– Пусть очки наденет с простыми стеклами, – предложила я, не к месту вспомнив дорогого друга Сергея Львовича. В очечках он симпатичный парень, эдакий интеллигент в третьем поколении. А вот когда очки снимал… когда он снимал очки и тот, настоящий, которого я не знаю и знать не хочу, смотрел из глубин волчьим взглядом, становилось очень не по себе. Как в фильмах-ужастиках, когда за человеческой оболочкой прячется иная сущность. Само собой, все это мои дурацкие фантазии, но основания они точно не лишены. И сам Берсеньев об этой своей особенности отлично знал и с очечками не расставался. Снимал их редко, при мне всего несколько раз, но я запомнила. – Сергей Львович, кстати, считает, что никакая машина мимо не проезжала, когда Туров с подружкой ссорился. А скорее всего стояла за кустами, ближе к повороту. Но, чтобы увидеть наших Ромео и Джульетту, надо из машины выйти и специально наблюдать.
– Не веришь, что Туров ее убил?
– Есть сомнения. А у тебя уже нет?
– Куда им деться.
– Я склоняюсь к мысли, что это проделки Софьи. И, вероятно, ей кто-то помогает.
– У нее приступ белой горячки?
Я пожала плечами.
– Она совсем еще девчонка. Вся эта история с враждой двух семейств могла здорово на нее повлиять, вот она и решила непременно познакомиться с Туровым.
– И? – хмыкнула Агатка.
– Дальше возможны варианты. Например, она влюбилась, а он нет. Или просто вел себя не так, как ей хотелось бы. Или…
Тут Агатка свела глаза у переносицы и продемонстрировала язык, как любила делать в детстве, чем доводила меня до легкого бешенства.
– Но зачем ей тогда прошлым родителя интересоваться? Должна быть причина, – разозлилась я.
– Возможно. А возможно, и нет. Ты ж сама говоришь: она еще ребенок и что там в ее голове… Подозреваю, там пусто. Ты вот намного старше, но голова у тебя…
– Светлая, – подсказала я.
– Ага. Пустой и светлый чердак. Я бы добавила: пыльный. Если Софья жива и подставляет Турова, то по очень банальной причине: он не признал ее ребенка. Все остальное – хрень, так что не теряй на это времени. Внутренний голос подсказывает, ничего они сегодня на даче больше не найдут.
– Туров, кстати, тебе о вражде семей ничего не рассказывал?
– Она меня не интересовала.
– В следующий раз все-таки спроси. Берсеньев тоже считает: вражда для романов, а действительность гораздо прозаичней.
– Правильно считает, – удовлетворенно кивнула Агатка.
– Но у него возникла еще одна версия: дело не в Турове, а в Софье. Убрать с самого начала хотели ее, а Туров – побочный продукт, удачно подвернулся, вот на него стрелки и перевели.
– Посоветуй Сергею Львовичу романы писать, – с сомнением глядя на меня, заметила сестрица.
– Сама советуй. Но Берсеньев так и сказал. Цитирую практически дословно.
– Софья у нас богатая наследница?
– Не похоже.
– Уточни. Со здравым смыслом Сергей Львович дружит, вдруг это не желание соригинальничать, а провидческий дар?
Мысли о Берсеньеве, как видно, затронули лучшие струны Агаткиной души, потому что, когда мы подъехали к офису, она спросила:
– Все-таки думаешь вернуться?
Я молча кивнула, а она с легкостью согласилась:
– Валяй. – И вышла из машины.
Я развернулась и вновь отправилась в Приволье. Энтузиазм граждан в форме таял на глазах, что было заметно невооруженным глазом. Постояв немного возле оградительной ленты, я побрела по улице, ежась от холодного ветра. Заходить к Татьяне не стала, уверенная, что дом, где живет Надежда, смогу разыскать и без нее.
Деревня, кстати, довольно большая, кроме кафе здесь был и клуб, и аж три магазина. В одном из них я и решила попытать счастье. Человек пять стояли у прилавка и живо обсуждали новость.
– Да, прикупил земли Денисыч, теперь затаскают, – весело хихикая, заметил дюжий мужик в телогрейке.
– Уж мог бы сообразить, что ничего хорошего от такого места ждать не приходится, – кивнула продавщица. – Дурное место, раз ребенка убили.
Тут граждане обратили внимание на меня и замолчали.
– Не подскажете, в каком доме живет Надежда, ветеринар, кажется. У нее мать инвалид.
На мгновение повисла тишина. Я было решила, что мой вопрос так и оставят без ответа, но продавщица заговорила:
– Прошли вы его. Двадцать третий дом по этой стороне.
– Спасибо, – улыбнулась я и покинула магазин, не сомневаясь, что обсуждение продолжилось и я в нем буду непременно задействована.
Подходя к двадцать третьему дому, я заметила возле калитки женщину в инвалидном кресле, рядом с ней стояла женщина постарше, она то и дело кивала в сторону чадовской дачи, что-то увлеченно рассказывая. Деревня после сегодняшней находки гудела как растревоженный улей. Я поздоровалась и спросила, где Надежда. Женщина, та, что постарше, с любопытством меня разглядывала, мать Нади смотрела с подозрением.
– Зачем она вам?
Не успела я ответить, как из дома выбежала ее дочь и направилась к нам.
– Идите за мной, – сказала мне сурово.
Женщины переглянулись, а я вошла в предусмотрительно распахнутую калитку. Мы поднялись на крыльцо и вскоре оказались в просторных сенях. Надежда кивнула на лавку возле стены.
– Садитесь. Сюда мать сама не поднимется, значит, подслушать не сможет.
В голосе раздражение и даже враждебность. Вспомнив ее историю, я решила: отношения с матерью, должно быть, неважные.
– Чего вам надо? Только давайте побыстрее, у меня дел невпроворот.
– Вы были знакомы с Денисом Туровым? – спросила я.
– Это деревня, здесь все со всеми знакомы.
– Мне показалось, вы из-за него переживаете. Нет?
– Переживаю. Это по-христиански переживать за ближнего, попавшего в беду.
– То есть дружбы между вами не было, вы просто соседи, и все?
– Какая дружба? – хмыкнула она. – Я лет на двадцать старше.
– Софья, его подружка, еще моложе, но она ведь к вам приходила?
Надежда нахмурилась.
– Татьяна сболтнула, что ли? Язык как помело… – И тут же равнодушно пожала плечами. – Ну да, приходила. Шарлотку хотела испечь, а яиц не было. Вот и зашла.
– Почему к вам? Есть соседи и поближе.
– Есть, да не все продают. Спросила, видно, у кого-то, ей на наш дом указали. Можно было яйца в магазине купить, но ей домашних хотелось.
– О чем вы говорили, можете припомнить?
– Да ни о чем. О чем обычно говорят малознакомые люди?
– Ее отец когда-то был здесь частым гостем. Об этом она не расспрашивала?
– Вроде нет. Не помню. – Надежда нахмурилась, взглянув исподлобья, и стало ясно: тему я затронула болезненную.
– Но его самого вы ведь помните?
– Писателя? Да не то чтобы очень. Тогда он никому не известен был, чего его разглядывать? С виду он не особо привлекателен.
– А Аркадий? – осторожно спросила я. Лицо ее страдальчески скривилось, но она тут же взяла себя в руки. Передо мной была женщина, которая привыкла маскировать свои чувства, закрываться ото всех. И прежде всего от самого близкого человека. Я попыталась представить ее повседневную жизнь и невольно вздохнула.
– Аркадий был гораздо симпатичнее, – ответила она.
– Вы были в него влюблены?
– Если вы думаете, что он имел склонность к малолеткам, совратил меня и сбежал с перепугу, так это чушь в духе моей матери. Она так радовалась, когда здесь милиция появилась да разговоры пошли, что Аркадий кого-то там ограбил…
– Я просто спросила: вы были в него влюблены?
– Само собой. Пятнадцатилетняя девчонка… он такой взрослый, такой красивый, разговаривал со мной как с ровней. Но с головой-то у меня все нормально было, и я своей любви не показывала.
– А он был влюблен в другую девушку?
– Откуда ж мне знать? Приезжала к нему одна. Городская, и вся из себя. Красавица. Да еще и имя – Венера. Много Венер вы в своей жизни встречали? Она с этим Смолиным сюда ездила. Смолин свой роман читал, все бахвалился, какой он гениальный…
– Вы имеете в виду его первый роман?
– Не знаю, первый или пятый. Я не слушала. И не читала. Мне не интересно.
– Странно, – вздохнула я. – Вы же, кажется, сами собирались в Литературный институт.
– Ага. Собиралась, – усмехнулась Надежда. – Да недолго. Стишки мои – сущая ерунда. Аркадий их хвалил по доброте душевной. Ему здесь одному скучно было, вот он меня и привечал.
– А чем он тут занимался?
Простой вопрос вызвал у Надежды замешательство.
– Чем? – она вновь пожала плечами. – Он ведь в институте учился. Летом у студентов каникулы, вот и жил. Электриком подрабатывал в совхозе. У него руки золотые были. За что ни возьмется, все сделает в лучшем виде. Наши даже болтали: интеллигент, а башковитый. У нас интеллигенты не в чести. А его уважали.
– Не припомните, когда видели Аркадия в последний раз?
– Не припомню. В сентябре занятия начались. Он уже не жил здесь постоянно. Еще и мать точно взбесилась, в общем, мы редко виделись, а потом… потом вы знаете.
– Венера предпочла Аркадию другого. Он разозлился, решил отомстить…
– И ее квартиру ограбил? Ограбить со злости? Оставил фифу без любимых безделушек? Если вам нравится так думать – ради бога. Не знаю… – покачала она головой. – Ведь за это посадить могли. Мне и сейчас кажется, что это невозможно, но… я была глупой девчонкой и видела жизнь в розовом цвете. Надоел мне этот разговор. Одно хочу сказать: они к нему цеплялись сами, и Смолин, точно репей, и Венера. Считалась невестой другого, а Аркадию глазки строила. Это я отлично помню. Я поэтому не приходила, когда она здесь появлялась.
– А зачем вы приносили с собой пишущую машинку?
Она с минуту разглядывала меня, точно не понимая вопроса.
– Машинку? – переспросила с сомнением. – А-а-а… ну у Таньки и память. Я успела забыть, а она все помнит. Стихи свои печатала в спокойной обстановке. Дома мать вечно под руку лезла. А у Аркадия никто не мешал, иногда он просил стихи почитать. Мы их обсуждали. Да и ломалась машинка то и дело, приходилось чинить.
– Стихи вы где-нибудь публиковали?
– Смеетесь?
– Но они у вас сохранились?
– Сожгла лет десять назад, – усмехнулась Надя. – Перечитала как-то и все сожгла. В печке. Рожденный ползать летать не сможет. Одни пустые мечты.
– А с гражданской женой Аркадия вы были знакомы? Она жила здесь с сыном.
– Нет, не была. Для чего нам было знакомиться? Когда она тут появилась, я уже техникум закончила, забот прибавилось. Мать с инсультом свалилась… С тех пор как произошло убийство, чадовскую дачу все стороной обходят. Танька утверждает, что не раз слышала, как по ночам в доме ребенок плачет. Поди, брешет, но все равно жутко. Мальчишке лет восемь всего и было.
– Никого из местных не подозревали?
– Из местных? Не помню. Вроде нет. Шуму много было, да никого не нашли. Ясно, что убийца за деньгами приходил. Дом богатый, на отшибе стоит. Помню, болтали, хозяйка с сыном уезжать хотела в город. А мальчишка то ли приболел, то ли еще что-то случилось. В общем, в доме их не должно быть, а они были. Грабитель с перепугу обоих и порешил. Так болтали. А правда или нет… Когда они смогут узнать, что там за человек… ну, кто он был? – вдруг спросила она. Похоже, этот вопрос очень ее интересовал. Не зря она и утром об этом спрашивала.
– Вы думаете, это может быть Аркадий? – задала я вопрос, не спуская с нее взгляда.
Она криво усмехнулась.
– Просто интересно, – поднялась и распахнула дверь на крыльцо. – Заболтались мы. Мать кормить надо. Да и смысла не вижу старое ворошить. Было, да прошло.
Она первой начала спускаться по ступенькам, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Поиски на чадовской даче то ли совсем прекратились, то ли их перенесли на завтра. Люди и машины исчезли. На мокрой земле остались лишь глубокие борозды от колес. Оградительную ленту трепал ветер, дом в сгущающихся сумерках выглядел мрачным прибежищем злодеев из сказки. Я постояла немного, рассматривая его и кутаясь в шарф, и побрела к машине.
По дороге позвонила Агатке. Докладывать особо было нечего, но разговор с Надеждой я все-таки пересказала.
– И что? – фыркнула сестрица.
– Ясно, чего-то она недоговаривает. А о том, что Софья за яйцами для шарлотки приходила, и вовсе врет.
– А причина?
– Понятия не имею. Одно точно: она подозревает, что сегодня утром нашли останки Аркадия Чадова. Значит, был у нее повод думать: он не просто так исчез.
– Замечательно, – произнесла сестрица. – Если память не изменяет, все эти интереснейшие события произошли тридцать лет назад. О сроке давности ты что-нибудь слышала?
– А если исчезновение Софьи связано именно с ними?
– Не морочь мне голову, и себе тоже. Она и так ни на что не годится.
Агатка отключилась, а я на ближайшем светофоре свернула и направилась в сторону дома, где жил Стас. Словно мне там медом намазали.
«Ничего, – утешала я саму себя, – поглазею немного на его окна и поеду восвояси».
Но на этот раз меня ждал сюрприз. Из окон квартиры Стаса лился золотистый свет, шторы не были задернуты, и за легким тюлем мне чудилось движение, я даже на мгновение решила, что вижу его силуэт.
– Он вернулся, – ошарашенно произнесла я и попробовала свыкнуться с этой новостью.
Я так ждала его возвращения, и вот он здесь. Самое время броситься со всех ног и сказать, как я его люблю. Но вместо этого я продолжала сидеть в машине. В двух окнах свет потух, потом еще в трех, теперь светилось лишь два окна, не знаю, в спальне или гостиной. И вдруг оказалось: сделать то, о чем мечтала, совсем не просто. Мечты – это здорово, если твои намерения совпадают с намерениями того, о ком мечтаешь. Нас очень многое связывало со Стасом, еще больше разделяло. Мы расстались, и вроде бы навсегда. И вовсе не факт, что мой поздний визит его порадует. Свалюсь как снег на голову и очень быстро пойму, что меня тут не ждали. Человеку создам неудобства, а про себя и говорить нечего. Поставь, Фенька, жирный крест на всех своих мечтах, да и на самой жизни тоже. Потому что не вижу я без него никакого смысла в этой жизни. Не вижу, хоть режь.
«Сегодня я просто не готова, – в легкой панике решила я. – Надо настроиться… Слова подобрать…»
Через минуту я уже на приличной скорости ехала по проспекту, нервно посмеиваясь над собственной трусостью. А что, если Стас вернулся раньше, и это его я видела в своем дворе? Вот уж глупость. Можно подумать, я бы его не узнала. Да и что за ребячество во дворе сидеть. Но я-то сижу… И он когда-то тоже в моем дворе обретался. В следующий раз выпью для храбрости и пойду.
Дома я нашла пачку сигарет и полночи нервно курила на балконе, держа мобильный под рукой. Позвонить так и не решилась, хотя трижды начинала набирать номер. Впрочем, номер он мог сменить и мандражировала я зря.
Утро, как и следовало ожидать, выдалось нерадостное. Головная боль от недосыпа, горечь во рту, да еще и насморк: торчать на балконе не следовало. Я разглядывала в зеркале свой покрасневший нос, опухшие глаза и ругала себя на чем свет стоит. В основном за то, что вчера струсила и позорно бежала. Теперь встретиться с ним будет еще труднее.
«Мне простительно, я девушка», – со вздохом подумала я и засобиралась на работу.
В кои-то веки прибыла без опоздания, но сестрица уже сидела в своем кабинете, сотрудники тоже были на местах, выходило, что я зря старалась.
– Всем привет, – радостно возвестила я.
Агатка отозвалась из-за открытой двери:
– Что ты орешь?
– Радуюсь новому дню.
– Велика вероятность, он будет таким же паршивым, как старый.
– Оптимистично.
– Как есть. Чем думаешь заняться?
– Странный вопрос, – хмыкнула я. – Трудиться буду, если уж пришла.
– У тебя довольно своеобразные представления о трудовой деятельности. Ты у нас свободный художник.
– Мне надо встретиться с Туровым, – серьезно сказала я, – Софья искала с ним знакомства, и тому была причина. Он должен о причине знать или догадываться.