Обе жеваные резинки остались лежать на краю бассейна. Шула подняла их и подошла к выходу. Леонард Смолз вынырнул из своего укрытия и поспешил за ней. Девушка с отсутствующим видом скатывала оба пластика в один розовый шарик.
— Надеюсь, ты не собираешься их жевать, — неумело пытаясь скрыть свое изумление, пошутил Леонард. — Не дай Бог, подцепишь что-нибудь от Гарри…
Шула даже не улыбнулась. Она повернулась к Леонарду с изящным достоинством и посмотрела ему в глаза. И Леонард увидел, что они стали темно-красными, как гранаты. А потом этот экзотический цвет сменился другим, более знакомым — серовато-коричневым оттенком южной Калифорнии, кирпичным загаром, льющимся с неба Апельсинового округа сквозь разлапистые пальмы на крыши патио, суккуленты и шеи служителей бассейнов, обнесенных загородками и украшенных лепкой, где нет никаких горизонтов и нет никаких глубин и куда подают в ржавых ведрах рубленых кальмаров. Где и солнце, и луна походят на тускло-красные резиновые мячи. И эти мячики катятся снова и снова, повторяя все тот же печальный круговорот дней, как кольцо полуосыпавшейся магнитофонной ленты.
Леонард Смолз так резко дернул головой, что вырвал себе клок бороды, а когда страшное видение рассеялось, рядом уже никого не было. Ворота были открыты, девушка ушла. Леонард прикрыл глаза рукой и увидел, как она идет по причалу. Он проводил ее взглядом до стоянки, где она села на мопед, а потом еще до декорации скалы, скрывавшей консервный завод, пока она не скрылась из виду.
Гарри продолжал бить хвостом в ожидании, когда его впустят в импровизированное логово.
— Прости, старик. Я не знал. Откуда мне было знать?
Гарри безмолвно продолжал ждать, не высказывая никаких соображений… и лишь выпуклые зеркала его глаз отражали теперь все бескрайнее пространство океана.
18. Возвращение Дестри
Как только они миновали Пиритовый мыс, Кармоди сдавленно вздохнул и включил автопилот. Нос судна качнулся на несколько градусов к северо-западу и встал на курс. Двигатели довольно заурчали, отчего перед глазами невольно возникала картина широко улыбающегося механизма.
Айк был тоже рад тому, что Кармоди запустил программу курса к дому. И дело было не только в том, что она гарантировала им наибыстрейшее возвращение, он чувствовал, что наконец избавился, освободился от какого-то неприятного тяжелого груза. В этом смысле их что-то роднило с Кармоди, который наконец был вынужден признать, что все эти современные навороченные глупости находятся за пределами его понимания, а раз он не мог их освоить, значит, он не мог их превзойти, а раз он не мог их превзойти, то и хуй с ними.
— Перешли на полное автоуправление. Так что теперь можно расслабиться и послушать музыку.
— Классно, — откликнулся Айк, стараясь сконцентрироваться на приятной стороне вещей. — Теперь тапер может и сам потанцевать.
Следовало признать, что Айк был близок к тому, чтобы пуститься в пляс. Порой когда понимаешь, что благородное дело безнадежно погибло, сам факт этого признания высвобождает в человеке какую-то отчаянную энергию, которую в качестве компенсации хочется использовать на полную катушку.
Все трое расположились в шезлонгах на палубе под прикрытием рубки, потягивая остатки стебин-совского виски и заедая их вяленым барашком, четверть туши которого Кармоди выменял у кого-то еще весной. Мясо было нежным, ароматным и тошнотворно сладким, как норвежский сливочный сыр. Вкус виски был еще более порочным. Поэтому Айк был вынужден постоянно напоминать себе, что не стоит увлекаться. Он знал, что пора отступить, но понимал и то, что непременно ввяжется в какую-нибудь заварушку, когда они вернутся в Квинак. Он еще не знал, что именно это будет и каких потребует от него сил, но был твердо намерен довести дело до конца. В каком-то смысле внутри него тоже что-то переключилось на автопилот. В тот самый момент, когда он увидел красный шар из боулинга, он распрощался с последними надеждами на то, что подозрения относительно Левертова могут быть исключительно его фантазией. Нет, так все оно и было. Ставки были сделаны, и волчок запущен. Изменить уже ничего было нельзя, все шло своим чередом, и Айк не мог себе позволить спасовать. К счастью, для подобных ситуаций у него была разработана собственная программа автопилота, и единственное, что надо было сделать, так это включить ее. Конечно, она уже устарела, но он знал, что может доверять своей микросхеме, и она, до того как выйдет из строя, приведет его туда, куда надо, и заставит совершить необходимые действия.
Они вошли в вялые бесцветные воды, и лишь со стороны Алеутских островов набегали грязно-синие буруны, но выглядели они слабыми и безжизненными, как мокрые волосы ирландской рыбачки, остающиеся на гребне. Айк для поддержания компании решил было поделиться этим кельтским образом с Кармоди, но потом предпочел промолчать — ему не хотелось разговаривать.
Похоже, все трое погрузились в свои размышления, и Айк знал, что ход мыслей у всех приблизительно одинаков — они думали о возвращении домой и о том, что их там ждет. Для Кармоди главным, конечно же, был тот узел, который он оставил неразвязанным на берегу — оставалось выяснить, две рыбы у него на крючке или ни одной. Или это он сам попался на крючок, да не на один, а сразу на два? Грир все еще находился под впечатлением от жуткого призрака, которого они выудили из глубин. Bay! Ведь это означало, что придется распроститься со всеми удовольствиями, которые ему рисовало воображение. Это требовало признать, что великий фривольный гений, облагодетельствовавший город и проливший на него неисчерпаемое изобилие удовольствий, на самом деле был вовсе не «обычным человеком», как убеждал всех Грир, а скорее «анти-челове-ком»; и что самое главное — лично он, Эмиль Грир, входил в верхнюю часть списка тех, против кого была направлена деятельность этого злого гения. И еще больше его тревожило то, что его друг и кровный брат собирался не на шутку сцепиться с этим гением. Грир уже был знаком с этим выражением лица — оно обычно означало у Исаака подготовку к решительным действиям. Скорее всего, ему потребуется все его проворство. Поэтому когда Кармоди в очередной раз протянул ему бутылку, Эмиль целомудренно отклонил предложение.
— Я уже набрался, Карм. Нам следует сохранять самообладание. Нельзя допустить, чтобы нас развезло.
Впрочем, Айк продолжал пить. Вид раздутого утопленника в сети убедил его в том, что необходимо переходить к каким-то действиям, а опыт подсказывал, что в подобных ситуациях можно сделать только две вещи — или начать открытую борьбу с негодяями, или отступить и выждать подходящего момента. Конечно, наилучшей тактикой была открытая схватка, но для этого надо было быть уверенным в собственных силах. В том, что пороху хватит. Поэтому когда бутылка снова дошла до Айка, он сделал хороший большой глоток.
— Иногда нам больше требуется отвага, чем самообладание, — беззаботно улыбнувшись, сообщил он Гриру.
Однако на самом деле он черпал в ирландских градусах не отвагу, а решимость. Он должен был укрепиться в ней, как это было с Гринером. Никаких словесных игр, никаких демонстраций, никаких пристрелок. Раз и в глаз. Единственное, что для этого было нужно, это его револьвер. Сколько бессонных ночей он провел за решеткой, коря себя за то, что вовремя не продырявил башку нескольким толстым ублюдкам, стоявшим во главе компании Вайля, вместо того чтобы поливать невинных людей инсектицидами с самолета. На это потребовалось бы гораздо меньше сил, уже не говоря о том, что, согласно судебной статистике, и сидеть бы ему пришлось меньше. Однако его останавливала мысль о том, что Вайль мог оказаться всего лишь шестеренкой в гораздо более сложном механизме, возглавляемом еще более крутыми ублюдками. Но нельзя же постоянно думать о том, что ты не сможешь добраться до самого главного толстого ублюдка. Поэтому надо удовлетворяться своим непосредственным ублюдочным начальством.
Обогнув мыс Безнадежности, экипаж неуверенно поднялся на ноги и сложил шезлонги. Кармоди придирчиво осмотрел палубу, чтобы она не выглядела так, словно они возвращались после очередной увеселительной прогулки. Грир вымел остатки костей и крошки крекеров и выбросил их за борт благодарным чайкам и воронам. Айк поставил свежеоткрытую бутылку виски себе в мешок на случай, если его решимость будет поколеблена.
Когда они миновали отмель и последний контрольный буек, из рубки раздался нежный женский голос: «Задача выполнена, жду дальнейших указаний».
— Как насчет того, чтобы поцеловать меня в задницу для начала? — откликнулся Кармоди, тяжело поднимаясь в рубку. Как только он исчез из вида, Грир украдкой посмотрел по сторонам и подошел к Айку.
— Поговори со мной, напарник. Что-то мне не нравится твой вид. Надеюсь, ты ничего не замышляешь? Помнишь, с какой скоростью Кларк Б. вытащил свой «узи»?
— Ничего я не замышляю, Грир. Просто жду, что будет дальше.
— Мне не нравится, старик, когда ты так пьешь. Ты начинаешь относиться ко всему слишком легкомысленно…
— А я действительно считаю, что все это ерунда, напарник.
— Это мне тоже не нравится. Может, ты сразу поедешь к трейлеру, когда мы пристанем, а собрание проведет вице-президент Эмиль?
— Как раз об этом я и подумывал, старина: рвануть сразу к трейлеру, как только пристанем.
Кармоди прибавил скорость, чтобы успеть выбрать свободное место на причале: он все еще надеялся заправиться и выйти в море сразу же после того, как они поменяют сеть. Но он мог не спешить. Места было сколько угодно, зато у насосов не было видно ни одного рабочего, несмотря на то, что рабочий день был в разгаре. Единственным человеком, которого им удалось увидеть, был Альтенхоффен. Журналист с перевязанной головой, заложив вираж на новом «кадиллаке», выскочил из машины и бросился к ним навстречу. Кармоди был потрясен.
— Наверное, этим газетчикам неплохо платят.
— Я получил это во временное пользование от страховой компании два дня назад, —¦ пояснил Альтенхоффен.
— А что случилось с твоей бедной головой, Слабоумный? — чужим голосом осведомился Грир. Ему так и не удалось восстановить свой акцент после встречи с Омаром Лупом. И Альтенхоффену для того, чтобы идентифицировать собеседника, пришлось поменять очки.
— То же самое, что и с машиной, Эмиль, — вандалы. В разгар ночи мне позвонил Дарлин Херки и сообщил, что к редакции подъехали какие-то люди в масках, которые лезут на крышу. Я подъехал как раз вовремя, чтобы мне на голову свалился прадедушкин фанерный маяк, который разбил мой «шевроле» и оставил меня лежать бездыханным.
— Это портовые крысы! — объявил Кармоди.
— Я тоже так думал сначала, пока не зашел внутрь и не увидел, что они раздолбали мой печатный станок.
— Твой новый печатный станок? Вот эту огромную штуку, похожую на птицу? Bay!
— Да, мой новый гейдельбергский станок. Правда, основные механизмы защищены стальным корпусом, так что им не удалось пробить эту броню. Монитор и пульт управления они, конечно, уничтожили, но мы с Кальмаром подсоединились к тарелке Марио. Нельзя уничтожить прессу!
И он с широкой улыбкой вытащил грубо изготовленную газетенку со сбитым шрифтом и наезжающими друг на друга заголовками: «ЧЕРно-БУР КА В ОвечьЕЙ шкуРЕ».
— Это вдогонку той бомбе, которую я напечатал в прошлую пятницу — «благоДЕТЕЛЬство или НадУваТЕЛЬСТВО?» Тем же вечером и явились вандалы.
— Да ладно, Слабоумный, — ухмыльнулся Грир, поглядывая на Айка. — Не думаешь же ты на самом деле, что твою редакцию разгромили киношники?
— Или они, или кто-то, вошедший в сговор с этими обманщиками и пронырами, — беспечно ответил Альтенхоффен. — Прямо как в классическом вестерне. Приспешники Барона нападают на местного журналиста. Билли, конечно, уверен, что это дело рук Гринера. Поэтому-то он и смылся.
— А я говорю, это портовые крысы, — повторил Кармоди. — Ты сообщил копам?
— Дарлин Херки сказал, что одна из машин принадлежала полиции, мистер Кармоди. — Он похлопал себя по длинному носу и подмигнул. — В седло, пилигримы, форт Дворняг в опасности!
Айк забросил свой брезентовый мешок на заднее сиденье и залез в машину.
— Как насчет того, чтобы забросить одного пилигрима домой, Слабоумный? По-моему, я еще не готов к общественным мероприятиям. Делами Ордена займется брат Грир.
— Боже милостивый, Исаак! Это же величайшее событие в Дворняжьем корале! Ситуация нестабильна. Тебе необходимо там появиться хотя бы для того, чтобы тебя все увидели. Скажите ему, мистер Кармоди! Грир!
Кармоди сказал, что было бы жаль пропустить такое зрелище. И даже Грир поддержал его. Перспектива председательствовать на собрании колеблющихся Дворняг без какой бы то ни было поддержки затмила опасения относительно того, что его напарник может совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Он сжал локоть Айка.
— Ты нам нужен, старик.
— Я уже слышал это от Слабоумного, только никак не возьму в толк — с чего бы это. По-моему, вам нужен адвокат по недвижимости…
— Нужно, чтобы ты выступил, Айк, — сказал Альтенхоффен.
— Выступил? Да пошел ты к черту, Альтенхоффен…
— Да, выступил. Произнес речь. Обратился бы к народу. Поднял бы дух. Я видел вас в деле пару раз, мистер Демосфен. Чему ты удивляешься? Не знал? Однажды я тебя видел в «Береговой линии», а потом на демонстрации, когда нас пытались разогнать слезоточивым газом. Помнишь?
Айк не ответил, и Альтенхоффен повернулся к Кармоди.
—¦ Наш молчун когда-то был неплохим оратором, представляете, мистер Кармоди? Вы бы только его видели! Он мог поднять дух до невообразимых высот.
— Верю-верю, мистер Альтенхоффен. И знаете, я бы с радостью взглянул на это, — он подхватил Айка под другую руку. — Давай, Айк. Давай заскочим, поднимем им дух, пока наша харизма все еще с нами. А? Вспомним доброе старое время!
— Ладно, о'кей. Но мне все равно надо заскочить в трейлер, чтобы переодеться и… кое-что прихватить с собой.
— Ты и так отлично выглядишь, — Грир вдруг сообразил, что собирался захватить с собой Айк. — Ты весь грязный и оборванный — как раз то, что нравится толпе, правда, Слабоумный?
— Правда, — Альтенхоффен завел двигатель. — К тому же у нас нет времени, Исаак, на всякие мелочи, учитывая, с какой скоростью нарастает этот снежный ком. Мне даже страшно подумать, что могло произойти на крыльце за время моего отсутствия. Вот увидите, как быстро все меняется! — он развернулся и, закрыв верхний люк, пересек стоянку.
Айк не сомневался, что больших перемен, чем те, которые предстали его взгляду по возвращении домой, произойти не могло, но он ошибался. Главная улица снова полностью преобразилась… вернувшись к своему первоначальному виду. Меньше, чем за неделю вылизанные фасады и мостовая приобрели прежний замызганный и запущенный вид. Еще недавно сиявшие чистотой витрины магазинов были забиты такими потертыми и облезшими досками, словно их не красили со времен изобретения краски. И все же что-то осталось от кукольного города. Что-то почти неразличимое. Айку вспомнился старый лимерик еще тех времен, когда он служил на флоте.
Красотка из южного порта, Живя под угрозой аборта, Связалася с призраком раз. И трахаясь с бледным отродьем, Она отпустила поводья И почти испытала оргазм.
Кармоди был страшно шокирован этим искусственным восстановлением первоначального вида города.
— Не понимаю! Абсолютно этого не понимаю! — Он считал обновление Квинака делом бесплодным, но вполне объяснимым, учитывая приток свежих средств в коммунальную кровеносную систему, но зачем потребовалось возвращать его в прежнее замызганное состояние — было за пределами его понимания. — Что они еще, черт побери, замыслили?
— Я вам покажу, — Альтенхоффен резко свернул на перекрестке, и фары машины осветили широкое утепленное окно. Айку потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать здание боулинга. То есть здание бывшего боулинга — поправил он себя. Похоже, оно осталось единственным местом в центре города, сохранившим свой новый облик. Неоновая вывеска «Боулинг и пиво», как и легион разнообразных призов и трофеев, выставленных в свое время на витрине, давно уже исчезли. Их место заняла мультяшная карта. Она высилась на изящной подставке и была покрыта новым прозрачным слоем. Альтенхоффен въехал на пустой тротуар и остановился у самой витрины, так что голограмма пейзажа оказалась прямо перед капотом. Он открыл верхний люк.