— С удовольствием. — Он повернулся к Авроре: — Я бы хотел поговорить с вами…
Но она покачала головой:
— Как и мисс Нейпир, я очень устала. Не знаю, о чем вы хотите меня спросить, но, прошу вас, подождите до завтра.
В окне второго этажа погас свет. Ратлидж невольно задумался, где сегодня будет спать Саймон Уайет — в своей постели или в тесной комнатке при музее? Элизабет Нейпир взяла его под руку, пожелала Авроре спокойной ночи и позволила Ратлиджу увести себя.
Закрывая калитку, Ратлидж обернулся. Аврора стояла там же, где и раньше, — на дорожке перед домом. Свет из окон окружал ее волосы словно ореолом, но лицо ее находилось в тени. Интересно, подумал Ратлидж, о чем она думает?
— Ах, напрасно я так сказала! — громко заметила Элизабет Нейпир. — Просто я так давно знаю Саймона, что иногда злюсь на Аврору, которая его как будто совсем не понимает. И конечно, это моя оплошность, а не ее. Я бы на ее месте тоже волновалась за мужа; напряжение перед открытием музея сказывается на них обоих!
Интересно, с чего она вдруг стала такой разговорчивой, подумал Ратлидж. Не потому ли, что ей известно больше, чем она хочет ему показать? Или просто пытается замести следы? Они шли по тихой улице. Иногда навстречу им попадались прохожие; они кивали друг другу и шли дальше.
— Вы так думаете?
— Да, их разделяет настоящая пропасть, это сразу чувствуется. По-моему… боюсь, ей кажется, что музей может встать между ними. Но он между ними не встанет, — уверенно продолжала Элизабет, беря его за руку, когда они переходили темную улицу. — Просто, по мнению Саймона, он обязан что-то сделать в память родственников по материнской линии. Он твердо верит в такого рода обязательства. По-моему, он понял это на войне. Как только все будет кончено, как только будет проделана вся подготовительная работа, повседневными делами музея займется кто-то другой, а Саймон, скорее всего, вернется к той жизни, к которой его готовили.
— Лондон. И политика, — предположил Ратлидж. Интересно, не должна ли была заняться музеем Маргарет Тарлтон, как только он сыграет свою роль, чтобы Саймон Уайет мог обрести свободу? Кроме того, Маргарет оказалась бы вдали от Лондона… и от Томаса Нейпира.
— Конечно. Аврора не может не понимать, насколько важную роль играют традиции в его семье. Несколько поколений Уайетов находились на государственной службе. Они привыкли служить обществу, руководить, подавать пример. Я знаю Саймона гораздо лучше, чем она. Так и должно быть, ведь мы с ним знакомы почти всю жизнь!
— Вы делились с Авророй… миссис Уайет… своими мыслями о будущем ее мужа?
— Что вы, нет, конечно! Саймон сам должен все решить, когда придет время.
— Как по-вашему, что произошло сегодня? — спросил он, когда они подходили к «Гербу Уайета».
— Ничего. Скорее всего, «милые бранятся…». Саймон вышел, чтобы развеяться. Аврора встревожилась, потому что он долго не возвращался. По-моему, она большая собственница. Что ж, политика скоро научит ее тому, что такое поведение неразумно!
— А Уайет, случайно, ушел не для того, чтобы обдумать… свое будущее после разговора с вами? Ему захотелось побыть одному, в тишине…
Элизабет Нейпир выдернула руку и, развернувшись, посмотрела ему в глаза.
— Кто внушил вам такую нелепую мысль! Только не говорите, что Авроре так показалось… А может, Саймон что-нибудь сказал по дороге, когда вы ехали к ним домой?
— К Авроре Уайет мои догадки никакого отношения не имеют. — Ратлидж открыл дверь и пропустил ее вперед. Из бара доносились голоса; Дентон что-то громко отвечал, затем послышался смех, звон бокалов. Запахло пивом, табаком и колбасой. — Дело не связано с тем, что говорил мне Уайет. Я спрашиваю, каким вам показалось его настроение. Ведь вы так хорошо его знаете.
Элизабет склонила голову набок, разглядывая вывеску, которая раскачивалась в темноте на фоне звездного неба у них над головами.
— Вас в самом деле интересует, что я думаю? Или Аврора вас так очаровала, что вы не способны ни к чему отнестись объективно?
— Она не… — раздраженно начал Ратлидж, но Элизабет его перебила:
— Не говорите глупостей. Аврора Уайет очень привлекательная… и очень одинокая женщина. На мужчин подобное сочетание действует неотразимо. Что меня совершенно не удивляет. Ну ладно… По-моему, она хочет держать его здесь, в идиллической обстановке и в тишине. Возможно, даже именно она первая внушила ему мысль о музее. Не знаю, как было дело, и мне, откровенно говоря, все равно. Факт остается фактом: вы не понимаете, какое напряжение привносит в их жизнь она сама. Вы принимаете ее слова и поступки за чистую монету; для вас она очаровательная иностранка. Вы не сидели напротив нее за завтраком; и вам не приходилось жить с ней под одной крышей, видеть ее каждый день. А Саймону приходится. Спросите себя, какая она на самом деле, и, возможно, вы отчасти поймете, какую жизнь влачит здесь Саймон. Только не подумайте, что я рассуждаю как брошенная невеста. Я просто делюсь с вами своими наблюдениями, в том числе самыми свежими… сегодняшними. Если бы я хотела отбить у Авроры Уайет мужа, едва ли я бы уговаривала его бродить по окрестностям в темноте и бежать от себя. Или нет? Есть тысяча других, более тонких способов уничтожить их брак и вернуть его. Вопрос в том, нужно ли мне интриговать и пытаться его отбить, если его жена уже отдалилась от него? Спокойной ночи, инспектор!
Она вошла в гостиницу и, не оборачиваясь, поднялась по лестнице с тем же царственным видом, который произвел такое сильное впечатление на персонал «Лебедя» в Синглтон-Магна.
Провожая ее взглядом, Ратлидж заметил какое-то шевеление за угловым столиком под лестницей. На него смотрел очень трезвый Шоу и широко улыбался.
— Да. Я все слышал. Женщины — такие стервы! — тихо сказал он. — Несмотря на воспитание и безупречную родословную. Идите выпейте со мной — скоро дядя закроет бар. Похоже, вам сейчас не помешает выпить!
* * *Ратлидж принял его приглашение и сел за стол. Кругов на столе он не заметил. Либо их вытерли, либо сегодня Шоу пил немного. В руке он держал пустую кружку. Он окликнул дядю; тот принес Ратлиджу пива.
— Прекрасная Аврора не тревожит Саймона Уайета, — говорил между тем Шоу. — Как, возможно, и прекрасная мисс Нейпир. Его мучает другое: больная совесть.
— Из-за чего его мучает совесть? — с любопытством спросил Ратлидж. — Может быть, он понял, что музей стал для него важнее надежд отца?
— Из-за войны. Из-за того, что он узнал о себе во Франции. Там многое узнаешь о себе. Скоро понимаешь, трус ты или нет. Так случилось с большинством из нас, только мы находим способы это скрывать — во всяком случае, от других.
Да, им всем пришлось столкнуться более-менее с одним и тем же. С вопросом о том, что такое храбрость… и смелость, а это совсем не одно и то же. С собственной смертностью. С тем, что такое жизнь. И что означает смерть. Вот и он привез с собой Хэмиша…
Потеряв на миг нить разговора, Ратлидж поспешил уточнить:
— Вы хотите сказать, что он не оправдал собственных ожиданий?
— Нет. Я хочу сказать, что ему не понравился тот человек, каким он оказался. По-моему, его отец не рассчитывал, что война так затянется; по-моему, Саймон тоже такого не ожидал… Как и никто из нас! Все надеялись на быструю победу. А получилось совсем не так. В конце концов те из нас, кто остались в живых, поняли, что мы за люди. Некоторые даже научились мириться с самими собой, хотя им не очень нравилось то, что они поняли. С самого детства Саймону внушали, что он — Иисус Христос, сын Божий. Вот почему на войне он особенно низко пал в собственных глазах, да так с тех пор и не оправился.
— Очень… трезвая оценка, — заметил Ратлидж. Он едва не сказал «жестокая», но в последний миг опомнился.
— А я в самом деле трезв. Сегодня боль не так мучает меня. Я видел Уайета, когда тот выходил из дому.
— В самом деле? — спросил Ратлидж, изображая равнодушие. — Когда вы его видели?
— Да сегодня же, черт побери! Я даже поздоровался, проходя мимо. Он мне не ответил. Прошел мимо, как будто не видел меня. А я был так близко, что мог до него дотронуться. Меня прямо в дрожь бросило. У него было пустое лицо. Как будто тело шагало по собственной воле.
— Он был похож на лунатика?
— Нет, что вы. Глаза у него были открыты, он не спотыкался, не шатался, шел целеустремленно. Только он был глух и слеп; ничего вокруг себя не замечал.
— Вам только показалось, — ответил Ратлидж. — Возможно, он просто о чем-то задумался.
— И не контузия, — продолжал Шоу, словно и не слышал инспектора. — Контуженых я отличаю сразу. В нашем полку таких было четыре или пять человек. Хорошо, что удалось вовремя отправить их в тыл; они совсем разваливались на части. Жалкие, дрожащие… они и на людей-то не были похожи.
Ратлиджа затрясло; кружка в руке задрожала; немного пива пролилось на стол. Он выругался и поспешно отвернулся, притворившись, что осматривает рукав. Хэмиш у него в голове повторил: «Ну да, они и на людей-то не были похожи…» К счастью, Шоу ничего не заметил.
— Значит, с ним что-то другое, — продолжал он. — Что-то гложет его изнутри, а что — он пока и сам не понимает. Но скоро он начнет отключаться в самых неожиданных местах… Кстати, поэтому я и подумал, что он чувствует себя виноватым, но загнал свою вину куда-то вглубь, потому что никак не может с этим сжиться… Что же еще?
— Возможно, речь идет о чем-то не таком давнем, как война. Возможно, его странное поведение как-то связано с гибелью мисс Тарлтон.
Шоу невесело рассмеялся:
— Неужели вы намекаете на то, что Уайет впадает в беспамятство и убивает людей? Или, наоборот, сначала убивает, а потом впадает в беспамятство из-за чувства вины? Должно быть, вы в самом деле никак не можете объяснить, откуда в наших краях такой наплыв трупов!
Ратлидж пытливо посмотрел на него:
— А вы много думали об Уайете. С каких пор? С сегодняшнего дня, когда увидели его на улице? Или все началось гораздо раньше?
— О да, — с горечью ответил Шоу. — Думать — вот все, что мне осталось. Меня еще интересуют другие человеческие создания. У всех нас свои тени, свои призраки. И у вас тоже они есть, верно? Это заметно по вашему лицу и по вашим глазам. Интересно, какие призраки преследуют вас? И откуда они взялись — с войны или из вашей работы? — Он посмотрел на Ратлиджа в упор.
Ратлидж с трудом заставил себя молчать.
Допив пиво одним большим глотком, Шоу сказал:
— Жаль, что сегодня я не могу напиться пьяным… — Он не сразу возобновил прежний разговор. — Я за всеми наблюдаю. За Долтоном, потому что он говорил с ней перед тем, как она покинула Чарлбери. За Уайетом, в чьем доме она жила, — ведь он в какой-то степени отвечал за нее. За Авророй, которая должна была отвезти ее на станцию, но не отвезла. И не будем забывать об Элизабет Нейпир, которая воспользовалась гибелью Маргарет, чтобы снова кинуться на шею Саймону. И о ее прославленном папаше, который блистает своим отсутствием. Если бы Маргарет ничего для него не значила, он бы давно уже ворвался в кабинет Хильдебранда и нажил политический капитал на своем праведном гневе. Нет, все они в моем списке, я жду, когда кто-нибудь из них совершит роковую ошибку и подскажет, кто виноват.
— Вы не включили в свои расчеты Моубрея.
— Да, не включил. Он — последний, о ком я вспомню, если насчет остальных ошибаюсь.
— Вы уже пришли к каким-нибудь выводам?
— Нет. — Шоу поморщился, потому что слишком резко разогнулся. — Кроме одного. Похоже, гибель Маргарет не оставила ни малейшего следа ни на чьей жизни, кроме моей… и, может быть, Томаса Нейпира. — Он тяжело вздохнул и покачал головой. — Не знаю, любил я ее в конце или ненавидел. Наверное, если бы она снова причинила мне боль, я бы мог ее убить. Но убил ее кто-то другой, и я хочу найти его… или ее.
— Чтобы отомстить? Даже не думайте. Месть совсем не так сладка, как кажется. Ничего у вас не выйдет.
— Не выйдет? — хмыкнул Шоу. — Если я сегодня найду ее убийцу, сам не знаю, что сделаю с ним. Может быть, передам его вам. Или изобью до смерти. Мое будущее меня не волнует, я и так ходячий мертвец. И все же… мне страшно, потому что я не знаю, что я буду делать. Ведь я так ее любил! Вот почему я трезв, Ратлидж. Неожиданно мне стало страшно пить…
Глава 20
Только на следующее утро Ратлидж наконец застал Саймона Уайета в музее. Войдя в кабинет, где стоял Саймон, он закрыл за собой дверь и сухо велел:
— Сядьте.
— У меня много дел…
— Музей может подождать, — перебил его Ратлидж. — Открытие может подождать. Я хочу с вами поговорить.
Что-то в голосе Ратлиджа пробило стену отчуждения. Саймон столкнул со стула коробки и сел.
— Хорошо. Даю вам пять минут!
— Очень может статься, что в убийстве Маргарет Тарлтон обвинят вашу жену.
— Аврору?! Не говорите глупостей, она такая же убийца, как и я! Если вы для этого сюда пришли… прошу извинить, но у меня много более важных дел!
Ратлидж нагнулся и силой усадил Саймона на стул:
— Вы дослушаете меня до конца, черт побери! А когда я закончу, мне решать.
Он провел долгую бессонную ночь, перебирая все, что было ему известно, но не мог поделиться своими мыслями ни с кем, кроме Хэмиша.
— Насколько я понимаю, вы с женой договорились, что она довезет Маргарет Тарлтон до станции в Синглтон-Магна. Она утверждает, что не успела вовремя, потому что была на ферме, где ухаживала за больной телочкой. Значит, Маргарет Тарлтон пришлось просить кого-то другого. Миссис Долтон видела, как она стояла у калитки и ждала, уже переодевшись в дорогу. На ней было то самое платье, в которое была одета первая жертва. По словам Элизабет Нейпир, она вполне уверена, что платье принадлежало Маргарет. Я уверен, что его узнает и Эдит. А также миссис Долтон.
— Ни о каком платье я не слышал… — Саймон все больше раздражался. — Почему мне никто не сказал?
— Потому что ваша голова занята только музеем и вы не слышите, что вам говорят, — раздраженно ответил Ратлидж. — Далее. Ваша горничная Эдит, которая беспокоилась, что мисс Тарлтон опоздает на поезд, спешит в гостиницу и спрашивает у Дентона, может ли его племянник Шоу подвезти мисс Тарлтон. Но, пока она ходила в гостиницу, мисс Тарлтон, в свою очередь, сходила к дому священника. Она спросила у Генри Долтона, не могут ли он или его мать подвезти ее в Синглтон-Магна. Генри оставляет мисс Тарлтон на крыльце, а сам идет в сад поговорить с матерью, но, когда он возвращается, мисс Тарлтон говорит: «А вот и миссис Уайет» — и уходит. Генри Долтону показалось, что мисс Тарлтон злилась — наверное, оттого, что боялась опоздать на поезд. Женщина, которая живет в доме рядом с гостиницей, уверяет, что видела, как от вашего дома отъехала машина. За рулем сидела ваша жена, а рядом с ней, как ей кажется, сидела Маргарет Тарлтон.
Саймон хотел что-то сказать, но Ратлидж ему не дал.
— Не важно, надежны ее показания или нет; она уверена, что ваша жена находилась в одной машине с Маргарет Тарлтон и они направлялись в Синглтон-Магна, чтобы успеть на поезд. От вас мисс Тарлтон собиралась поехать в Шерборн, чтобы погостить несколько дней у мисс Нейпир.
На лице Саймона появилось удивленное выражение, но он ничего не сказал.
— По словам начальника станции, она не садилась на поезд, шедший на север, и определенно не садилась на поезд, который отправлялся на юг. Пятнадцатого августа, когда ее ждали в Шерборне, она туда не приехала. Не приехала она и на следующий день; мисс Нейпир и шофер Бенсон ездили ее встречать два дня подряд. Пятнадцатого на станцию приезжала сама мисс Нейпир, а шестнадцатого — Бенсон. Горничная мисс Тарлтон Доркас Уильямс тоже не видела мисс Тарлтон и не получала от нее вестей, как и ее глостерширские родственники. Мисс Тарлтон как будто исчезла с лица земли. Зато в Синглтон-Магна нашли убитую женщину, и ее платье похоже на платье мисс Тарлтон. Судя по всему, мисс Тарлтон погибла на дороге в окрестностях Синглтон-Магна. А если ваша жена увезла ее из Чарлбери в вашем автомобиле, значит, скорее всего, именно ваша жена последней видела мисс Тарлтон живой. Вы понимаете, что я хочу сказать? Саймон Уайет нахмурился.