2
Он снял очки и потёр переносицу. Дальше рука привычно потянулась вверх для того, чтобы вновь взъерошить давно привыкшую к такому обращению шевелюру. Из двух зол – ходить растрёпанным или контролировать каждое движение – он давно выбрал меньшее, решив раз и навсегда, что эффективность мышления намного важнее внешнего вида.
Теперь он без зазрения совести запускал пятерню, а то и две в свою густую шевелюру, искренне надеясь, что этот нехитрый жест поможет найти ответ на мучительный вопрос: «В чем ошибка?» То, что он допустил ошибку, раскрыв карты фон Шварцу, не оставляло сомнений, ибо в результате этого, казалось, такого логичного действия, старик оказался в госпитале с обширным инфарктом. И если уж не лгать самому себе, а к подобному самооправданию Людвиг никогда не был склонен, то доля вины в этом лежала на нем.
С другой стороны… Он снова посмотрел на схему, которую сам же и набросал, изучая документы этого чёртова Скриванека. Может, эта его настойчивость заставила принять неверную точку зрения? Но всё выглядело именно так, как и выглядело – единственным, кто приходил на ум в ответ на вопрос «Cui prodest?»[8] являлся герр Конрад фон Шварц и никто иной.
Именно он, судя по показаниям потерпевшего, этого Александра Берзина, показывал ему фотографии потенциального предка и внушал мысль о поездке в Латвию и доставке некоей шкатулки – в обмен на что? А, на установление родства. Некоторым образом похоже на мошенничество: Людвиг, как следователь, прекрасно знал, что одного внешнего сходства с фотографией далеко не достаточно даже для того, чтобы делать предположения о возможном родстве. Даже экспертиза ДНК – и та даёт всего лишь 99 процентов гарантии, а тут – фотография. Пожалуй, это можно было классифицировать как сознательное введение в заблуждение, то есть – голимый обман.
И то, что судебная тяжба против этого Берзина началась по инициативе Шварца, являлось ещё одним камнем на его совести. А также интересно: концерн ведь существует много лет, и они постоянно охотятся за новыми идеями. А как в остальных случаях? На кого оформляются патенты? Эта привычка грабить молодых учёных – обычная практика или единичный случай? Собственно, – одёрнул себя Людвиг, – пусть этим вопросом занимается адвокатское бюро, это как раз их специализация. Но то, что Шварц стоял у истоков тяжбы, со счетов сбрасывать было никак нельзя.
Мысль шла дальше.
Шварцу нужна шкатулка. Он – римское право не ошибается уже больше двух тысяч лет – потенциальный получатель выгоды. И, кстати, кто кроме него вообще знал об этой самой шкатулке?
Кому выгодно?
Как ни крути, а события указывали в одну сторону. И схема выглядела такой логичной и правильной.
Кто организовал нападение на Августу Лиепа? Кому выгодно? – Шварцу.
Кто спроворил поездку Берзиня в Латвию? Кому выгодно? – Шварцу.
Кто, получив от потерпевшего отказ в сотрудничестве, организовал судебную тяжбу? – Шварц.
Ну и как не предположить, что разбойное нападение на хутор, равно как и вброс фальшивой информации в Интерпол, организовал не кто иной, как Шварц? Не так-то просто было бы это сделать, не имея средств и связей, доступных Шварцу.
И в то же время – Людвиг видел своими глазами – старик явно не знал ни о чем, кроме тяжбы по поводу авторских прав. Так играть невозможно! И этот инфаркт…
Рука снова потянулась к спутанной с утра шевелюре.
Старика было жаль. Людвиг уже звонил в госпиталь. Лечащий врач держался официально и, сообщив, что коронарография[9] сделана и ангиопластика[10] проведена, больше ничем не обнадёжил: «Кровоток восстановлен, прогноз благоприятный. Больной находится в палате интенсивной терапии, и тревожить его нельзя. Звоните завтра или послезавтра».
Черт! «Warten ist ermudend ist Verfolger ermudend»[11], – вспомнил Людвиг народную мудрость. Он действительно чувствовал себя утомлённым. Что утомило сильнее – ожидание выздоровления Шварца или неясность, кого нужно преследовать, – большого значения не имело.
Но поскольку тон лечащего врача сомнений в необходимости ожидания не вызывал, оставалось только одно – определиться, кого же всё-таки, кроме Шварца, нужно преследовать. Кому выгодно?
Внезапно распахнувшаяся дверь вывела Людвига из замкнутого круга мыслей. Потянувший из двери сквозняк пробудил воспоминание о совсем недавнем сквозняке в особняке герра Шварца. Автоматически расписавшись за полученный от курьера пакет, Людвиг вновь постарался вызвать в памяти нечто, связанное с этим лёгким – что уж легче дуновения ветерка – сквозняком, возникшим в закоулках памяти. Шаги. Он несомненно слышал удаляющиеся торопливые шаги и стук захлопнувшейся двери. Кто-то – теперь он ничуть не сомневался – стоял под дверью и слышал каждое слово, сказанное в кабинете. Кто? Возможно, есть ещё кто-то, кому выгодно? И кто получит прямую выгоду от выгоды Конрада Шварца?
Кому выгодна выгода старика?
Ответ – единственно возможный, напрашивался сам собой: наследникам.
Кстати о наследниках? Почему ему ни разу не пришла в голову эта мысль? А потому, – услужливая картинка всплыла на поверхность, – что, несмотря на возраст, герр Конрад фон Шварц продолжает работать на нелёгком посту управления концерном, даже не пытаясь передать свои полномочия наследникам. Да, точно. А он даже не поинтересовался, есть ли у старика наследники, а ведь это так просто.
Поиск оказался недолгим. С появлением баз данных в интернете многие вещи стали вообще элементарными, практически не занимающими время – от момента постановки вопроса до получения ответа проходили не дни и не часы, а всего лишь минуты. Результат работы следователя теперь куда больше зависел от правильной постановки вопросов, нежели от рысканья по городу в поисках ответов. И, вдобавок, интернету абсолютно наплевать на состояние шевелюры постановщика вопросов – это соображение служило весомым аргументом в пользу привычного образа действий.
Усмехнувшись неожиданной удаче, Людвиг с удовлетворением прочитал справку от департамента актов гражданского состояния о том, что единственным прямым наследником Конрада Шварца 1934 года рождения является сын – Рудольф фон Шварц 1974 года рождения. Дальнейшие поиски того, чем же занимается Рудольф, ни к чему не привели. Судя по всему, после окончания университета он так и не приобщился ни к какой деятельности. Был, правда, недолгий период, когда он работал менеджером в концерне, куда, по-видимому, его пристроил отец. Но, как неоспоримо свидетельствовали документы, работа эта продолжалась менее трёх лет, после чего контракт оказался расторгнут. Более никаких свидетельств хоть о каких-либо занятиях Рудольфа фон Шварца в интернете не содержалось. Работы он не имел, доходов не получал, налогов не платил… Чем же занимался и на что жил этот человек? Вероятней всего, жил он на доходы отца, весьма немаленькие. Но почему не работал? Может быть, у него наличествует какая-то неизлечимая болезнь, и он прикован к постели? Но нет, никаких свидетельств об этом найти не удалось.
Это настораживало. Трудно представить себе человека, ничем не занимающегося на протяжении долгого ряда лет.
Пожав плечами, Людвиг попытался покопаться в публичных архивах концерна. Единственное, что ему удалось обнаружить, – подозрительно совпадавшее по времени с пребыванием в нем Рудольфа незначительное падение прибыли. Но скорее всего, это всего лишь совпадение. «Во всяком случае, прибыли концерну он так и не принёс», – с удовлетворением, удивившим его самого, подумал Людвиг. Но как мужчина в полном расцвете сил умудряется не заниматься ничем? Это было выше понимания старого служаки. Сам он думал о предстоящей отставке и пенсии только как о некотором незначительном облегчении, уже подготовив почву для подработки в качестве юридического консультанта. Остаться совсем без дела означало непроходимую скуку. Так чем же занимается этот сорокалетний – или около того – безработный и при этом весьма обеспеченный человек?
Повидав на своём веку немало судеб, следователь точно знал, что не заниматься совершенно ничем – нельзя, ибо это противно самой природе человека. Если нет явной деятельности, непременно есть тайная. На ум тут же пришла единственная трёхлетняя внучка Лизхен – сын с семьёй гостил у них с женой целую неделю на Рождество. Девочка ни секунды не сидела без дела. Её любопытная мордашка заглянула в каждый уголок их небольшого домика в пригороде, и каждое открытие сопровождалось неизменным вопросом «Was ist das?»[12] Нет, она положительно не умела просто сидеть без дела. К тому же, будучи ребёнком, пока не умеющим хранить тайны, она, замыслив любую шкоду, тут же выдавала сама себя пронзительной тишиной, явно свидетельствующей о творящейся шалости. Тишина никогда не означает «ничего не происходит», тишина – это «что-то происходит тайно». Причём тайно, как правило, потому, что делать это – нельзя и неправильно. Тому порукой разбитый синий ёлочный шар, из любопытства снятый в тишине с рождественской ёлки, и горькие слезы сожаления над осколками, вырванная из журнала картинка и даже – зияющий пустотой угол в подаренной невесткой коробке конфет…
Если что-то делается тайно, это – не то, что нужно делать.
А если явно не делается ничего, более чем вероятно, что тайная деятельность непременно есть!
Интересно, кто же такой этот Рудольф, который, как очевиднее становилось Людвигу, весьма даже положительно подходил в качестве ответа на вопрос «Кому выгодно?» И где он, в конце концов?
Звонок в госпиталь – и вот уже известно, что пациента Шварца не навещал никто кроме личного помощника. И это тоже – вполне подходящий кирпичик в подтверждение версии о вероятной причастности Рудольфа к тому, что хранилось в файле с надписью «Дело №…».
– Хм… А вот это уже совсем странно, – следователь осуждающе покачал головой в подтверждение собственной убеждённости. – Как это? Почему единственный сын не интересуется здоровьем отца? Как такое может быть?
То, что личный помощник продолжает выполнять свои обязанности, было совершенно логичным и укладывалось в привычную систему ценностей. Более чем вероятно, что круг обязанностей – с учётом обстоятельств – мог сильно измениться, но Ordnung, тем не менее, диктовал нормы поведения. А что по поводу сына и сыновнего долга? Не пора ли вплотную заняться этим неизвестно где сейчас болтающимся непутёвым оболтусом?
«Неизвестно где болтающимся…», – Людвига бросило в жар. А ведь и впрямь, столько времени безвозвратно утрачено, а где находится и что поделывает ставший внезапно первым на очереди подозреваемым Рудольф Шварц, следствию неизвестно.
И, поскольку доступ к больному был пока воспрещён, он решил сосредоточить своё внимание на этом направлении.
Герр Келлер на звонок отозвался практически сразу. Да, он непременно окажет помощь следствию и да, он сам подъедет куда необходимо. Да, он сможет это сделать даже сегодня, после того, как завершит некоторые поручения герра Шварца, скажем – часа через два.
Этот срок следствие более чем устраивал.
Время ожидания следовало потратить с пользой. Каковой оказался весьма обстоятельный – время позволяло – обед. Торопиться после тарелки густого сытного айнтопфа[13] и толстых сочных швайнвурст[14] с тушёной капустой вообще казалось неуместным. Людвиг, правда, посмотрел с сомнением на аппетитный мусс, но то, чего так хотели глаза, уже оказалось бы явно лишним для живота. Достаточно с точки зрения Ordnungа насладившись приятной тяжестью в желудке, он вернулся в кабинет.
Звонок в концерн почти не дал информации.
Секретарь по связям с общественностью, с которым его соединили, пояснил, что в курсе возникшей проблемы в отношении авторских прав герра Берзина. Они крайне сожалеют о том, что вообще возникла подобная ситуация, это ни в коем случае не является типичным для компании. Но вопрос выходит за рамки его компетенции и в настоящий момент стоит на повестке дня совета директоров. Он может с уверенностью гарантировать, что решение вопроса непременно будет удовлетворять интересам обеих сторон, но в связи с внезапной тяжёлой болезнью одного из директоров просит отнестись с пониманием к вынужденной задержке и готов представить медицинский документ, подтверждающий факт болезни. Также секретарь любезно предлагал поделиться копией выписки из правил внутреннего распорядка, относящихся к случаю временной нетрудоспособности представителей руководства. «В общем, – резюмировал Людвиг, – говорить парень умеет».
Поскольку о болезни и её причинах он знал, пожалуй, больше этого говоруна, нового тут ничего не нашлось.
– Посмотрим, что же у нас есть на Ханса Келлера?
Накопать удалось немного. Личный помощник оказался абсолютно чист и прозрачен, как слеза младенца – глазу зацепиться не за что. Родился, учился, работал, даже женился на коллеге по работе, но, к сожалению, ненадолго. После двух с половиной лет брака фрау Келлер погибла в автомобильной аварии. Вероятно, внезапно оставшийся вдовцом мужчина решил радикально изменить свою жизнь и, не решившись вновь связать себя узами брака, полностью сменил образ жизни. Он откликнулся на объявление о приёме на работу, опубликованное от имени концерна DMG, и прошёл собеседование. Получив положительный ответ, он уволился с места старшего менеджера компании по продажам сложной техники с ничего не говорящим Людвигу названием и принял должность, которую и занимал вот уже без малого двенадцать лет. Можно было понять как желание сменить рабочее место, где всё напоминало о погибшей жене, так и смену места жительства, ибо должность личного помощника подразумевала проживание с работодателем под одной крышей.
12 лет… Это более чем достаточно, чтобы стать почти членом семьи. Здесь есть о чем подумать. Людвиг снова запустил пятерню в шевелюру. С одной стороны, можно предположить, что потерявший близкого человека, герр Келлер нуждался в ком-то, на кого можно направить нерастраченные силы души. В этом случае лучшего личного помощника невозможно даже представить. С другой стороны, почему не предположить, что, оправившись от потрясения, в какой-то момент он стал вынашивать планы личного обогащения за счёт работодателя. Вроде бы прямых указаний на это нет, но сбрасывать со счетов – майор Адлер знал это точно – ничего нельзя. Сколько ему сейчас лет? Беглый просмотр дат показал, что Хансу Келлеру всего 38 лет. И не женат, и предан…
К тому же он оказался и на редкость пунктуальным. Едва майор успел, посмотрев на часы, закрыть доступ к его личному делу в полицейской базе данных, как звонок с пропускного пункта известил о посетителе. Распорядившись выписать временный пропуск, Людвиг успел пригладить волосы и поправить галстук – Ordnung требовал соблюдения приличий в отношении внешнего вида.
Встреча, несмотря на продолжительность, не дала практически никакой новой информации. Во всяком случае, ничего, кроме публичных данных, герр Келлер не выдал, несмотря на ухищрения следователя. Абсолютно очевидно, что он действительно крайне огорчён происшедшим с его патроном. Кроме того, он явно стремился сотрудничать со следствием. Однако – тут Людвиг пока не смог разобраться – то ли действительно этот спокойный уравновешенный мужчина ничего больше не знал, то ли его лояльность хозяину превосходила желание сотрудничества.
Вновь и вновь просматривая записи, следователь никак не мог найти хоть какую-нибудь зацепку для мысли. Ничего нового. Помощник с большим удовольствием рассказывал о своей работе, подробно описал обязанности, от обработки утренней почты до вечерних сводок, не изучив которые, герр Шварц, оказывается, не ложился спать.
Выяснилось, что в доме, помимо хозяина, его сына и самого Ханса ежедневно, помимо выходных, находится также домоправительница – фрау Бундт, в чьи обязанности входят всякого рода хозяйственные закупки, приготовление пищи, а также уборка. Раз в месяц она организует генеральную уборку, привлекая клининговую компанию. Она же отвечает за функционирование всех бытовых приборов и организацию их починки в случае необходимости. На вопрос, находилась ли она в доме в момент инцидента, был получен отрицательный ответ. Оказалось, что домоправительница придерживается довольно строгого распорядка и в это время как раз занималась покупкой провизии.