— Понимаю.
Они миновали еще две двери, и дневной свет остался позади. Теперь они находились ниже палат, обитатели которых могли как-то между собой общаться, там, где не было окон, где жили в полной изоляции одиночки. Фонари в коридоре были закрыты массивными сетками, подобно лампам в машинных отделениях кораблей.
Доктор Чилтон на мгновение задержался под одним из них. Когда эхо их шагов замерло, Старлинг услышала где-то за стенами дикий вопль.
— Лектер никогда не покидает стен своей камеры без полного комплекта смирительной одежды и намордника, — сказал Чилтон. — Я объясню почему. В первый год заключения он был образцом поведения и общительности. Меры безопасности немного ослабли. Вы понимаете, надеюсь, что это было при прежнем руководстве клиники. После обхода восьмого июля одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года он пожаловался на боли в сердце, и его отправили в амбулаторию. Чтобы сделать кардиограмму, с него пришлось снять смирительную одежду. Когда сестра наклонилась над ним, он вот что с ней сделал. — Чилтон вручил Кларис потрепанную фотографию с загнутыми углами.
— Врачам удалось сохранить ей лишь один глаз. Чтобы добраться до языка, он буквально разворотил девушке челюсть. При этом пульс его не превышал восьмидесяти пяти ударов. Даже когда он доедал язык.
Старлинг не могла понять, что произвело на нее более ужасающее впечатление: изображение на фотографии или поведение Чилтона, когда он, рассказывая об этом кошмаре, впился в нее цепким, пронизывающим взглядом.
Ей показалось, будто голодный петух выклевывает с ее лица капельки пота.
— Я держу его здесь, — сказал Чилтон и нажал на кнопку рядом с массивной двойной дверью из пуленепробиваемого стекла. Огромный санитар впустил их. Сразу же за дверью Старлинг остановилась.
— Доктор Чилтон, нам очень важны результаты теста. Если Лектер считает вас своим врагом, если он зациклился на вас, как вы сказали сами.., думаю, будет лучше, если я подойду к нему одна. Не возражаете?
— Это меня вполне устраивает, — ответил Чилтон, подергивая щекой. — Могли бы сказать об этом еще в кабинете. Я бы послал с вами санитара и провел бы время с большей пользой для себя.
— Возможно, я бы так и поступила, если бы вы сразу проинструктировали меня.
— Не думаю, что встречусь с вами снова, мисс Старлинг. Барии, когда она закончит с Лектором, позови кого-нибудь проводить даму.
Чилтон ушел, ни разу не оглянувшись. Теперь здесь остался только огромный равнодушный санитар, беззвучные часы за спиной и шкаф за проволочной сеткой со смирительными рубашками, намордниками и успокоительным ружьем. У стены стояло приспособление с длинной ручкой и с вилкой в виде буквы «U» на конце, чтобы прижимать к стене буйных больных.
— Доктор Чилтон предупреждал, чтобы вы не дотрагивались до решетки? — спросил санитар, пристально глядя на девушку. У него был высокий и в тоже время хриплый голос.
— Да.
— Хорошо. Камера в самом конце, последняя справа. Идите по середине коридора и ни на что не обращайте внимания. Можете передать ему почту, но действуйте только согласно нашим инструкциям. — Санитар, казалось, получал внутреннее удовлетворение, наставляя девушку.
— Просто положите все на поднос, и он сам спустится вниз. Потом вытяните поднос за проволоку, хотя больной может и сам отправить его назад. Там, куда вы будете класть бумаги, он вас не достанет. — Санитар передал девушке два журнала с расшитыми, выглядывающими из-под обложки страницами, три газеты и несколько распечатанных конвертов.
Коридор был длиной около тридцати метров с дверями по обеим сторонам. Некоторые имели смотровые окошки и были наглухо закрыты.
Другие представляли собой обычные камеры только с толстыми металлическими решетками и были открыты взору. Кларис Старлинг видела номера камер, хотя старалась не смотреть на них. Когда она находилась примерно на полпути, до нее донесся шипящий голос:
— Я чувствую ваш аромат.
Она сделала вид, что не слышит, и пошла дальше.
В последней камере горел свет. Кларис приблизилась к противоположной стене, чтобы заглянуть внутрь. Стук каблуков выдавал ее приближение.
Глава третья
Камера доктора Лектера расположена в самом дальнем конце коридора, напротив двери в кладовую, и по-своему уникальна. Перед ней стена из толстых металлических прутьев, дальше на расстоянии больше предела досягаемости человеческой руки другая преграда — плотная нейлоновая сеть от стены до стены и от пола до потолка.
Еще дальше привинченный к полу стол, куча книг в мягких обложках, листы бумаги, табурет, тоже привинченный к полу. Сам доктор Ганнибал Лектер полулежит на топчане, внимательно изучая итальянское издание журнала «Вог». Листы он держит одной рукой, другой складывает их в аккуратную стопку рядом. На левой руке у доктора шесть пальцев. Кларис Старлинг замерла на некотором расстоянии от решетки.
— Доктор Лектер. — Голос звучал почти естественно. Он оторвался от чтения.
На какую-то секунду ей показалось, что взгляд его сопровождается жужжанием, но это пульсировала в ушах собственная кровь.
— Меня зовут Кларис Старлинг. Могу я поговорить с вами? — И тон голоса и расстояние выражали максимальную вежливость.
Доктор Лектер размышлял, приложив пальцы к сжатым губам. Затем встал, подошел к нейлоновой сетке, которую он намеренно не замечал, будто выбирая необходимую дистанцию.
— Доброе утро, — проговорил он так, будто открывал входную дверь раннему гостю. Ровный голос его издавал металлический скрип, возможно, из-за того, что ему редко приходилось разговаривать.
В красных глазах крошечными яркими точками отражался свет. Иногда казалось, что точки искрами стекаются к самому центру.
Взгляд этих глаз окидывал Старлинг сразу во весь рост.
Она подошла ближе.
Волосы на руках поднялись и прилипли к рукавам.
— Доктор, у нас возникли серьезные проблемы в вопросах, связанных с психологией. Я хочу попросить вас о помощи.
— «У нас» — это у Отдела исследования человеческой личности в Куантико? Полагаю, вы из конторы Джека Крофорда?
— Да.
— Могу я взглянуть на ваше удостоверение? Она не ожидала такого оборота:
— Я уже показывала в.., у доктора.
— Вы имеете в виду Фредерика Чилтона? Ф. Д.?
— Да.
— А вы видели ЕГО удостоверение?
— Нет.
— Замечу вам, что ученые обычно не очень внимательны. Вы познакомились с Аланом? Он великолепен, не правда ли? С кем бы из них вы бы предпочли говорить?
— Пожалуй, с Аланом.
— Скорее всего, вы репортер, которых Чилтон пускает сюда за деньги. Думаю, что все же надо взглянуть на ваш документ.
— Хорошо. — Она достала пластиковую карточку.
— Я ничего не вижу на таком расстоянии. Пожалуйста, пришлите его сюда.
— Не могу?
— Это запрещено?
— Да.
— Попросите Барни.
Пришел санитар и решительно проговорил:
— Доктор Лектер, я дам вам документ. Но если вы его не возвратите, и в связи с этим возникнут проблемы, я очень расстроюсь. А если вы расстроите меня, то будете связаны до тех пор, пока мое настроение не улучшится. Питание через трубку, дважды в день «штаны величия». И, само собой, на неделю задержу вашу почту. Понятно?
— Разумеется, Барни.
Удостоверение полетело на подносе в камеру.
Доктор поднес его к свету.
— Стажер? Тут написано «стажер». Джек Крофорд прислал для разговора со мной стажера?
— Он прижал карточку к мелким белым зубам и вдохнул ее запах.
— Доктор Лектер, — предостерегающим тоном произнес Барни.
— Да, да, конечно. — Он положил удостоверение на поднос, и Барни быстро вытащил его.
— Я сейчас занимаюсь в академии, — сказала Старлинг, — но мы будем говорить не о работе в ФБР, а о психологии. Решайте сами, достойна ли я обсуждать с вами эту тему.
— Хм-м-м, — пробормотал доктор. — Это довольно неосмотрительно с вашей стороны. Барни, вы полагаете, мы можем предложить даме стул?
— Доктор Чилтон ничего об этом не говорил.
— А что говорит ваша вежливость, Барни?
— Не желаете присесть? — спросил санитар.
— Где-то у нас должен быть один стул, хотя раньше он никогда… Обычно здесь никто подолгу не задерживается.
— Да, спасибо, — ответила Старлинг.
Барни принес из кладовой раскладной стул, установил его и ушел.
— Итак, — начал Лектер, садясь на свой табурет боком, чтобы видеть гостью, — что вам сказал Миггс?
— Кто?
— Малтипл Мигге из камеры по соседству. Он что-то прошипел в ваш адрес. Что он вам сказал?
— Он сказал: «Я чувствую ваш аромат».
— Понятно. Я — нет. Вы пользуетесь кремом «Эвиан», иногда духами «Аромат времени», но не сегодня. Сегодня вы определенно не пользовались духами. Что вы думаете о словах Миггса?
— Он слишком враждебен по непонятной мне причине. Это плохо. Он злобен по отношению к людям, и те платят ему тем же. Получается замкнутый круг.
— А вы тоже ненавидите его?
— Мне жаль, что я нарушила его покой. Он слишком шумный. Как вы узнали о духах?
— По аромату из сумочки, когда вы доставали удостоверение. Кстати, она изумительна.
— Спасибо.
— Вы пришли с самой лучшей сумкой?
— Да. — Это было правдой. Она не стала брать традиционный портфель, а это, действительно, была ее лучшая сумка.
— Она намного лучше, чем ваши туфли.
— Может быть, когда-нибудь я подберу к ней соответствующие туфли.
— Не сомневаюсь.
— Это вы рисуете на стенах, доктор?
— Думаете, приглашаю сюда художников?
— Вон там, за умывальником, европейский город?
— Это Флоренция. Палаццо Веккио и Дуомо. Сценка из Бельведера.
— Вы это делаете по памяти? Все детали?
— Только память, агент Старлинг, у меня осталась только память, которая заменяет мне глаза.
— А там распятие? Средний крест пустой.
— Это Голгофа после снятия с креста. Цветной мел и магические отметки на листах бумаги. Это все, что получил обещавший рай вор, укравший пасхального ягненка.
— Что это было?
— Ему разумеется перебили ноги. Как и тому, кто обманул Христа. Кстати, как поживает Уилл Грэхем? Как он выглядит?
— Мне это имя не знакомо.
— Знакомо. Тоже от Джека Крофорда. Приходил сюда до вас. Как выглядит его лицо?
— Я никогда его не видела.
— Это называется «нанести несколько щедрых мазков». Вы не возражаете, Старлинг? Секунда молчания, и она ринулась в дело:
— Лучше давайте нанесем новые мазки на наши дела. Я принесла…
— Нет, нет, все это глупо и неверно. Не надо стараться быть очень мудрой, особенно когда меняешь тему разговора. Принимая во внимание ваше состояние, такой переход выглядит весьма неестественно. Мы должны поступать в соответствии со своими истинными намерениями. Вы начали очень хорошо, внушили мне доверие, высказав не очень приятную правду о Миггсе, и тут же перескочили на свой вопросник. Так не пойдет.
— Доктор Лектер, вы опытный психиатр. Неужели вам могло прийти в голову, что я так плохо разбираюсь в людях и попытаюсь переделать ваш настрой? Я просто прошу ответить или не ответить на несколько вопросов. Неужели это настолько травмирует вас? Кстати, я читала ваши статьи по хирургической наркомании, некоторые изучила весьма досконально.
— Да, они первоклассны, — отреагировал доктор Лектер.
— Я тоже так думаю, того же мнения и Джек Крофорд. Именно он посоветовал мне их прочитать. Это одна из причин, почему он так нуждается в вас…
— Стоический Крофорд в ком-то нуждается? Видимо, он в тяжелом положении, если прибегает к услугам студентов.
— Да, действительно, и он хочет…
— Всему виной Буйвол Билл?
— Возможно.
— Нет. Никаких «возможно». Агент Старлинг, вы отлично знаете, что все дело именно в Буйволе Билле. Думаю, что Джек Крофорд послал вас выведать что-нибудь именно о нем.
— Нет.
— Тогда ваш визит не имеет смысла.
— Я пришла, потому что нам нужно…
— Что вы знаете о Буйволе Билле?
— Никто о нем почти ничего не знает.
— В газетах печатали все?
— Возможно. Доктор Лектер, я не видела официальных документов по этому делу. Моя задача…
— Скольких девушек использовал Билл?
— Полиция нашла пятерых.
— Все с содранной кожей?
— Практически.
— Газеты никогда не разъясняли происхождение его имени. Вы знаете, почему его прозвали Буйвол Билл?
— Да.
— Расскажите.
— Расскажу, если вы ознакомитесь с вопросником.
— Хорошо, я посмотрю. Ну, и?
— Кто-то неудачно пошутил. После убийства в Канзас-Сити.
— Да?..
— Они прозвали его так потому, что он сдирал с жертвы кожу, как с горба буйвола. Старлинг почувствовала, что страх начал перерастать в отвращение. Хотя из этих двух ощущений она предпочитала первое.
— Пришлите вопросник.
Она отправила бумаги и молча созерцала, как Лектер просматривает их. Через некоторое время он бросил листки на поднос.
— Ох, агент Старлинг, неужели вы думаете, что вам удастся изучить меня с помощью этого тупейшего инструмента?
— Нет. Думаю, мы сможем попытаться заглянуть в вашу душу, что поможет изучению других.
— А мне какой интерес заниматься этим?
— Простое любопытство.
— Любопытство?
— Почему вы здесь, что с вами произошло?
— Со мной ничего не произошло, агент Старлинг. Я сам произошел. Вы не можете зачеркнуть мое «я», считая меня всего лишь жертвой различных влияний. Вы предали добро и зло ради бихевиоризма[1], агент Старлинг. Вы всех заковали в непостижимые узы добродетели. Посмотрите на меня, агент Старлинг. Вы можете назвать меня исчадием ада? Я — олицетворение зла?
— Думаю, вы несете в себе разрушение. Для меня это одно и то же.
— Исчадие ада всего лишь разрушительная сила? Тогда ураганы тоже зло, если все так престо. Еще у нас есть огонь, град. Писаки назвали все это «Деяниями Божьими».
— Весьма обоснованно.
— Я собираю данные о разрушениях церквей, так просто, для развлечения. Вы видели последнее, в Сицилии? Восхитительно! Фасад рухнул на головы шестидесяти пяти божьих сестер во время мессы. Это тоже было зло? Если так, то КТО сотворил его? Если ОН там наверху, тогда это ЕМУ нравится, агент Старлинг. И тиф, и белые лебеди идут к нам из одного источника.
— Я не могу объяснить это, доктор, но знаю человека, который смог бы.
Он остановил девушку, подняв руки. Она обратила внимание на изящную форму ладони, но шестой — средний палец — точно копировал своего собрата. Это была редчайшая форма полидактилии.
Когда доктор заговорил, голос звучал мягко и любезно:
— Вы хотите изучить меня, агент Старлинг. И полны благородных намерений, не так ли? Знаете, кого вы напоминаете мне в этих дешевых туфлях и с дорогой сумкой? Обыкновенную деревенщину. Вы просто тщательно отмытая, суетливая деревенщина с дурным вкусом. Ваши глаза напоминают дешевые драгоценности — от вспыхивают, когда вы нащупываете какой-нибудь ничтожный ответик. Но за ними же спрятан тонкий ум, правильно? Вы совсем не похожи на свою маму. Благодаря хорошему питанию у вас длинные кости, но точно такими же обладает все ваше поколение, агент Старлинг. Вы родом из Западной Вирджинии или Оклахомы. Вам пришлось выбирать между колледжем и женским армейским корпусом. Я прав? Позвольте сказать о вас нечто весьма специфическое, Старлинг. У вас дома есть нитка золотых бус, и вы чувствуете себя погано, когда замечаете, что они все больше надоедают вам. Правильно? Все эти утомительные «спасибо», попытки что-то разгадать тоже вас начинают раздражать, как и ваши бусы. Скучно. Скучно. Очень ску-у-учно. Изысканные манеры могут многое испортить. Вы согласны? Да еще если нет вкуса. Когда будете думать о нашем разговоре, обязательно вспомните о бессловесном животном, которое ударили в морду, чтоб от него избавиться.
Старлинг подняла на него глаза.
— Вы способны увидеть многое, доктор Лектер. Не буду это отрицать. Но у меня есть вопрос, на который вы только сейчас сознательно или бессознательно ответили: достаточно ли в вас силы, чтобы направить эту проницательность в глубь себя? Это нелегко. Я нашла ответ буквально за несколько последних минут. Что скажете? Посмотрите на себя и напишите правду. Вы либо покладисты, либо в вас намешано много всего. А может вы просто боитесь себя?