Тим с такими не справился. Но ширина составляла четыре фута, а он был большим, взъерошенным медведем.
Он поднял дверь вертикально вверх, и верхний торец ушёл в глубокую щель в верхней пластине рамы. Нижний торец поднялся из направляющих.
Тим наклонил низ двери к себе и медленно опустил на пол. При этом верхний торец вышел из щели, так что теперь он мог вытащить дверь и положить на балкон.
Но это была всего лишь проверка. Он хотел убедиться, что может, и относительно тихо, убрать дверь. Напрягая мышцы, Тим поднял дверь, направив верхний торец в щель, и поставил на место, уже не закреплённую, так что он мог двигать её так же легко, как и соседнюю.
Собрал инструменты, взял фонарь и дал сигнал Линде открыть щеколду и впустить его.
Когда она закрывала дверь, он взглянул на часы.
— Почти четыре минуты.
— Нетрудно подсчитать, сколько дверей ты бы смог снять за час.
— Допустим, ты спала...
— Теперь я такого и представить себе не могу.
— ...я забрался бы в номер с балкона, не разбудив тебя. И я точно не разбудил тех, кто спит в соседних комнатах.
— Если Кравет поднимется на наш балкон с берега, от которого балкон отделяют пятьдесят футов, и войдёт в эту дверь, мы будем точно знать, что у Супермена появился одержимый злом двойник.
— Если он найдёт нас так же быстро, как нашёл в кафетерии, я бы предпочёл, чтобы он пришёл в отель, а не поджидал нас в гараже. Мы будем очень уязвимы, когда пойдём к «Эксплореру» среди всех этих автомобилей и опорных колонн.
— Он не найдёт нас этой ночью.
— Я в этом не уверен.
— Он — не чудотворец.
— Да, но ты слышала Пита Санто. У Кравета есть связи.
— Мы оставили его без колёс.
— Меня не удивит, если он может летать. И потом, настроение у меня поднялось. Мы больше не будем в тупиковом каньоне.
— Я не понимаю, о чём ты, да и не хочу понимать, — она зевнула. — Пошли в постель.
— Дельная мысль.
— Я имела в виду совсем другое.
— Я тоже, — заверил её Тим.
Глава 20
Сдвижные двери были затянуты шторами. Лампа на тумбочке между кроватями горела вполнакала.
На полу у кровати стояла дорожная сумка Линды, полностью собранная, на случай, что им придётся быстро покидать номер.
Отбросив покрывало, Линда лежала на спине, голова возвышалась на подушке. Кроссовки она не сняла.
Тим устроился в кресле. Решил спать сидя.
Кресло он поставил у двери в коридор, в надежде, что любой необычный шорох разбудит его. Развернул кресло так, чтобы видеть затянутые шторами балконные двери.
Вместо того чтобы спать с заряженным пистолетом в руке, он засунул его стволом вниз в зазор между сиденьем и подлокотником, откуда мог вытащить оружие так же быстро, как из кобуры.
Электронные часы на тумбочке между кроватями показывали 1:32.
С такого расстояния, под таким углом он не мог определить, открыты глаза Линды или нет.
— Ты спишь? — спросил он. - Да.
— Что произошло со всей твоей злостью?
— Когда я злилась?
— Не этим вечером. Ты говорила, что злилась долгие годы.
Она помолчала.
— Они собирались сделать из одной моей книги телесериал.
— Кто?
— Психопаты.
— Из какой книги?
— «Сердечный червь».
— Раньше ты её не упоминала.
— Я смотрела телевизор...
— У тебя нет телевизора.
— В приёмной одной из телекоммуникационных компаний. Они крутят там свои шоу, с утра до вечера.
— Как же они выдерживают подобное?
— Подозреваю, секретари у них надолго не задерживаются. Я пришла на совещание. Показывали дневное ток-шоу.
— И ты не могла переключить канал.
— Или бросить что-нибудь в экран. В этих приёмных все мягкое, никаких твёрдых и тяжёлых предметов. Можешь догадаться почему.
— К счастью, я туда не хожу.
— Все гости шоу были злыми. Даже ведущая, которая злилась ради них.
— Почему злые?
— Потому что считали себя жертвами. Люди относились к ним несправедливо. Родственники, общественная система, страна, сама жизнь, все обходились с ними несправедливо.
— Я предпочитаю смотреть реалистичные старые фильмы, — заметил Тим.
— Эти люди злились из-за того, что были жертвами, и наслаждались этим. Они не знали бы, как жить дальше, если бы перестали быть жертвами.
— «Я родился под стеклянным каблуком и всегда там жил», — процитировал Тим.
— Кто это сказал?
— Какой-то поэт, имени не помню. Одна девушка, с которой я встречался, говорила, что это её девиз.
— Ты встречался с девушкой, которая говорила такое?
— Недолго.
— Она была хороша в койке?
— Я побоялся выяснить. Итак, ты смотрела на этих злых людей в ток-шоу.
— И внезапно осознала, что под всей этой хронической злостью кроется клоака жалости к себе.
— Под твоей злостью была клоака жалости к себе? — полюбопытствовал Тим.
— Я так не думала. Но, увидев её у всех этих злых людей в ток-шоу, обнаружила и в себе, и мне стало дурно.
— Звучит, как момент истины.
— Так оно и было. Эти люди любили свою злость, они собирались злиться до конца своих дней, даже в последних словах в этом мире они бы кого-нибудь обругали, а себя пожалели. И я ужасно перепугалась, что стану такой же.
— Ты никогда не могла стать такой же.
— Нет, могла. Шла к этому. Но тут выдавила из себя всю эту злость. До последней капли.
— Ты смогла это сделать?
— Взрослые могут это сделать. Вечные юнцы — нет.
— Они сняли телесериал?
— Нет. Я не осталась на совещание.
Он наблюдал за ней. За время их разговора она не шевельнулась. Демонстрировала не просто спокойствие, а безмятежность женщины, которая была выше всех житейских бурь или надеялась на это.
— Послушай ветер, — её голос осип от усталости. Ветер дул без устали, но не резкий и порывистый, а мягкий, убаюкивающий. — Похож на крылья, которые унесут тебя домой, — едва слышно прошептала она.
Какое-то время он молчал. Потом прошептал:
— Ты спишь?
Она не ответила.
Ему хотелось пересечь комнату, встать у кровати, посмотреть на неё, но он слишком устал, чтобы подняться с кресла.
— Ты — что-то, — добавил он, тоже шёпотом.
Решил, что будет нести вахту, охраняя её сон. Все
равно напряжение не позволило бы уснуть. Под тем или иным именем Ричард Ли Кравет появился бы здесь. Уже направлялся сюда.
Возможно, зрачки Кравета расширились под действием какого-то наркотика. Но как он мог вбирать так много света и не слепнуть?
Пистолет, засунутый между сиденьем и подлокотником, внушал уверенность, из коридора не доносилось ни звука, ветер покачивал весь мир на своих крыльях... Тим заснул.
Ему снился луг с яркими цветами, на котором он играл в детстве, сумрачный, волшебный лес, в котором он никогда не был, и Мишель с осколками чего- то блестящего в левом глазу и кровоточащим обрубком руки.
Глава 21
В 3:16 утра Крайт припарковался на обочине Тихоокеанской прибрежной автострады, в половине квартала к югу от отеля.
Отправив текстовое сообщение, в котором потребовал информацию о недавних случаях использования кредитной карточки Тимоти Кэрриером, прежде всего в отеле, где тот остановился, Крайт открыл «дипломат», присланный вместе с новым автомобилем.
В «дипломате» лежали модернизированный пистолет-пулемёт «Глок 18», четыре полностью снаряжённые обоймы, два глушителя и плечевая кобура.
Крайт восхищался этим оружием. В тире он отстрелял из такого несколько тысяч патронов. При скорострельности 1300 выстрелов в минуту «Глок 18» не рвался из рук, легко контролировался стрелком.
Обоймы, по требованию Крайта, ему прислали специальные, удлинённые, на тридцать три патрона. Они позволяли максимально использовать потенциал пистолета-пулемёта при стрельбе очередями. Он вставил одну в рукоятку.
Поскольку ствол удлинили и нарезали на нём резьбу, Крайту не составило труда навернуть на него один из глушителей.
Крайт чувствовал сродство с этим пистолетом. Оружие не помнило своего изготовителя, точно так же, как Крайт не помнил мать или детство. Они оба не имели корней, не знали жалости и служили смерти.
Для тайного владыки Земли этот модифицированный «Глок 18» был Эскалибуром.
По пути на юг, благо машин было мало, Крайт снял пиджак спортивного покроя. Теперь отцепил кобуру и вместе с пистолетом «СИГ П245» сунул под водительское сиденье.
Взял кобуру, предназначенную для «Глока» с глушителем и удлинённой обоймой. Закрепив на себе, вышел из «Шевроле», шевельнул плечами, удовлетворённо кивнул. Кобура движениям не мешала. Достал пиджак, надел, сунул в кобуру пистолет, который уютно устроился на левом боку.
В столь поздний час даже по Тихоокеанской прибрежной автостраде путешествовал только ветер. Крайт полной грудью вдохнул ночной воздух. Без выхлопов пролетающих мимо автомобилей он пах чистотой и океаном.
В этот момент Крайт мог поверить, что придёт день, когда автомобили перестанут ездить по дорогам, а люди — ходить по прибрежным холмам, да и вообще по земле. Когда павшие более не смогут подняться, а ветер и дождь смогут со временем стереть все следы того, что не построено природой. Земля скроет все кости от солнца и луны, и под холодными звёздами будет лежать спокойствие, лишённое всех желаний и надежд. Тишину никогда не нарушит ни песня, ни смех. Это будет покой не молитвы, не созерцания, а пустоты. Вот тогда Крайт смог бы сказать, что его работа успешно завершена.
Сидя в автомобиле, он дожидался получения затребованной информации. Кодированное текстовое сообщение пришло в 3:37.
Тимоти Кэрриер в последние двенадцать часов дважды воспользовался карточкой «Виза». Первый раз, чтобы расплатиться за бензин. Второй, недавно, менее трёх с половиной часов тому назад, при регистрации в отеле, рядом с которым припарковался Крайт.
Поскольку отель входил в сеть, имеющую компьютеризованную систему бронирования в масштабах всей страны, источники Крайта смогли установить, что мистер и миссис Кэрриер остановились на ночь в номере 308.
«Мистер и миссис» его позабавило. Какой головокружительный роман!
Думая о них в номере отеля, Крайт вспомнил, что его просили изнасиловать женщину.
Он хотел её изнасиловать. Ранее насиловал женщин, куда менее симпатичных, чем она. У него никогда не возникало с этим проблемы, если заказчики выставляли такое требование. Ему также хотелось вставить в каждое из основных наружных отверстий этой Пейкуэтт репродукцию, -которую вырвал из рамы в её спальне.
К сожалению, ситуация изменилась. По собственному опыту он знал: в тех редких случаях, когда терялся элемент внезапности, он мог гарантировать успех лишь безжалостным применением всесокрушающей силы.
Чтобы добраться до этой женщины, ему, судя по всему, предстояло убить Кэрриера. Во время атаки случайная пуля могла задеть и её. А если бы она закричала, если б начала сопротивляться, Крайту не оставалось ничего другого, как застрелить её, не изнасиловав.
Этот вариант тоже годился. При сложившихся обстоятельствах на другое рассчитывать и не приходилось. Ещё два трупа на пути ко дню пустых дорог, тишине пустоты.
Крайт вылез из автомобиля, запер дверцы. В этом веке люди так и норовили покуситься на чужое.
Вместо того чтобы сразу войти в отель, он направился к трёхэтажному гаражу. «Эксплорер» нашёл, где и ожидал, в юго-западном углу первого этажа.
Если охранник и патрулировал гараж, в этот момент он находился на другом этаже. А скорее всего, отель полагался на камеры наблюдения, коих Крайт заметил несколько.
Камеры его не пугали. Электронные записи могли потеряться, системы слежения ломались.
В мире, с каждым днём все дальше уходившем от истины, росло число людей, которым виртуальное заменяло реальность, а все виртуальное поддавалось корректировке.
По той же причине Крайт не боялся отпечатков пальцев или анализа ДНК. То были всего лишь некие образы, первый — отпечаток, оставленный маслами кожи, второй — структура макромолекулы.
Образы эти оценивали эксперты с тем, чтобы определить их полезность в качестве улик. И имелось множество способов убедить эксперта неправильно «прочитать» образ и даже изменить его. Американцы относились к «экспертам» с такой трогательной доверчивостью.
Вместо того чтобы выйти из гаража на дорожку, ведущую к главному входу, Крайт воспользовался вторым выходом и оказался на дорожке, которая протянулась вдоль южной стены отеля. Вдоль неё росли кусты гибискуса, большие красные цветы, которые трепал ветер. Гибискус не был ядовитым растением.
Иногда Крайту требовалось ядовитое растение, чтобы решить поставленную перед ним задачу. Дурман вонючий, олеандр, ландыш майский служили ему очень даже неплохо.
От гибискуса, однако, прока не было.
Он подошёл к двери. Дверь открывалась на лестницу. Крайт начал подниматься на третий этаж.
Глава 22
Какой-то звук вырвал Тима из тревожного сна.
Давным-давно он узнал, что выживание зависит от умения сбрасывать сонливость, будто одеяло. В голове мгновенно прояснилось, он выпрямился в кресле, вытащил пистолет из щели между подушкой сиденья и подлокотником.
И хотя изо всех сил напрягал слух, больше ничего не услышал. Иногда звук был частью сна, и будил он только потому, что звук этот ассоциировался со смертью человека, которую ты видел в реальной жизни.
Зелёные цифры электронных часов показывали текущее время — 3:44. Он проспал пару часов.
Посмотрел на балконные двери.
Шторы на прежнем месте.
Теперь Тим слышал ветер, который не завывал, а успокаивающе урчал.
Вдруг заговорила Линда, и Тим осознал, что его разбудил её сонный голос.
— Молли. Ох, Молли, нет, нет.
В её словах слышалось глубокое отчаяние.
Во сне она повернулась на бок. И сейчас лежала в позе зародыша, обнимая руками подушку, крепко прижимая её к груди.
— Нет... нет... ох, нет, — прошептала она, а потом слова перешли во всхлипывание.
Поднявшись с кресла, Тим почувствовал, что
Линде не снится страшный сон. Нет, во сне она перенеслась в прошлое, где существовала и, вероятно, умерла настоящая Молли.
Прежде чем этот разговор во сне смог открыть новые подробности о её прошлом, царящую в отеле тишину нарушил другой звук, и доносился он из коридора.
Тим приложил ухо к щели, которая тянулась вдоль дверной коробки. Подумал, что узнал скрип двери, которая вела на южную лестницу.
В щёлку потянуло холодным воздухом.
В коридоре вновь воцарилась тишина, только теперь не спокойствия, а напряжённого ожидания.
Если Тим правильно определил источник шума, кто-то стоял на лестничной площадке, держа дверь на лестницу открытой, оглядывая коридор третьего этажа.
Подтверждением стал скрип осторожно закрываемой двери.
Редко кто из припозднившихся гостей мог проявить такую заботу о покое других постояльцев. А уж сотрудники отеля вообще об этом не думали.
Тим приник к глазку. Широкоугольная линза искажала коридор.
Этот момент не был точкой, пройдя которую нельзя повернуть назад. Тим миновал её гораздо раньше, когда вошёл в дом Линды, когда увидел, что в гостиной у неё не телевизор, а изображение телевизора, когда принял решение, столь же твёрдое, что и решение Колумба, поднявшего якорь в августе 1492 года.
Тим стоял на развилке, без которой не обходится ни одно опасное предприятие, когда мозг либо мобилизует все свои резервы, чтобы достойно ответить на вызов, либо оказывается неспособным схватиться с врагом на равных, когда сердце либо берет на себя роль направляющего компаса, либо сжимается в комок в страхе перед грядущим, когда успех становится либо возможным, либо нет.
Искажённая панорама коридора показала Тиму человека (он видел только затылок), изучавшего двери на восточной стене коридора. Потом он посмотрел в сторону глазка. И Тим, несмотря на искажения, узнал киллера с миллионом водительских удостоверений.