Однажды, во вторник утром, Мак-Грегор Взбалмошный нашел свою смерть. Эта смерть запечатлелась в уме мальчика как нечто исключительно красивое, а воспоминание о тех обстоятельствах, которыми сопровождалась гибель отца, навсегда врезалось в его душу и наполнило ее тайной гордостью от сознания, что он сын такого человека.
Утром, в одиннадцатом часу, вверх по холму к домишкам рудокопов понесся крик: «Пожар в шахте!»
Паника овладела женщинами. В воображении они уже рисовали себе, как их мужья, подгоняемые ужасом смерти, мечутся под землей, прячась в узких коридорах. Мак-Грегор Взбалмошный, работавший в ночной смене, спал в это время у себя дома. Жена накинула платок на голову и, взяв мальчика за руку, побежала с ним вниз. В лицо им ударял холодный ветер, насыщенный снегом. Они бежали вдоль полотна железной дороги, спотыкаясь о шпалы, и наконец остановились на железнодорожной насыпи у входа в копи.
На дороге, которая вела к шахте, и вдоль насыпи толпились рудокопы, заложив руки в карманы брюк и напряженно глядя на закрытый вход. У них не хватало решимости и инициативы предпринять что-либо сообща. Как скот у ворот скотобойни, стояли они, словно ожидая, когда настанет их черед и их тоже погонят в шахту. Древняя старушка с согбенной спиной и с огромной клюкой в руках перебегала от одного шахтера к другому и, страшно жестикулируя, кричала:
— Спасите моего мальчика! Спасите моего мальчика!
Внезапно тяжелая дверь шахты распахнулась, и в ней показались три человека, которые, спотыкаясь на ходу, толкали по рельсам маленькую вагонетку. На ней лежали три неподвижные человеческие фигуры. Какая-то полуодетая женщина, глаза которой напоминали две черные впадины, взобралась на железнодорожную насыпь и опустилась на землю рядом с мальчиком и его матерью.
— Горит старая шахта Мак-Крари, — выговорила она с дрожью в голосе, и в ее глазах застыло выражение тупого отчаяния. — Никто не проберется туда, чтобы закрыть дверь. Мой муж тоже там.
Женщина опустила голову и беззвучно заплакала. Мальчик знал ее: это была их соседка, которая жила в некрашеном домике на склоне холма. Он часто видел во дворике перед ее домом кучу ребятишек, игравших среди камней. Ее муж, высокий, тяжеловесный рудокоп, часто напивался и колотил ее. Мальчик нередко слышал по ночам ее крики.
Внезапно Красавчик Мак-Грегор заметил среди растущей толпы шахтеров своего отца. Он беспокойно шагал взад и вперед, а на голове у него была шапка рудокопа с зажженной лампочкой. Склонив, по обыкновению, голову набок, отец переходил от одной группы к другой. Мальчик пристально следил за ним. Он вспомнил тот октябрьский день, когда они вместе глядели на колосившуюся долину, и снова, как тогда, мальчик подумал, что его отец несомненно одержим и теперь, видимо, опять совершает какую-то церемонию. Высокий рудокоп тер себе ноги, вглядывался в лица молчаливых людей вокруг него, его губы беззвучно шевелились, а пламенная борода забавно дергалась вверх и вниз.
Внезапно мальчик заметил какую-то странную перемену в лице отца. Мак-Грегор Взбалмошный быстро сбежал с насыпи и посмотрел вверх. В глазах у него застыл испуг, как у загнанного зверя. Нэнси Мак-Грегор наклонилась и стала утешать плачущую женщину, сидевшую возле нее; она не видела, что ее муж стоит против сына, и оба молча смотрят друг другу в глаза.
Выражение растерянности на лице Мак-Грегора вдруг исчезло; он повернулся и, мотая головой, побежал к закрытому входу в шахту. Какой-то человек в белом воротничке и с сигарой в углу рта протянул руку, чтобы остановить его.
— Стой! Куда? — крикнул он.
Оттолкнув его могучей рукой, Мак-Грегор Взбалмошный распахнул дверь и скрылся под землей.
Поднялся страшный шум. Человек в белом воротничке вынул сигару изо рта и разразился потоком проклятий. Мальчик стоял на насыпи; он увидел, как мать тоже пустилась бежать по направлению к шахте. Один из рудокопов схватил ее за руку и повел назад. Чей-то голос в толпе крикнул:
— Это Мак-Грегор Взбалмошный. Он пошел закрывать дверь горящей шахты.
Человек в белом воротничке, бешено жуя кончик сигары, обвел глазами окружающих:
— Он взбесился, — не иначе! — крикнул он, захлопывая дверь.
Мак-Грегор Взбалмошный погиб, когда ему оставалось только протянуть руку, чтобы закрыть дверь горящей шахты. И вместе с ним погибли все остальные рудокопы, за исключением пятерых. В течение всего дня спасательные отряды пытались проникнуть в шахту, где в глубине узких ходов, прорытых под их собственными домами, метались рудокопы и гибли, как крысы в пылающем амбаре. А их жены, закутавшись в платки, сидели на железнодорожной насыпи и тихо плакали.
Вечером осиротевший мальчик с матерью вернулись в свой домик одни. Из лачуг, разбросанных по холму, доносились глухие рыдания женщин.
* * *В течение нескольких лет после катастрофы на руднике мать и сын Мак-Грегоры продолжали жить в доме на холме. Мать каждое утро ходила в контору, где мыла окна и полы. Эту работу она получила, так сказать, в воздаяние за героизм своего мужа, Мак-Грегора Взбалмошного.
Нэнси Мак-Грегор была маленькая голубоглазая женщина с острым носиком. Она носила очки и в поселке слыла умницей. Она не имела привычки стоять у калитки и судачить с женами других рудокопов, предпочитая сидеть дома и шить или же вслух читать сыну. Она даже подписывалась на какой-то журнал, переплетала все номера и хранила их на полках в той комнате, где они с сыном завтракали. При жизни мужа она была крайне молчалива: очевидно, как и шахтеры, побаивалась его. Когда Мак-Грегора не стало, Нэнси словно расцвела и со своим рыжеволосым сыном не переставала обсуждать каждую мелочь их незаметной жизни.
Норман Мак-Грегор превратился в высокого, широкоплечего юношу с крепкими мускулами и пламенно-рыжими волосами. У него часто бывали внезапные вспышки безудержной вспыльчивости. Что-то в нем невольно привлекало внимание. Когда он вырос и остряк Чарли Уиллер окрестил его Красавчиком, у него начались неприятности с ровесниками. Если кто-нибудь из них называл его Красавчиком, он зверски расправлялся с ним; когда же, случалось, таким прозвищем его называли взрослые, он отвечал зловещим блеском глаз. Он считал долгом чести огрызаться на это прозвище, ибо в его представлении оно связывалось с несправедливостью по отношению к отцу.
Мать и сын мирно жили в доме на холме. Рано утром они спускались, пересекали железнодорожное полотно и направлялись к конторе. Оттуда мальчик поднимался на противоположный холм и, дойдя до школы, ждал, сидя на ступеньках, начала занятий. Вечером мать с сыном сидели на крыльце своего дома, глядели на зарево доменных печей или провожали взором быстрые поезда, со свистом и пыхтением исчезавшие во мраке.
Нэнси Мак-Грегор беседовала с сыном о том огромном мире, который простирался за пределами их долины, рассказывала ему о больших городах, о морях, о чужих странах и народах, их населяющих.
— А мы зарылись здесь, как крысы, — говорила она. — И я, и мои родные, и твой отец, и его семья. Но ты будешь жить иначе. Ты выберешься отсюда, поселишься в другом месте и займешься другой работой. — Негодование охватывало ее каждый раз, когда речь заходила об их маленьком городке.
— Мы увязли здесь в грязи, и этой грязью мы живем и дышим, — жаловалась она. — Шестьдесят человек уже погибло однажды в этой дыре, и тогда работы остановились, а потом они набрали новых людей и снова пустили шахту. Из года в год мы копаем уголь, который питает машины для перевозки чужих людей за море и в далекие страны.
Норман был уже крепким подростком лет четырнадцати, когда Нэнси Мак-Грегор на сбережения покойного Мак-Грегора Взбалмошного купила булочную. Последний мечтал на эти деньги приобрести ферму по другую сторону холма. Он откладывал деньги по доллару, рассчитывая сменить прозябание рудокопа на жизнь среди собственных полей.
В этой булочной мальчик работал и учился печь хлеб. Он месил тесто, и, благодаря этому, его руки стали сильными, как медвежьи лапы. Но он ненавидел эту работу, ненавидел Угольную Бухту и не переставал мечтать о жизни в городе и о той роли, которая ему там уготована. Понемногу он стал приобретать друзей среди молодежи. Подобно своему отцу, он привлекал к себе всеобщее внимание. Женщины заглядывались на него, шутили над его крепким сложением и некрасивыми, но выразительными чертами лица и, раз взглянув, уже не спускали с юноши взора. Когда они разговаривали с ним в булочной или на улице, он, нисколько не смущаясь, смотрел им в глаза. Юные школьницы возвращались из школы домой в сопровождении мальчиков, а по ночам грезили о Красавчике Мак-Грегоре. Когда кто-нибудь дурно отзывался о нем, девушки, наоборот, начинали превозносить его. Подобно своему покойному отцу, Норман Мак-Грегор был в Угольной Бухте на особом счету.
Глава II
Однажды в воскресенье трое мальчиков расположились на склоне холма, обращенном в сторону Угольной Бухты. С того места, где они сидели, им видны были рабочие ночной смены, которые слонялись по Главной улице, чтобы убить время. Тонкой ленточкой поднимался к небу дым от доменных печей. Тяжело нагруженный товарный поезд, пыхтя, огибал холм. Стояла весна, и даже в этом индустриальном уголке, прокопченном угольным дымом, стала пробиваться красота. Мальчики беседовали о жизни в родном поселке, и, разговаривая, каждый думал о себе.
Несмотря на то что Красавчик Мак-Грегор никогда не бывал за пределами родной долины, он кое-что знал о большом мире: не такое теперь время, чтобы расстояние могло разъединять людей. Газеты и журналы делали свое дело; они добирались даже до хижин рудокопов, и лавочники Угольной Бухты, стоя по вечерам перед своими лавками на Главной улице, обсуждали мировые события. Красавчик Мак-Грегор знал, что жизнь в его поселке не копия жизни во всем мире. Он знал, что далеко не везде люди работают день и ночь, копаясь в недрах земли, что не все женщины бледны, бескровны и сгорблены, как в Угольной Бухте. Развозя по городу хлеб, он весело насвистывал песенку, которую слышал в исполнении певички из опереточной труппы, однажды проехавшей через Угольную Бухту.
И вот теперь, сидя на склоне холма, он говорил очень искренно, сильно жестикулируя:
— Я ненавижу этот город. Здешние господа считают себя большими остряками. Они только и умеют отпускать глупые шуточки и напиваться. Я хочу уйти отсюда.
Он повысил голос. В его душе снова загорелась ненависть.
— Только обождите, — хвастал он. — Я еще заставлю этих глупых людей поумнеть. Я их превращу в детей. Я…
Он замолк и взглядом обвел обоих товарищей. Мальчик, сидевший рядом с ним, рассмеялся. Это был невысокого роста, хорошо одетый, черноволосый парень с кольцами на пальцах. Он работал в местной бильярдной, где подбирал бильярдные и кегельные шары. Он часто говорил:
— Мне бы хотелось уехать в такое место, где есть женщины, в жилах которых течет горячая кровь.
Как раз в это время три женщины поднимались вверх по холму, направляясь к юношам, — высокая бледная особа, лет двадцати семи, с копною каштановых волос, и две молоденькие блондинки. Черноволосый юнец поправил галстук и стал придумывать, о чем бы заговорить с женщинами, когда те поравняются с ними. Красавчик и другой мальчик, плотный паренек, сын местного лавочника, смотрели вниз через головы приближавшихся и мысленно продолжали завязавшийся разговор.
— Здравствуйте, девушки. Идите сюда, посидите с нами, — крикнул черноволосый мальчик, весело смеясь и не спуская глаз с высокой бледной женщины. Женщины остановились, и старшая стала пробираться меж кучами бревен, чтобы подойти к мальчикам. Другие девушки, смеясь, последовали за нею. Они уселись на бревне рядом с мальчиками, причем бледная очутилась рядом с Красавчиком Мак-Грегором. Наступило неловкое молчание. Красавчик и другой мальчик были весьма недовольны тем, что их воскресная прогулка приняла такой оборот, и не знали, как выйти из положения.
Бледная девушка заговорила низким грудным голосом.
— Я не хочу сидеть здесь, — сказала она. — Так хочется послушать пенье птиц, увидеть зеленую листву.
Красавчика осенило.
— Пойдемте со мной, — сказал он, обращаясь к ней. Он встал и начал пробираться через бревна, а бледная девушка последовала за ним. Чтобы несколько рассеять собственное смущение и поставить в неловкое положение других, толстый мальчик крикнул им вслед:
— Эй, куда это вы собрались?
Красавчик ничего не ответил и стал подниматься вверх по холму. Высокая женщина шла рядом с ним, приподнимая юбки, чтобы оберечь их от густой дорожной пыли. Даже на ее воскресном платье можно было видеть черный налет — клеймо Угольной Бухты.
По мере того как Норман Мак-Грегор двигался вперед, его смущение проходило. Он думал о том, как хорошо, что он оказался наедине с этой женщиной. Когда она устала, он присел вместе с нею и заговорил о черноволосом мальчике.
— Он носит ваше кольцо, — сказал он, смеясь и глядя ей в лицо.
Она прижала руку к сердцу и закрыла глаза.
— У меня сердце болит от подъема на гору, — сказала она.
Волна нежности охватила Красавчика. Когда они снова пустились в путь, он пошел за девушкой, поддерживая ее рукой. Ему уже не хотелось дразнить ее черноволосым мальчиком, и он больше не вспоминал про кольцо. Размышляя о том, что его товарищ рассказывал ему о своей победе над этой женщиной, он решил, что тот, наверное, солгал.
Перевалив через верхушку холма, они дошли до леса и остановились. Мимо них проехала телега, поперек которой были положены доски; на них сидели шахтеры и громко распевали песни. Один из них поднялся и, размахивая бутылкой, стал, по-видимому, произносить речь. Остальные громко кричали и аплодировали ему.
В лесу около изгороди росла густая трава. Высоко в небе парил сокол. Белка подбежала почти вплотную к людям и, казалось, хотела заговорить с ними. Красавчик Мак-Грегор вдруг подумал, что никогда у него не было лучшего друга и товарища, чем эта женщина. Он не отдавал себе отчета в том, как это случилось, но тем не менее испытывал некоторую гордость.
— Не сердитесь на меня за то, что я заговорил о кольце, — сказал он, — мне только хотелось подразнить вас.
Эта женщина была дочерью гробовщика, жившего над своей мастерской, близ булочной Мак-Грегора. Норман часто видел ее по вечерам в дверях отцовской мастерской. После того, что рассказал ему про эту девушку черноволосый мальчик, Красавчик при виде ее чувствовал смущение и, проходя мимо лавки гробовщика, опускал глаза и ускорял шаг.
Они спустились с холма и уселись на бревне. С тех пор как они с Мак-Грегором Взбалмошным приходили сюда, у бревна вырос куст бузины, так что их место оказалось отгороженным и затененным, похожим на комнату. Женщина сняла шляпу и положила ее рядом с собой. На ее лице выступил румянец, а глаза засверкали от негодования.
— Он, наверное, много наврал вам про меня, — сказала она. — Я дала ему это кольцо вовсе не для того, чтобы он его носил. А зачем — сама не знаю. Ему так хотелось немного поносить его, и он столько раз просил об этом!.. Говорил, что хочет показать его матери. А теперь показал его вам и, наверное, наврал про меня.
Красавчик пожалел, что заговорил о кольце. Он чувствовал, что весь этот разговор совершенно лишний. Он не поверил ей, будто черноволосый мальчик лгал, но в его глазах все это не имело теперь ни малейшего значения.
Он заговорил о своем покойном отце, стал расхваливать его, и снова в нем разгорелась ненависть.
— Они думали, что знают его, они смеялись над ним и называли Взбалмошным. Они даже говорят, будто он побежал в горящую шахту в припадке безумия, как лошадь, которая рвется назад в горящее стойло. А он между тем был самым лучшим и самым храбрым человеком в Угольной Бухте: он пошел на верную смерть, когда у него уже было достаточно денег, чтобы купить ферму. — Он указал на долину.
Красавчик начал рассказывать ей, как они вместе с отцом когда-то ходили в воскресенье на этот холм. Он описал впечатление, которое произвел на него, ребенка, открывающийся с холма вид.
— Мне тогда казалось, что здесь рай, — закончил он.
Она положила руку на его рукав и хотела, казалось, успокоить его, подобно тому, как опытный наездник успокаивает разгоряченную лошадь.
— Не обращайте на них внимания, — сказала она. — Когда-нибудь вы уйдете отсюда и пробьете себе дорогу в жизни.
«Откуда она знает? — подумал он. Он почувствовал к ней глубокое уважение. — Она, должно быть, очень умна, если умеет так угадывать».
Он хвастливо заговорил о себе.
— Я только и жду, чтобы мне выдался случай показать себя, — добавил он.
Ему в голову снова пришла мысль, которая посетила его тем зимним днем, когда Дядя Чарли Уиллер окрестил его Красавчиком, и он бессознательно встал и принялся ходить взад и вперед перед бледной девушкой, точь-в-точь как ходил когда-то Мак-Грегор Взбалмошный.