— Почему это без кулона нельзя? — Аэрлис счел, что угроза провала их замечательно плана гораздо важнее его безопасности.
Даэрос не уставал поражаться несколько детской отваге того, кто был старше его самого в несколько раз.
— Потому что если кое-кого очень Темного ранят или убьют, то это чревато нехорошими последствиями. Оживший Властелин, конечно, будет еще страшнее. Но, боюсь, что меня не простит кое-кто еще более Темный, злобный и подозрительный.
— Да! — Ларгис немедленно поддержал своего обожаемого родственника, при помощи которого он стал членом семьи еще более обожаемого Выползня. — Повелитель Амалирос никогда не простит Вашей гибели, Аэрлис, потому что он самый любящий и заботливый брат из всех возможных! Не создавайте предпосылки для конфликта в семье.
Аэрлис вспомнил белые тарлы, нижние уровни, слизней на обед и скривился. Ему до сих пор иногда снилась цепь на ноге. Брат, действительно, был заботливый глубже некуда. Но спорить с Разведчиком было бесполезно.
— Значит, решили. — Даэрос встал из-за стола. — Кроме гномов, Воительницы и сестры со мной отправится Расти. Пусть тоже ищет. Если эти ученые женщины обронили хотя бы булавку, то он её найдет. Все могут идти собираться, а у меня есть еще одно небольшое дело. Повелитель Амалирос просил устроить легкую панику в его владениях. Пойду сочиню какую-нибудь пропасть или обвал в безопасном месте.
— А Сульс? — Инэльдэ ожидала, что творца кошмаров Даэрос заберет с собой.
— Нет, от него здесь будет больше пользы. Пусть рисует Жры в шестой раз. В обнимку с драконом. Выдайте ему еще красок и полотно побольше. Как раз до моего возвращения хватит.
Вайола фыркнула.
— Да он еще вчера выпросил и то и другое. Пока не начал рисовать, пойду скажу насчет дракона. Которого ему рисовать? Первого Глиста или второго?
— Какая разница! — Ар Ктэль отмахнулся от малосущественного уточнения. — Что одно, что другое чучело, все равно будет непохоже и страшно.
— А орки? — Аэрлис еще с утра просил выдать узникам хотя бы по одному куску мяса. — На них же просто смотреть невозможно — так отощали!
— Никакого мяса! — Даэросу это сострадание уже поперек горла стояло. — Приговорены к Светлой растительной пище за участие в диких ритуалах поедания наших сородичей!
— Один из них поет так жалобно… — Это была последняя попытка уговорить злобного Открывающего.
— В чем и заключается благотворное влияние салата из одуванчиков! — Даэрос разозлился и решил, что успеет еще кое-что подправить в деле перевоспитания Аэрлиса до отъезда. Мяса оркам он, конечно, не даст. А вот извинь и правильные слова для песен — запросто. Пусть брат Амалироса послушает что-нибудь содержательное вместо малопонятного жалобного завывания. Ночной концерт в тюрьме — то, что надо для придания злобности некоторым Темным, которые как-то подозрительно светлеют в здешних горах.
Воительница нашла Сульса и Жры на втором уровне. Местное Темное население привыкло к орку из внешнего мира и спокойно относилось к его визитам в подгорья. А то, что он отвлекал художника-творца драконов, считало даже благом. Жры очень быстро стал популярной личностью. Во-первых, он никогда не охотился на эльфов, что переводило его в разряд приличных существ. Во-вторых, он так забавно по-Светлому ругался, что поднимал настроение, ну а в-третьих, он единственный мог спокойно выносить длинные монологи Сульса о смысле творчества в жизни. Сульсу, что вполне естественно, Жры тоже нравился. Он не только был терпеливым слушателем, но и очень колоритным орком: лоб в два пальца шириной, выступающая нижняя челюсть с торчащими клыками, низко нависшие брови над раскосыми глазами — Жры был и без художественных дополнений достаточно страшен. Как натурщик, орк не имел себе равных, поскольку бывший наемник знал, что такое засада, и умел по долгу сидеть не шевелясь.
На сей раз, орк не сидел, а лежал. Художник и его жертва выбрались на выступающий карниз, на котором размещались драконы. Лежанкой для Жры служил Глист-Первый — Грозное Летающее Изобретение Сульса Травматическое. Дракон, сделанный из шкуры выползня и коровьих шкур прогрелся на жарком весеннем солнце, и орк выбрал себе бок потеплее. Освещение было великолепным, и Сульс вдохновенно трудился над новой картиной. Дракон на картине ожидался и без указаний Даэроса, но полотном была спина Жры, а не какой-то там примитивный холст.
Местные орки оригинальностью татуировок не отличались. Зато они забавно повизгивали при виде творений Сульса. Жры был достаточно сообразителен, чтобы предвидеть реакцию своих гадких подчиненных. А гадкими он считал всех здешних орков без исключения. Это был еще один повод, благодаря которому и Темные Синих гор и гномы уважительно относились к Жры. Орк, воспитанный в старых клановых традициях, не мог осознать всех восьми сотен лет за-Предельной жизни и коварства каких-то там Оплодотворительниц. Ему о них никто и не сообщал. Нэрнис просто отвел его в тюрьму к бывшим вождям, и те по приказу Черного Властелина изложили свое прежнее видение истории. Результат превзошел все ожидания Аль Арвиля. Сначала Жры попытался прикончить своих соплеменников за жуткое предательство, которое по законам всех кланов каралось смертью. Но руки оказались коротки и сквозь прутья решетки не очень-то пролезали. Бывшие вожди, не будь дураки, забились в дальний угол и уже оттуда каялись в своем ошибочном мнении. Жры орал, что они ответят за оскорбление его прадеда, которого эти "пыявки" обозвали Светлым эльфом.
Нэрниса Жры немедленно признал самым Черным из всех Властелинов, потому что только такой извращенец мог пытаться перевоспитать тех, кому следовало немедленно снести голову. Слова "извращенец" орк пока не знал и заменял его любимым выражением "пызор пырыроды". Как командующий, Жры мог и хотел положить всю армию в первой же битве в воспитательных целях. Всю — не всю, а на тренировочных маневрах он покалечил изрядное количество боеспособных орков. Нэрнис пытался остудить его пыл и объяснить, что его сородичи стали жертвой такого катаклизма, как Предел и убивать их всех сразу не стоит. Пыл не остыл, зато Жры пополнил свой словарь новым ругательством.
Самым впечатляющим зрелищем стал набор в личную гвардию Властелина. Он проходил при значительном скоплении Темных на средних открытых уровнях. Все, кто не был занят, вышли посмотреть, как Жры отбирает кандидатов. Будучи родом из северных кланов, Жры превосходил степных орков и ростом и силой. Отбор он проводил просто: бил и требовал полного раскаяния. Если кандидат признавал себя порождением катаклизма, то зачислялся в гвардию, как осознавший и как тот, кто может ворочать языком после воспитательной беседы. Так что командующий из него получился что надо. Даэрос признал, что Нэрнис был прав, наняв такого ценного орка.
Воительница сначала не поняла, почему их ценный Жры облапил Глиста и, что делает с его спиной Сульс.
— И что это здесь происходит? — Вайола решительно шагнула на карниз.
Художник-Оружейник не мог себе позволить ругаться на приемную дочь своего нофера, но по всему было видно, что отвлекли его совсем не вовремя и он очень не доволен. Жры ойкнул, но не дернулся, стойко снося манипуляции Сульса.
— Этот выдающийся во всех отношениях представитель орков счел мои картины настолько потрясающими, что пожелал украсить ими непосредственно себя! — Сульс был счастлив. На таком материале он работал впервые, а таким инструментом — тем более. Вместо кисти у него был стилет, которым он колол Жры, а вместо разнообразных красок — только хна и выварка из корней ириса. Шедевр на спине орка обещал быть идеально строгим по части цветового исполнения. — Дня через три, когда заживет кожа, можно будет оценить замысел в целом.
Вайола уже частично его оценила. Сульс время от времени поглядывал на Глиста-второго, который горой возвышался над первым, мелким, на котором распластался Жры. Из присущих этому чучелу черт можно было опознать только клиновидные зубы, да и то с трудом. У бывшего большого выползня клыки заменяли ножи, а они не были черными, в отличие от тех клиньев, которые Сульс вычертил на спине орка. В остальном тварь была впечатляющая. Теперь, если Командующий Жры решит возглавить отступление армии и повернется к ней голой спиной, то неминуемо вызовет обратный эффект. Армия, глянув на наспинное творчество Сульса, в панике ринется обратно в наступление.
— А может ему и спереди что-нибудь изобразить? — Воительница была практична, как всякий гном. Лучше все-таки командир, пугающий врага как положено, а не только отступая. С врагами пока было туго, но раз есть армия, то и враги найдутся.
— Уже! — Сульс гордился своей работоспособностью. Рисовать он мог сутками, всё равно на чём.
— А что там? — Воительница, равно как и все прочие не рисковала обижать нервного художника и самостоятельно предполагать, что он изобразил. Никто пока еще с первого раза не угадывал, а Сульс потом обижался.
— Портрет возлюбленной, конечно!
— Ыё сытырашная вынутрыняя суть! — Прокомментировал Жры.
Похоже, что портрет они уже обсудили. Где Сульс добыл зеркало, чтобы продемонстрировать результат творчества, Воительница догадывалась: там же, где он раздобыл стилет. Не иначе как у самой Правительницы Инэльдэ. Здесь, на втором уровне, располагались её бывшие покои — ныне покинутые, заплесневелые, но иногда посещаемые в память о прежних годах лишений. Зеркало там было, а Сульс всегда шел к цели кратчайшим путем и не исключено, что без разрешения.
— Значит, портрет Таильмэ? — Вайола даже не надеялась, что у Жры появилась другая возлюбленная и спрашивала, просто размышляя, что теперь делать. Так можно и потерять ценного орка. Если Таильмэ узнает, что та самая "внутренняя суть" на груди Жры — она, то следом за орком настанет и очередь художника. Темная попытается убить обоих.
В отличие от большинства жителей подгорий, Вайола одобряла выбор Таильмэ. А точнее — многократные попытки этого выбора. По мнению дочери Искусной Оплодотворительницы "жеребец должен быть породистым, а иначе — на колбасу". Еще она помнила наставления матери, что "выбраковка — это наше всё". Поэтому она не считала ни смешными, ни нелепыми метания Таильмэ между несколькими высокопоставленными персонами. А точнее — четырьмя. Вайола до недавних пор и сама мечтала о несравненном Даэросе, но он к несчастью выбрал Инэльдэ. Воительнице только оставалось поздравить удачливую Правительницу и засвидетельствовать её мудрость. Захомутать такой редкий Полутемный экземпляр с великолепными данными воспроизводства, как по женской, так и по мужской линии — это надо уметь. Инэльдэ сумела.
Из породистых персон на выбор Таильмэ оставались: сын Озерного Владыки Веилас, брат Повелителя Темных Аэрлис, Нэрнис Аль Арвиль — член семьи того же Амалироса и недавно присоединившийся к высоким персонам Разведчик Ларгис как старший родственник Правительницы Инэльдэ. Вот между ними и металась Таильмэ. Иногда она неделями осаждала Нэрниса, потом переключалась на Веиласа. Следующим в списке её предпочтений шел Аэрлис и в качестве жеста отчаяния — Разведчик Ларгис. Последний был к ней явно не равнодушен и ревновал к первым трем. Но это он поддел её шуткой, что Жры не простой орк, а сын вождя, и Тёмная не могла простить ему такого оскорбления. Поэтому её внимание к Ларгису выражалось в капризах, скандалах и прочих способах лечения раненного самолюбия. Воительница и сама бы мстила вечно за намек на союз между ней и орком. Поэтому они с Таильмэ уже год как стали настоящими подругами.
Темная полностью разделяла взгляды Вайолы на всех жеребцов вообще и на имеющихся в наличии в частности. Портрет Таильмэ Ар Тамгиль на груди орка в исполнении Сульса должен был стать страшным оскорблением. Как только этого Жры угораздило в неё влюбиться?
Сначала Таильмэ находила у открытых арок своей комнаты охапки травы, которые Жры считал букетами. Потом он уяснил, что Темные предпочитают камни растениям, и стал таскать булыжники. Таильмэ пообещала пришибить его особенно тяжелым камнем, и Жры перешел на гальку. Сульс давал ему художественные советы, как разглядеть красоту камня. Красоту они рассматривали вдвоем, замачивая окатыши в бадье с водой. Сульс, как художественная личность видел в некоторых то степные просторы, то мрачные закаты над морем. Высыхая, камни становились однообразно серыми, и Сульс изобрел лак. Жры был ему благодарен — камни больше не тускнели. Запах лака не мог соперничать с запахом самого Жры, так что орк воспринимал его как должное. Таильмэ, может быть, и закопала Жры в гальке соответствующего ему аромата, но Правительница Инэльдэ не велела трогать того, кто избавлял несчастного Нэрниса от общения с орками.
Воительница прониклась масштабом будущей трагедии. Таильмэ надо было спасать. Уговаривать Даэроса взять Темную деву в поход к старой Малерне было бесполезно. Это могло лишь отсрочить грядущую неприятность. Жры, расписанный почти по всей поверхности, уже выглядел как внебрачный сын младшего Глиста, нежно облапивший папу. Что там Сульс изобразил спереди, следовало выяснить немедленно. Вайола рискнула:
— А посмотреть на портрет?
Художник был польщен вниманием и решил прерваться и дать отдохнуть стойкому орку.
— Пожалуй, можно. — Он стер тряпкой излишки краски со спины Жры. — Вставайте, Командующий! Искусство нуждается в зрителях!
Жры встал. Воительница ухватилась за косяк. В том, что Оружейник изобразит нечто страшное, она не сомневалась. Но жуткое существо имело одно очень неприятное свойство благодаря животу Жры.
Вайола присмотрелась и поняла, что на сей раз, глаза существа расположены не один выше другого, как обычно выходило у Сульса. Они располагались на одной линии. Еще бы — ориентирами художнику служила грудь Жры, а соски стали зрачками. Поэтому у монстра был волосатый лоб, не менее волосатый страшный нос и сильно беременный подбородок. Губы, изображенные вокруг пупка были настолько неприличны по сути, что Воительница смущенно отвела взгляд. Она предпочла считать, что чудовище вовсе не намерено целоваться, а собирается свистнуть. Художник работал с размахом, поэтому уши монстра терялись где-то в районе волосатых подмышек Жры, а щеки уплывали на слегка обвисшие бока орка. Всё это творчество было подпоясано ремнем и похабно намекало на продолжение где-то в штанах. Воительница мужественно представила себе путь художественной мысли и потрясенно изрекла:
— Ничего себе украшение на шее! Таильмэ вас убьёт! Обоих!
Сульс не понял. Вайола ткнула секирой в пупок орка:
— Губы здесь? Подбородок это… вот это? Ну… а ниже? Что получается?
— Гм. — Оружейник проследил за указующей секирой, а Жры прикрыл самое уязвимое у всех мужчин место. — Да, как-то и впрямь двусмысленно. Но всегда можно сослаться на мое личное видение мира!
Вайола вовсе не считала, что мир расположен там, куда она указывала:
— Сульс! Если Прекрасная Таильмэ убьёт только тебя одного то, что я скажу ноферу Руалону? Лучше молчите оба. Может, она себя не узнает…
— Возможно. — Оружейник окинул портрет на орке оценивающим взглядом. — Женщины часто считают себя красивей, чем они есть на самом деле! В конце концов, этот портрет был моим подарком Жры, а не кому-то там еще! Ложитесь, Командующий, я ещё не закончил с драконом.
Спина Жры снова оскалилась на Вайолу черной зубастой пастью.
— И это… — Вайола отлепилась от косяка. — Пелли тоже не показывайте. Не очнется.
— Конечно. — Сульс величаво кивнул. Он уже знал, что его творчество валит с ног. Сила искусства — величайшая из всех.
— И Даэрос просил большой портрет Жры с драконом. — Воительница, наконец, вспомнила, зачем приходила.
— Непременно! Замечательная идея! Передайте Великому Открывающему Даэросу, что я изображу командующего верхом на нашем большом драконе. Жры, Вы как хотите: совсем верхом, забираясь на дракона или слезая с него?
— Хыдожник рышыт! — Ответил покладистый орк.
Вот за это Сульс его и любил.
Даэрос сидел за Черной Цитаделью и гадал, что у него получилось с подгорьями Амалироса. Одно дело сразу видеть результат, а другое — предполагать. Он уже два года не был во Владениях Темных и не мог точно знать, где что изменилось. Приходилось выбирать по памяти самые безопасные места, где никого не должно было задеть его фантазиями в камне. Таких мест было не много. Он насочинял трещин в полу на самых нижних уровнях, какие только видел в жизни. Там обретались те Дома, которые были у Выползня на особом подозрительном счету. Ну, разве что, кто ногу подвернет. В трех местах на уровнях повыше должны были появиться скульптурные портреты Амалироса, а его внешность Даэрос помнил очень хорошо. Он представил себе Повелителя Темных в предсмертных конвульсиях, распахнувшего рот в безмолвном крике. Вскипевший пеной и вспухший барельефами камень обязан был привлечь внимание, а вывернутые позы скульптур намекнуть на обещание Черного Властелина прикончить Повелителя страшно и больно. И Темные испугаются, и Выползень зайдется в бессильной злобе. Сам же просил испугать, так что он даже претензий предъявить не сможет. Главное — успеть вернуться из похода к Малерне и уничтожить собственные художества. Ликвидировать его Полусветлое творчество Амалирос не мог в виду разницы чистых и смешанных стихий, а чтобы не намекать на себя, уникального и покойного, надо все убрать как раз когда Повелитель будет изображать активную деятельность по изничтожению повреждений. Вот всегда так — стараешься сам, а славой пользуются другие. Значит, через шесть дней он должен выйти за Предел и заровнять всё безобразие, пока Амалирос будет хмурить брови, двигать нетронутый камень и изображать работу Силы прочими способами.