Едва успела Фима вымолвить это, как что-то огромное тяжело навалилось камнем на сердце Ванюши. Хотел крикнуть мальчик и не мог. Хотел зарыдать и не смог тоже… Сердце замерло в груди от горя, боли и ужаса. Грудь готова была разорваться в этот миг. Он закрыл руками лицо, и тихий, жалобный стон вылетел из его дрогнувших губ.
Не дав опомниться мальчику, княжна обвила его плечи руками и, обняв его, как родная сестра, исполненная жалости и горя, зашептала снова:
— Не плачь, не тоскуй… Все едино, не помочь горю… Князя уже не вернуть… Он у Господа Бога… А вот княгиню его спасти надо… Завтра на заре опричники царские поскачут в княжескую усадьбу, на Москву, чинить расправу над ближними князя, потому что налгали царю княжьи враги, что супруга князя новую измену против царя замышляет… Надо спасти ее… во что бы то ни стало… Надо до княжьих хором добраться и упредить княгиню. Не чует она, бедная, какая лихая беда над нею собирается черной тучей… Пущай бежит с холопьями княгиня, пущай до времени в обители какой схоронится, а потом и дальше в Литву бежит. Там князь Курбский живет и другие беглецы московские, и дадут ей пристанище… Только спешить надо, а то поздно будет… Коня раздобудь хоть у царевича Федора либо у Васи брата… Возьми, никто не узнает, и как стемнеет малость, скачи в княжескую усадьбу…
Словно раскаленные угли падали на сердце Вани слова княжны.
«Князя нет… его обманули… умер князь… погубили его злые люди, оболгав перед царем… Княгине смерть, гибель грозит… дворне княжей тоже… Ужели допустить это, ужели не попытаться спасти?.. Оплакивать князя не время — надо княгинюшку спасать!»
Эти мысли, словно вихрь, метались в голове мальчика, и не помня себя от горя и тоски, он взглянул скорбными глазами в лицо княжны и дрожащим голосом шепнул чуть слышно:
— Спасибо за все, за всю истину-правду, хоть и горька она… А княгинюшку я спасу, попытаюсь спасти… Как перед Богом говорю, попытаюсь!
XIV