Из запястий выскочили лезвия…
…Келлос сжал кулаки. Знал, сейчас прочнее стали, сила наполняла тело, с улыбкой вспоминалось, как запыхался от бега.
В десяти шагах тварь. Покрытая чешуёй, на месте рук — костяные ножи. Меня ждёт месть, но вначале прекращу существование этого чудовища. Спасибо, Спаситель, я с радостью исполню твою миссию, эта тварь не достойна жизни. Молва говорила правду — в башне Кутула рождаются страшные существа.
Побежал…
МЕССИИ ВСТРЕТИЛИСЬ. ИХ ПУТИ СОШЛИСЬ, И ПУСТЬ ГРЯНЕТ БОЙ, КОТОРЫЙ РЕШИТ ВСЁ.
И будь здесь кто-то из Молодых Богов, ныне — Падших, или названных Новых Богов, Дальних, прислужников Хаоса, Созидателей Пути, или Тот, Кто Назвался Кицумом, они бы услышали последнюю фразу.
КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ ЭТИ ДВА СЛОВА, РАЗРУШАЮЩИЕ МИРЫ, — МЕСТЬ И ЛЮБОВЬ.
Елена Балова
ПУТЬ КОЛЬЦЕНОСЦЕВ
Великие битвы забвению преданы -
Восславили выживших, погибших оплакали…
А с нами остались — отчаянье, ненависть,
Да кровь, освятившая черные флаги.
И ждут впереди боль и ненависть прежние,
И горечь бессилия в израненной памяти…
И выдержать это дает лишь надежда -
Ведь те, кто ушли, иногда возвращаются.
Ночь — время малоприятное для странника, застигнутого ею в пути. Ночь на юге Лихолесья — неприятна вдвойне. Под сплетенные ветви деревьев и дневной-то свет почти не проникает — здесь всегда темно. Здесь не перекликаются птицы, этих мест избегают люди… Ни шороха, ни движения — лишь пляшут вокруг неяркие болотные огни.
Эта ночь отличалась от всех остальных — покой ее был нарушен. По неприметным лесным тропам медленно ехал всадник на вороном коне. Иногда он останавливался, будто прислушиваясь к чему-то, но потом вновь трогался с места, двигаясь к намеченной цели…
Никто не знал, куда, зачем и надолго ли он уезжал — ему это было только на руку. Вождь никогда не говорит, куда он уезжает и когда вернется… Он усмехнулся. Главное — чтобы его люди верили: в нужную минуту он окажется рядом. Они верили. А значит, беспокоиться не о чем.
Он снова уехал — один. Никто не осмелился спрашивать Вождя, куда он направляется. А дорога его лежала в Рованион. На юг Великого Леса.
Дорогой, пробираясь незаметными тропами к Колдовскому Холму, он не чувствовал ничего. Но здесь была жива Память. Память боли и неистовой ненависти — он почти физически ощущал ее. Неясные звуки раздавались вокруг — ему казалось, тихие голоса настойчиво шепчут что-то, не теряя надежды быть услышанными…
Он узнавал это место, хотя никогда прежде не бывал здесь. Не раз ему снились древние руины на высоком каменистом холме, возвышающемся среди болот… и он сам. Иногда он был один — стоял, прислонившись плечом к полуразрушенной стене, и смотрел вниз, туда, где на болота медленно опускался туман. Иногда — сидел у костра и вроде бы говорил с кем-то, — но с кем и о чем?.. В памяти оставались только смутные образы — и странные слова:
Дол-Гулдур. Воплощение свободы.
Крепость Черного Колдовства. Руины на высоком холме. Воплощение свободы?..
Он почувствовал неожиданное разочарование. Словно и вправду поверил на мгновение, что его глазам откроется — Цитадель…
Верно, сны могут иногда являть человеку будущее…
…Черные остроконечные шпили башен врезались в затянутое облаками свинцово-серое небо. Высокие стены, сложенные из темного камня, тяжелые ворота… Крепость, угадать возраст которой не было возможности, — словно вечно возвышалась она на студеном холме и простоит еще столько же, — со всех сторон окружал мрачный лес. Ветви деревьев переплелись в причудливый узор…
Это может оказаться… интересным…
Человек, стоящий у ворот, медленно закрыл глаза. Сейчас лицо его казалось совершенно спокойным.
А Владычица Галадриэль сама обрушила стены Черной Крепости… — вдруг вспомнил он.
«Почему стены и башни Дол-Гулдура, которые кажутся нерушимей прежнего, снова возвышаются на Колдовском Холме? Тьму нельзя истребить. Это не под силу ни одному народу Средиземья. Наверное, это могли сделать только хранители Арды… и ее создатель. Но они никогда не предпринимали по своей воле попыток истребить корень всех бед Эндорэ. И вместе с тем — не давали людям возможности идти своей дорогой!»
Знакомая ожесточенность обожгла душу.
«Смерть — проклятье рода человеческого… А для кого-то она — избавление. Так считают Перворожденные — избавление от тяжких оков Арды!»
Я помню… — внезапно услышал он холодный бесстрастный голос.
Смерть — проклятье рода человеческого, говоришь ты?..
«Я помню?..»
Он непроизвольно оглянулся. Конечно, он был один. В тишине. Перед воротами Черной Крепости.
Но — услышал снова. Теперь это был странный диалог:
— Говорят, что людей ждет своя, никому не известная участь за Чертой, и смерть — это не проклятье, а Дар…
— Нет… не может быть! Если бы это было так…
— Если бы это было так?..
— Люди… Смертные… они не боялись бы умирать! А ведь даже самых смелых охватывает страх перед гибелью… Какой же это Дар?
— Кто знает…
И, после недолгой паузы:
Рано или поздно все убеждаются: смерть — не что иное, как проклятье!
Ты на верном пути…
Человек резко вскинул голову. Теперь он смотрел на черную башню.
«Я не считаю справедливым путь, навязанный людям Высшими! Но кто в силах изменить предначертанное?»
Не надо искать смерти… Но не надо испытывать и страха перед ней… — в этих словах ему послышалась неуловимая насмешка. — А для Бессмертных уход за Черту особенно тяжел…
Впереди — вечность…
«Вечность. Роковое слово… Она всегда желанна, но недостижима — для тех, у кого ее нет!»
И всегда слишком длинна для тех, кто имеет ее в своем распоряжении… Остальные Бессмертных либо боятся — зачастую скрывая страх под маской уважения — либо ненавидят. Уделом Бессмертного станет одиночество…
«Одиночество — это свобода!»
Нет, это не свобода… Иногда одиночество угнетает. Именно в такой момент становится желанна смерть — та, что названа Даром. Этот дар, почитаемый проклятьем, для Перворожденных недостижим. Вот она — цена вечности… А у людей — своя судьба. Ее не изменить…
«Все можно изменить! Да, людям не даровано бессмертие — однако некоторым дано было подобие вечной жизни…»
Ты говоришь о Девятерых… Улаири… Но их существование не было — жизнью… И для них цена вечности оказалась еще выше…
Тьму нельзя истребить, сказал ты — и был прав. Главное, чего всегда жаждали люди, после чего все отходило на второй план — бессмертие… И они получили то, чего так страстно желали. Силу. Власть. И — вечность… Но какой ценой!
Нет момента более горького, чем тот, когда враги становятся тебе друзьями, — ибо народ твой давно отвернулся от тебя и проклял твое имя…
Свет не может дать бессмертия — только Тьма.
Получивший бесценный дар от Тьмы, ты будешь все время вспоминать о человеческом прошлом. Созидание и разрушение. Любовь и ненависть. Страдание и радость. И страсть… страсть и пламя… Опаляющая, сжигающая изнутри страсть — и темное пламя, наполняющее жизнью… Все это останется в прошлом. В прошлом, которого не вернуть, ведь над временем не властен и сам Эру…
«Жажда жизни пересиливает все. Жажда жизни… Свет не может дать бессмертия, только Тьма? Пусть! Пусть будет так! И я сделаю выбор, на который толкает меня безысходность!»
Чего же ты жаждешь? Того, что не вышло у Мелькора и Саурона? Но ты — всего лишь человек… По силам ли тебе то, на что оказались не способны айнуры?
Чего ты хочешь от вечности?
«Всего лишь человек… Но только человек должен отомстить за Проклятье…»
Ты сказал…
…Через несколько минут среди развалин горел небольшой костерок, и он сидел на камне, задумчиво глядя на танец пламени. С тех пор, как слова Небесный Огонь обрели для него особый смысл, — тогда же ему начали сниться эти сны, — он знал: рано или поздно ему придется приехать сюда, чтобы понять все. И сейчас собирался провести ночь на Колдовском Холме, где когда-то стояла крепость. И пламя костра было частью этой ночи.
Но мгновение он отвернулся от огня. Болота медленно затягивало тяжелым блеклым туманом. Ему показалось — в нем видны какие-то тени. Неясные, словно размытые темные силуэты то и дело появлялись на сплошном фоне бледной пелены и мгновенно исчезали… но разглядеть что-нибудь он был не в силах. Все так же раздавались вокруг непонятные звуки — голоса стали громче… И он ничуть не удивился, увидев выступившую из темноты высокую фигуру.
— Привет тебе…
Кто приветствовал его? Человек? Он бесшумно подошел к костру и сел напротив Олмера, — теперь огонь разделял их.
Пришедший откинул капюшон плаща. Блеснули глаза, странно светлые на очень бледном лице… Нет. Не человек. По крайней мере, уже не человек.
Беседовать с одним из существ, не имеющих отношения к материальному миру Арды… существующих по собственным, особенным, непонятным смертному законам?.. Олмер не колебался. Опасности не было, он почувствовал бы ее — было лишь смутное понимание: все верно, все идет как должно, все будет в порядке… Он не ошибся, приехав сюда. Кто сказал, что за ответами можно обращаться лишь к Третьим Силам? Спрашивай…
— Кто вы?
— Мы храним память Дол-Гулдура. Мы ждали тебя, Король-без-Королевства.
— Зачем? И отчего — именно меня?
— Чтобы ответить на твои вопросы, — словно легкая усмешка проскользнула в голосе собеседника Олмера. — И помочь тебе добиться желаемого. Отчего именно ты? Это Предназначение. Ты ведь знал, к чему приведет тебя судьба?
Предназначение? Он не понял смысла последней фразы, но переспрашивать не собирался. Золотоискатель из Озерного Города… разве мог он предвидеть будущее?..
Конечно, мог. Вспомни — еще в детстве ты завидовал возможностям Бессмертных и не верил легендам…
В детстве? Эти воспоминания ушли навсегда…
Не навсегда. Помнишь?.. Много лет назад… Такая же ночь…
— Самыми страшными созданиями Тьмы были Назгулы — Кольценосцы, прислужники Врага! Иногда они появлялись как Черные Всадники на черных конях, а иногда — летали на крылатых чудовищах, и никто не мог укрыться от них… Призраки, порождения Мрака, они скрывались в ночи, и от их мечей не было защиты и спасения ни для Смертных, ни для Бессмертных. Их было всего девять, но они наводили ужас на многотысячные армии! Все знали: если кто-то из Назгулов ранит тебя своим страшным оружием, то ты сам станешь призраком, и твоя душа навечно останется в плену у Черного Властелина! — поблескивая глазами, выразительным шепотом закончил один из мальчишек, сидящих на земле вокруг костра, и победоносно посмотрел на остальных.
Остальные запереглядывались и сдвинулись ближе к костру, который рассыпал вокруг веселые огненные искры, рассеивая плотную темноту ночи.
В такую ночь — только и рассказывать страшные истории о Черных!
— А почему Кольценосцы — самые страшные? Есть же и другие создания Тьмы — орки там, тролли и другие… и люди испокон веков воевали с ними! Так ведь?
— С орками люди воевали всегда! — паренек, начавший рассказ, не хотел упустить инициативу. — И уже научились убивать этих тварей. Но Назгулы — совсем другое дело. Они были неуязвимы для простого оружия! А еще… — рассказчик оглядел всех и таинственно понизил голос, — а еще известно, что и они, бессмертные призраки, были когда-то людьми! «Улаири» — на одном из древних наречий так называли людей! А призраками они стали после того, как поклялись верно служить Тьме!
— Почему люди поклялись служить Тьме?
— Потому что Черный Властелин пообещал им силу, власть и бессмертие! — Юный рассказчик снова оглядел своих друзей и остался доволен увиденным — рассказ получился убедительным, захватывающим и пугающим. Пальцы мальчишек бессознательно сжимались на рукоятках небольших кинжалов, оружие придавало уверенности… Оставалось только закрепить впечатление и произнести мрачно-торжественным тоном: — Они поверили ему… И с тех пор в течение многих веков Девятеро Черных тревожили спокойствие земли!
— А что плохого они сделали людям? — вдруг задал вопрос до сих пор молчавший невысокий темноглазый парнишка, сидевший чуть поодаль.
— Как это — что плохого?! Они же — самые страшные слуги Врага!
— Самые страшные слуги Врага… Но что именно они сделали? Опустошили какие-то земли? Погубили всех людей в каком-то городе? Что? — настойчиво повторил мальчик.
— Ну, они… — Молчание затянулось. Все переглянулись, и тот, кто рассказывал о Кольценосцах, заторопился продолжать. — Они… Когда-то Призраки Кольца захватили одну из Светлых крепостей, Минас-Итил… и превратили ее в Цитадель Мрака… Такой ужасной стала она под их владычеством, что никто не осмеливался даже взглянуть на нее! — слегка неуверенно, как будто заученно, выпалил он.
— Такой ужасной стала она, что никто не осмеливался даже взглянуть на нее… Интересно было бы посмотреть… — задумчиво произнес темноглазый. — По-моему, — добавил он громче, — они не так уж виноваты… Им же надо было где-то жить, разве нет?
— Где-то жить?! Они же — призраки, ты что, забыл?!
— И все равно… Они же были людьми? А вдруг они продолжали чувствовать себя людьми?
— Но этого не может быть! Назгулы не могли испытывать никаких человеческих чувств! Призраки, они были незримы для людей, а люди — незримы для них!
— А вдруг они… видели? Откуда нам знать, что они могли чувствовать, а что — нет? И вообще… — на мгновение он замолчал. — Зато они — бессмертные…
— И бессмертными, как оказалось, они не были! Ты что, не помнишь легенды? «И пал черный дождь из золы; и пламень Роковой Горы достиг неба; и в сердце пламенной бури вонзились Назгулы, подобные черным молниям; и Огонь Глубин поглотил их навеки…»[1] — важно процитировал рассказчик, явно гордясь своей памятью. — Тьма не всесильна!
— Конечно, помню… — мальчик снова замолчал, а потом упрямо прошептал, словно стараясь убедить самого себя в чем-то: — Но если они и вправду были столь могущественны, то… Может быть, хроники о чем-то умалчивают? Ну не могли же Бессмертные — просто так погибнуть…
Через несколько минут они поднялись с земли и пошли куда-то — вместе, сбившись тесной группкой, и каждый невольно бросал взгляды на небо, точно ожидая вот-вот увидеть девять черных теней…
Ушедшие иногда возвращаются…
…Кто произнес эти слова? Странный пришелец, сидящий у костра? Или — он сам? Или — это тоже пришло с воспоминанием?
— Ты знал, что тебя ждет…
Верно. Он знал. Пусть даже не думал раньше о каком-то Предназначении, — он чувствовал, что его ждет. Оттого и внезапное осознание сути Небесного Огня ничуть не испугало его. И почти не удивило. Он всегда знал… оттого и был так не похож на всех: история, давно уже ставшая для людей легендой, для него всегда оставалась во многом — жизнью.
История, к которой теперь оказался причастен и он сам.
Олмер молча поднялся и отошел от костра. Собеседник ничего не сказал — лишь чуть повернул голову, провожая его взглядом.
Теперь он смотрел вниз. Болота были затянуты плотной пеленой тумана — уже не плясали во тьме огоньки у подножья холма. Но туман не поднимался выше его вершины. Над ним было черное небо, и звезды — неожиданно светлые и яркие…
Внезапный порыв ветра ударил в лицо — он поднял руку, инстинктивно прикрывая глаза. Закружилась на мгновение голова.
Видение? Морок?
Ночь? Нет. Поздний вечер.
Он находился уже не на Колдовском Холме. И вообще не в Рованионе — это точно.
Он стоял у обрыва и смотрел вдаль. Красивый вечер. Чистое небо быстро темнело, а у кромки земли, тревожный и грозный, переливался багровый закат.
Такие вечера редки на земле.
Сильный, но теплый ветер, пахнувший травой, бил ему в лицо, срывал капюшон длинного черного плаща, — растрепались темные волосы до плеч, а плащ развевался за спиной, как крылья…
Он не опускал голову.
Слишком приятно было снова чувствовать ветер…
Снова?..
Ночь. Тьма скрыла мир.