– Можешь цеплять, – выдохнув, сипло сказал Иван. – Она уже движется.
– Кто? – не понял Веня.
– Да крышка же! – зашипел Иван. – Отдавай мой фонарик обратно.
Веня с опаской заглянул в черноту, местами озаренную тусклым светом луны, и неловко съехал вниз – гроб глухо стукнул под его рваными кедами. Какое-то время он возился под ногами приятеля, затем выпрямился и схватил его за штанину.
– Что ж ты, гад, щель не освободил?
– И так откроешь. Топнешь – он и провалится. Пока подцеплять будем – семь потов сойдет.
– Раз такой умный – прыгай ко мне. Видишь, стою, а он не ломается.
– Ты дистрофик, что ли?
– Сам ты гнида!
– Отойди влево.
– Зачем это? Мне и здесь хорошо.
– Ты у нее над головой стоишь, – солгал Иван.
Веня сдвинулся на противоположный край гроба, ступая так осторожно, словно под ногами у него хрустело битое стекло, а сам он был босиком. Крышка мерзко поскрипывала под ним. Иван присоединился к нему, изо всех сил стараясь сделать собственный вес как можно меньше. Достав фонарик, он несколько раз пошевелил пальцем переключатель, но свет не зажигался.
– Ну! – хрюкнул Веня.
– Китайцы! – прошипел Иван в ответ. Фонарику помог только ощутимый встрях, от которого батарейка метнулась внутри корпуса и гулко бумкнула в ладонь. Тусклый кружок света озарил полусгнившую обивку гроба и черную, покрытую червоточинами древесину.
– Ну, ломай крышку, – скептически сказал Веня.
«Погоди же у меня», – зло подумал Иван и резко выбросил левую ногу вперед, согнув ее в колене, и тут же всей тяжестью опустил ее на гроб прямо перед носом приятеля. Доска треснула и провалилась на полметра вниз, а вместе с ней и Веня, тотчас же со сдавленными воплями выскочивший из провала.
– Не ори, осквернитель могил, – сурово сказал Иван, холодно наблюдая за ним с высоты своего положения, – сторож прибежит, пристрелит как собаку. Давай, занимайся своим делом. Или ты погулять сюда пришел?
– Ну ты и гад, – с трудом проговорил Веня, разгибаясь и держа левую руку на сердце.
– А не ты ли предложил мне могилку вскрыть? Я что-то запамятовал, напомни, как дело было. Ты бы до утра тут ковырялся, урод.
Веня ничего не ответил, с хрипом восстанавливая дыхание. Видно было, что больше всего ему хочется выбраться из ямы и уйти с кладбища, но остатки самоуважения не позволяют ему это сделать. Колебался он не больше минуты, после чего наклонился и протянул руку в еще более черное, чем окружающий его мрак могилы, отверстие в гробу.
Проклятый фонарик светил так слабо, что соседний, неповрежденный участок обшивки в сиянии луны виден был намного отчетливее. К тому же время от времени он иссякал, и Ивану приходилось встряхивать его, чтобы оживить. На луну наползла непроглядная туча, импортный прибор работал все хуже, и через пять-десять минут ожидания, когда Иван уже привык к равномерному шелесту, идущему со дна могилы – видимо, Веня добросовестно копался в прахе, – он спросил, скорее просто потому, что хотел услышать еще какой-нибудь звук:
– Ну как, есть что-нибудь?
– Есть, – прошелестело снизу.
– Что нашел? – Иван приписал странности голоса неважному психологическому состоянию партнера.
– Взгляни сам.
Что-то знакомое послышалось Ивану в интонациях собеседника – не тембр, а именно выражение, настроение или еще что-то настолько же неуловимое, как свет китайского фонарика, окончательно обессилевшего. Он скорее почувствовал, чем увидел, как из могилы плавно восстает черное тело с округлыми очертаниями, непрерывно подтягивающее к «голове» текучую массу, норовящую сползти обратно под землю. От этого по нему снизу вверх постоянно пробегали мелкие волны.
Иван попытался сдвинуть ступни, чтобы кинуться наутек, но голос заворожил его, лишив подвижности. Налипшая на ботинки грязь стала единым целым с почвой, мелкие корешки растений, переплетясь, заползли в дыры в подошвах и сплелись в узоры.
– Спасибо за свежую пищу, – шорохом донеслась до него речь, – протрезвел наконец?
– Что?.. А… Да.
– Ты пришел навестить меня, Ваня? Я скучаю без тебя.
Темная масса, текуче перемещаясь, придвинулась почти вплотную к Ивану, позволив ему рассмотреть в отблесках, оставляемых колышущейся листвой, аккуратно вылепленные из коротких, серых, извивающихся червей черты лица, поразительно напомнившие ему Лену. Толстые, голые черви и по цвету расположились так, что при желании можно было выделить «глаза», «волосы» и щель пухлого, буроватого «рта». Вот только «ноги» у нее не разделились, и оттого она походила на русалку, вставшую на хвост. На плечах ее, как на пугале, висели лохмотья когда-то нарядного синего платья.
– Кто ты? – скрипнул Иван, отчаявшись сдвинуться с места.
Организованная масса червей прикоснулась к телу Ивана, но, как ни странно, он не почувствовал отвращения – они были теплыми и слегка шершавыми, перекатывая свои колечки по его давно не мытой кожу, растекаясь слегка влажными ручейками у него по ногам и животу.
– Не узнаешь родную жену, – укоризненно «сказала» она. – А ты без меня скучал? – лукаво спросила она, трогая «губами» его щеку.
– Да, Лена.
Иван не открывал глаз, да они были ему и не нужны.
– Зачем ты пошла в этот проклятый магазин?
Вместо ответа она охватила его тело целиком и стала прижиматься о отстраняться так, будто была настоящей женщиной, и давно забытое ощущение теплой, выглаженной простыни и мягкой кожи Лены охватило его, поглощая и растворяя в себе все другие чувства.
– У тебя были другие после меня? – прошептала она откуда-то из области паха.
– Нет… Нет!.. – крикнул Иван.
Ее ветхое платье треснуло вдоль единственного шва и упало ему под ноги. Движения Лены ускорились, как будто каждый ее червь знал, что нужно телу, которое он гладил своими ресничками, затем плавно замедлились, давая ему время распрямить скрученные судорогой суставы и прийти в сознание.
Последняя теплая волна червей прокатилась по его телу сверху вниз, широкими шершавыми языками отделяясь от него и вновь формируя знакомые плывущие очертания. Синяя тряпка заняла свое место на «плечах» Лены. Иван попытался пошевелить ногами, и ему это удалось – корни отступили в глубины, отпустив пленника.
– Ты за этим пришел? – ее «рука» протянула ему колечко. – Возьми, у меня таких много.
– Я ведь оставил тебе только два, – пробормотал Иван, рассматривая в свете луны подарок; он не узнавал это украшение. Возможно, его подводила память.
– Здесь живу не только я, – свистяще рассмеялась Лена.
– Они отдали тебе свои украшения?
– Они – это я, глупый.
Иван сделал шаг назад, с трудом удерживаясь на ослабевших ногах.
– Мне понравилось свежее мясо, – сказала она, неуловимо быстрым движением настигая отступающего Ивана и касаясь «губами» его шеи. – За такое угощение не жалко маленького колечка. Ты придешь еще? Этого добра у меня хватит надолго.
– Да.
– А когда захочешь остаться со мной навсегда, приходи один.
Июнь 1999
Абстрактинки
АНаверное, где-то есть огромное кладбище, где лежат не исполнившиеся человеческие мечты. Хотя, может быть, его и нет. Мне кажется, это поле без травы, над которым нависает вечно грозовое небо, но из которого никогда не пойдет дождь. Там даже ветра нет.
Вообще-то мечты, как правило, нематериальны, но здесь они обрели свою форму. Вот, например, огромный, покореженный взрывом монумент, из которого торчат клочья арматуры – это чья-то мечта о славе. Там и деньги – они валяются повсюду, разного достоинства – дукаты, франки, рубли, доллары.
Есть там и моя мечта. Вот старый фанерный щит с облупившейся краской, из тех, что применяются на соревнованиях по стрельбе. В нем одна дырка – с самого краю, в уголке. А может, не поздно выстрелить еще раз?
БОднажды охотник встретил в лесу медведя, но не испугался, а, конечно, в него прицелился. Но вдруг медведь сказал:
– У тебя ружье не заряжено.
– Сейчас проверим, – ответил охотник и выстрелил.
Хороший был медведь. А может, это был я?
В1987
Клоп
Игорь вернулся от девчонок поздно – засиделись за картами. Он спросил было Ленку, не возьмет ли она его на ночь к себе в кровать, но у той как раз начались месячные. Пришлось тащиться в свою нору в левом крыле барака, потому что Ленку уважали, и никто из девчонок не пригласил Игоря в свою койку.
Сергей, конечно, уже лег спать. Игорь с неприязненной завистью постоял над ним, включив настольную лампу, а затем медленно, с протяжным шуршанием извлек из тумбочки окровавленный молоток. Наклонившись над соседом, Игорь прислушался к его мерному сопению: спит или нет? У Сереги была странная причуда – он никогда не оставался у девушки на ночь, всегда возвращаясь в свою комнату.
Потрепанный в битвах молоток привычно оттягивал руку.
Тяжелый, покрытый по углам ржавчиной, с треснувшей сальной ручкой, он погубил уже тысячи клопов. Предвкушая славную охоту, Игорь влез на спинку своей кровати. Отставший вдоль потолка край обоев негромко похрустывал, шевелясь – насекомые ползали под ним, вспугнутые светом. Вытянув руку, Игорь стал быстро простукивать стену, с наслаждением наблюдая, как струйки крови из лопающихся клопов брызгают вверх, слушая, как трещат их отвратительные тельца и представляя, как под слоем бумаги, придавленные неимоверной тяжестью, ломаются их конечности и панцири, превращаясь в осклизлые лепешки запекшейся человеческой крови. Ему даже показалось, что гнусные твари издают предсмертный писк, последним усилием исторгая его через сведенные мучительным спазмом челюсти.
В общаге было тихо, даже неугомонные девчонки уже уснули. «Черт бы побрал эти экзамены!» – зло подумал Игорь. Одна надежда – Серега или Ленка поделятся шпаргалками.
Рука его уже работала прямо напротив головы, тут-то и виднелся самый заметный бугор на обоях. Видно, крупная тварь вызрела на студенческой крови. Тщательно обстучав кочку со всех сторон, Игорь еще немного помучил насекомое, то приближая к нему молоток, то отдаляя, и если бы в мелких хитиновых головах кроме челюстей были еще и мозги, проклятый клоп уже сошел бы с ума от страха. Насладившись мучениями гада, Игорь размахнулся и ударил в самую середину бугорка, предвкушая обильный выплеск густой крови.
Из-под обоев хлынула темная, рубиновая струя. Кровь была почти переварена, так тяжела и насыщена, что сразу упала вниз, расплывшись у Игоря на лбу бурым пятном. Часть при этом угодила в правый глаз.
– Б…! – выругался он и от неожиданности выронил молоток. Тот с мягким стуком упал на одеяло, Игорь замер, прислушиваясь – но Сергей, приучившийся спать при любом шуме, так и не проснулся.
Глаз защипало, и бурое пятно расползлось в поле зрения. Полупереваренная клопом кровь попала на зрачок, разъедая его словно кислота. Голова внезапно закружилась, а пятно на лбу стало горячим и липким. Тяжелый, приторный запах растекся вокруг Игоря, вязкой ватой застывая в ноздрях.
Держась рукой за стену, он слез со спинки кровати и, зажмурив пораженный глаз, пошел в туалет. В долгом коридоре, освещенном парой лампочек – в начале и конце – было тихо, и шаги по вытертому кафелю звучали словно похоронный набат в обернутый мешковиной колокол. Несколько раз Игорь хватался за стену потной ладонью, чтобы не упасть от внезапной слабости.
«Что это со мной?» – в страхе думал он всю дорогу.
В туалете он почти на ощупь включил свет и подошел к треснувшей раковине. Из крана полилась жидкая струйка ржавой воды, но ждать было невыносимо, и он сунул под нее пылающий лоб, смывая с него кровь и протирая пострадавший глаз. Но жжение все никак не проходило. Игорь поднял тяжелую голову к зеркалу, чтобы рассмотреть себя.
Сквозь застарелые разводы помутневшего стекла и сеточку трещин на него смотрело чужое лицо. В первый момент Игорь не поверил своим глазам. Дотронувшись до подбородка, он нащупал растущие в уголках рта изогнутые, острые, зазубренные лезвия. Правый глаз непрерывно увеличивался, раздвигая веки, постепенно превращаясь в матово-черный шар размером с кулак, и разрываемая на лице кожа нестерпимо болела.
Зажав ладонью распухающий рот, Игорь сдержал крик и отвернулся от зеркала. Но жвала все лезли и лезли из углов его рта.
– Нет, – еле раздвинув вытянувшиеся в струнку губы, прошептал он и схватил обеими руками жвала, но лишь поранился об их острые края. Тотчас язык его, словно почувствовав вкус крови, высунулся наружу. Пошевелясь, он слизал с челюстей капли Игоревой крови и забрался обратно в рот, будто глист в желудок.
Через несколько минут лицо Игоря завершило трансформацию. Теперь его голова представляла собой помесь человека и клопа. Лоб покрывала густая и жесткая щетина черного цвета, жвала длиной в пять-десять сантиметров конвульсивно сжимались, перекашивая «лицо». Высохший язык трепетал в гортани, явный рудимент, поминутно показывая свой ярко-красный кончик.
Остатки человеческого сознания окончательно покинули Игоря, и поселившийся в нем клоп понял, что сейчас ему нужна только свежая человеческая кровь. Переваливаясь на ставших чужими ногах, временами падая на руки, он заковылял прочь, закрыв человеческий глаз. Второй, черный и бездонный, словно крутился на невидимых шарнирах и ощупывал пустынный, мрачный коридор в поисках теплой крови. Чутье вело клопа обратно, в знакомую комнату. Пару раз он ткнулся головой в другие двери, но они были заперты.
Наконец он наткнулся на полуоткрытую дверь, по запаху поняв, что тут – его жилище. Поводя круглым глазом и принюхавшись, он безошибочно определил местонахождение жертвы. Жвала конвульсивно дернулись, с них закапала едкая, пахучая влага. Опустившись на колени, Игорь подобрался к постели человека и нетерпеливо откинул край одеяла с его ног. В животе взорвались тысячи ощущений – страсти, предвкушения, голода и восторга. Острия клыков нежно скользнули по волосатой человеческой икре, раздвигая нежную кожицу.
Оросив ранки обезболивающей слюной, клоп приник к порезу и стал жадно слизывать обильную пищу. Покончив с одной раной, он перешел ко второй, раздвинув ее полузасохшие края горячим, твердым языком. Вспоротая человеческая плоть податливо распахнула бурые мышечные волокна, и кровь полилась прямо в подставленную пасть клопа.