшний день провела с тобой, – едва слышно произнесла она прямо ему в ухо. – Мы любили друг друга до изнеможения, а потом уснули. И не спрашивай меня больше о Теплинском. Он мертв, и дело с концом. Ты обещаешь?
– Да…
Мурат не мог противиться ее ласкам; близость ее тела повергала его в сладостную дрожь, в томительную жажду обладания, изнурительную, как бег по раскаленной пустыне…
За окнами бесновалась метель. Шторы были раздвинуты, и красноватый свет торшера отражался в черных стеклах. Приглушенно бубнил телевизор. Когда Санди уснула, Мурат осторожно поднялся, нашел в прихожей ее сумочку, открыл и внимательно изучил содержимое. Обычные женские мелочи, кошелек, косметика. Ничего заслуживающего внимания…
Наутро в передаче «Криминал» снова на разные лады муссировалась тема «безвременной смерти господина Теплинского, который собирался бороться с коррупцией, строить дороги в глубинке и поднимать фермерские хозяйства». Говорили про политических конкурентов погибшего, про его бизнес, про безутешную вдову и осиротевших детей… И только в одном эпизоде мельком показали секретаршу в строгом костюме, в очках, с гладко зачесанными назад волосами. На вопрос корреспондента, не заметила ли она чего-то необычного в последние дни жизни босса, дама ответила: «За неделю до этого ужасного дня Михаилу Андреевичу пришло письмо. Оно было в букете цветов, попало под снег, намокло, открылось и… Я невольно прочитала текст. Какой-то Сфинкс советовал поторопиться с ответом».
– Там было всего несколько слов? – уточнил корреспондент.
– Да. «Советую поторопиться с ответом». И подпись.
– Вы передали письмо Теплинскому?
– Передала, но Михаил Андреевич… – с этими словами дама прослезилась и промокнула глаза платком. – Он рассердился и сказал: «Выбросьте эту бумажку!» Я выбросила.