– Вы о чем?
– О том звуке, который можно увидеть! – вскричал Прентис, спрыгивая с полуразрушенной стены броха.
Эшли полезла выше.
– О звуке, который можно увидеть? – задумчиво переспросил Кеннет.
Он стоял, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням; взгляд был устремлен вдаль, за травяной круг внутри руин, за россыпь серых камней на склоне холма, которые вывалились или были выломаны из броха, за острые зеленые верхушки сосен, к водам Лох-Файна. Там с попутным ветром скользила белобокая яхта, точно чайка. Яхта направлялась на северо-восток, к железнодорожному мосту у Майнард-пойнт. А еще дальше, в нескольких милях, проглядывало другое суденышко, спинакер был обозначен лишь крошечным желтым электрическим огоньком, напоминающим цветок в зарослях утесника.
– Но отсюда вам его не увидеть,– сказал Кеннет.
– О нет!
– Дядя Кеннет, а откуда его можно увидеть?
– Откуда? Ну, хотя бы с того места, где я вам о нем рассказывал. Да, оттуда можно.
– Из Старого Дома? – На личике Дайаны появилось удивление.
– Точно.
– Значит, это не ветер,– решила Хелен Эрвилл и села рядом с Кеннетом.
Льюис презрительно фыркнул:
– Ветер! Чепухи не мели.
– Тетя Лиза мне сказала, что бывает жесткий ветер, а я и не верил, пока… э-э… бац! – Прентис звучно шлепнул себя ладонью по лбу и упал навзничь в высокую траву.
– Очень смешно, Прентис,– вздохнул Кеннет.
– Здрасьте, мистер Макхоун, гляньте, где я!
– О господи! Эшли, поосторожней!
Она была на самом верху стены разрушенного броха, что вдавалась в небо, напоминая вычерченный самописцем пик на серой бумаге.
– Мистер Макхоун, а я и не боюсь!
– Эшли, я ведь не спрашиваю, боишься ты или не боишься, только прошу быть поосторожней. А ну-ка, спускайся.
– Спущусь, если вы нам расскажете про звук, который видно. Расскажите, мистер Макхоун, я правда спущусь.
– Давай слезай, обезьянка! – рассмеялся он.– Я и так собирался рассказать, прежде чем вы распищались. Живо вниз!
– Мистер Макхоун, не надо так волноваться, а то штанишки придется менять.– Эшли тряхнула белокурой головой и полезла вниз по горбатому краю стены.
– А я и не волнуюсь, юная леди,– сказал он. Дайана и Хелен изумленно посмотрели на Эшли и захихикали. Льюис и Прентис тоже прыснули.
– Мистер Макхоун, она сказала «штанишки менять»,– произнес Дин Уотт.
– А я маме расскажу,– пообещал Даррен сестре, которая преодолевала, в основном на коленках и попке, каменный горб.
– Вот что, Даррен Уотт,– сказала девочка, выбирая очередную опору,– отойди-ка ты в сторонку, отпедриль себя в попенку.
– Ух ты! – выдохнула Дайана.
– Эшли! – рассердился Кеннет.
– Мистюр Макхоун! Мистюр Макхоун! Вы слышали, че она грит? Слышали, а? – возбудился Лахлан.– Эшли, знаешь, ты кто? Малявка-шалавка, вот кто!
– А ты… А ты…
– Юная леди, это очень неприлично! – погрозил девочке пальцем Прентис.
– Прентис, заткнись! – велел Льюис.
– Я не шалавка!..
– Дядя Кен, а что значит – отпед…
– Штанишки менять! Штанишки менять!
– Малявка-шалавка! Малявка…
– Ну, все! Все! – перекричал Кеннет пронзительный детский гам.– Уймитесь! Эй, орда несносная, вы хотите узнать про звук или нет?
– Но…
– Она…
– Я…
– Молчать! – взревел он, вскакивая на ноги и потрясая кулаком над головой и делая картинный пируэт, чтобы жест адресовался каждому.– Ведете себя как дети! Да кабы я мог терпеть такие пытки – учителем бы остался.
– Пап, но мы же дети! – выкатил глаза Прентис, замотал головой и снова рухнул в траву, на этот раз – с громким охом.
– «Невинность – не оправдание», Прентис Макхоун,– громогласно заявил Кеннет, грозя пальцем лежащему ребенку.– В школе, где я учился, это было девизом, и вам всем следует зарубить его на носу!
Одного только Льюиса не веселило это представление. Он играл с травинкой. Остальные – кто хохотал во все горло, кто сидел скорчившись, втянув голову в плечи, крепко обхватив себя руками, и давился смехом, и обменивался с другими выразительными взглядами и кивками.
– Господи Боже! – воззвал Кеннет к чистому голубому небу, задрав голову и раскинув руки,– обрати Взор Твой на младенцев сих, не ведающих, что творят, и удели им чуток ума-разума, прежде чем за них возьмется наш жестокий мир!
– Ха! Мистер Макхоун, вы же в Бога не верите! – закричала добравшаяся до середины стены Эшли – ее лицо было уже почти вровень с лицом Кеннета.
Он повернулся к ней:
– И что с того, дружок? Я не верю в Санта-Клауса, но ведь Прентис на Рождество всегда получает подарки.
– Ну, мистер Макхоун,– помахала ладошкой Эшли,– разве можно попу с пальцем сравнивать!
С таким видом, будто глубоко шокирован, Кеннет шагнул назад:
– Ах ты, уличный лингвист! Что еще за выраженьица заборные? – Он снова вскинул руки.
И тут Эшли спрыгнула прямо на него с криком «Джурмонимо!»[43]
Девочка ударилась ему в грудь, головой стукнулась о его подбородок, обвила ручонками его шею, коленки вонзились ему в живот. Он тоже ее обхватил, чтобы не упала, резко качнулся назад, сам чуть не повалился, успев заметить, что позади него на траве сидят близняшки.
Он опустился на колени, сгруппировался и не задел Дайану и Хелен. Шатаясь, встал – Эшли вцепилась в него как обезьянка, ножками обвила его талию, и от девочки пахло… не только потом.
– Ладно,—проговорил он, чуть переведя дух,– спасибо тебе, Эшли, за участие.
Остальные немножко притихли. Эшли сильно терла ладонью лоб. Кеннет нахмурился, отстранил девочку от своей груди, чтобы заглянуть ей в личико. Грязное, а так все в порядке.
– Эшли, что ты такое сейчас прокричала?
– Мистер Макхоун,– ответил хрипловатый голосок,– я сказала: «Джурмонимо!»
Он рассмеялся и поставил ее на землю. Опустился на колени, сел, сделал кувырок. Дети охотно последовали примеру, только Эшли осталась на ногах. Она сложила руки на груди, далеко выпятила нижнюю губу.
– Не смешно! Я пошла домой, есть хочу.
– Ха, ха, ха, ха! – проговорил Кеннет с закрытыми глазами, держась за живот.—Ха, ха!
– Вы и в школе так веселились? Кеннет открыл глаза.
– Дядя Рори! – Прентис вскочил, и побежал к вновь прибывшему, и врезался точно так же, как Эшли только что —в прентисовского отца. Рори рассмеялся, схватил мальчика, закружился вместе с ним, отпустил руку, и схватил за ногу, и еще раз крутанул Прентиса.
– Ва-а-а-а!..—завопил Прентис. Рори опустил его на землю. Кеннет подошел к Рори, обнял:
– Как же я рад тебя видеть!
– И я рад, Кен.
– Давно приехал?
– Десять минут назад.
Объятия разомкнулись. Кеннет оглядел брата с головы до ног.
– Дядя Рори! Дядя Рори! Фокус покажите! Покажите фокус!
Каштановые кудри Рори были острижены почти до «ежика», загорелое лицо чисто выбрито. Рори, задумчиво пожевав губами, достал из кармана монетку, наклонился к детям, заставил денежку пройтись по фалангам пальцев и исчезнуть в кулаке. Потряс кулаком, а когда ладонь раскрылась, монетки как не бывало. Наградой фокуснику был счастливый визг.
Рори похудел и казался слегка усталым; старенькие джинсы выблекли, на коленке – прореха. От рубашки из сетчатой ткани исходил слабый запах одеколона с пачули.
Монетка появилась из-за уха Дайаны. Она вытаращила глаза, прижала ладошку ко рту.
– Ва-а-а! – завопили остальные. Кеннет ухмыльнулся, покачал головой.
– Еще! Еще! Можно еще раз! – требовали дети.
– Позже,– напустил на себя серьезно-загадочный вид Рори и подмигнул.
– Ну и что? – спросил Кеннет.– Как там мир? Рори пожал плечами:
– Да что с ним станется?
– Надолго вернулся?
Новое пожатие плечами, беспечная улыбка:
– Не знаю. Как сложится.
– Так-так…– Кен обнял брата рукой за плечи и вместе с ним направился к тропинке, где куксилась, сложив ручки на груди, Эшли Уотт. Кен широко улыбнулся ей, посмотрел на Рори: – Лучше собрать всю семью, иначе замучаешься рассказывать каждому одно и то же.– Кеннет повернулся и помахал детям: – Пошли, орда. Наш дядя Рори вернулся из дальних стран, у него побольше интересных историй в загашнике, чем у меня.
Дети пошли за взрослыми. Те приблизились к Эшли, Рори взъерошил ей волосы. Она еще пуще насупилась. Кеннет, крякнув, поднял брыкающуюся девчушку:
– Эшли, извини, если чем обидел.
– Да ничего, мистер Макхоун,– сказала она.– Простите, что я ругалась.
– Прощаю.– Он поставил ее на землю.
Она посмотрела с холма на лесную дорогу, что вела к Лохгайру, взглянула на Кеннета, потом на детей и, выкрикнув: «Спорим, я первая буду дома!» – повернулась и припустила бегом.
Остальная детвора погналась за ней с воем и гиканьем, вмиг оставив позади Кеннета и Рори.
Кеннет сокрушенно покачал головой и сжал пальцами худое плечо Рори:
– Отощал. Кормили там тебя неважно.
– Да уж…– Рори окинул взглядом вересковый склон.– Вот и истории у меня тощенькие, поэтому лучше я их сначала тебе расскажу, а ты детям преподнесешь – в приличном упитанном виде.– Он рассмеялся.– Ты у нас профессиональный беллетрист, а я – просто именитый графоман.
– Это что, ложная скромность или черная зависть? – хохотнул Кеннет, снова сжимая плечо брата.– Ладно тебе прибедняться. Я остался рожать и учить сопляков, а ты отправился на поиски славы. Якшался с тиграми, слонялся по тадж-махалам, а потом взял да и утер всем нам носы: известность, богема, хлеб с маслом, литературные конгрессы и премии…
– Специальные премии – за путевые очерки,– вздохнул Рори.
– Ну, и что тут плохого? Да в последний раз, когда я тебя видел, ты выступал в телепередаче – что-то там насчет выживания в джунглях. «Как же низко нужно пасть, чтоб попасться к тигру в пасть». Это ты хорошо придумал! – хохотнул Кеннет, спускаясь вместе с братом по склону холма.
Рори раздраженно фыркнул, замотал головой:
– Кен, ты что, забыл?
Эти слова как будто привели в замешательство Кена:
– А что? Что я не так сказал?
– Да ничего, просто это твоя пенка, ты ее сочинил. Несколько лет назад. Как-то вечером. Мы напились, кажется, а может, и нет… Но говорил это ты, а не я.
– В самом деле? – Да.
Кен нахмурился:
– Уверен?
– Абсолютно,– буркнул Рори.
– Выходит, я умнее, чем себе кажусь.– Кен пожал плечами: —Ладно, как знаешь. Будем считать, что теперь мой ход. Надеюсь, ты не завидуешь бедному старшему братцу, которому удается отвлекать детишек от телевизора на полчасика в день?
Рори отрицательно покачал толовой.
– Что ты. Кен.– Он снова вздохнул.– Я не завистлив.– Он посмотрел на брата: борода; волосы по-прежнему черны; лицо в морщинах, но все же моложаво,– До чего же все-таки это здорово – снова оказаться дома,– пожал он худыми плечами под рукой Кеннета.
Кен улыбнулся. Братья увидели Прентиса: запыхавшийся, он шел навстречу по траве. Остальные дети со всех ног пылили по лесной дорожке: к Лохгайру неслась маленькая, но очень шумная буря.
– Ну что? – спросил Кеннет.
– Папа! – хрипло выпалил мальчик издали.
– Ну?
– Что это за звук,– Прентис набрал воздуха в легкие,– который можно видеть?
– Саунд-оф-Джура![44] – взревел Кеннет.– А теперь бегом, не то без обеда останешься!
– Ага! – прокричал в ответ Прентис и умчался вприпрыжку, мотая головой.
* * *Снова пошел дождь, терпеливо-беспощадно ливший уже неделю и готовый лить еще столько же. Он растворил горизонт, стер контуры далеких деревьев и испещрил плоскость лоха миллионами крошечных воронок, и расширяющиеся кружки пересекались друг с другом, интерферировали, исчезали в шуме и плеске своих предшественников. Но громче всего дождю удавалось стучать по капюшонам курток.
– Кен, ты и правда веришь, что в такую погоду будет клев?
– А куда он денется, Прентис? Надо верить.
– Ну-ну… Кто бы говорил…
Кеннет Макхоун посмотрел на сына: он выглядел довольно жалко в непромокаемой одежде, с веслами в руках.
– Это просто фраза. Я мог бы сказать «уж ты мне поверь».
– Ха! – сказал Прентис– По-твоему, это лучше? А кто всегда меня учил: если услышишь «верь мне» – не верь!
– Нет,– помотал головой Кеннет.– Это Рори. Я такого никогда не говорил.
– Говорил! – Но тут Прентис сообразил, что взял слишком капризный тон, и умолк. Он упер тупой конец удочки в днище лодки, сложил руки на груди, наклонился вперед, сгорбился, глядя вдаль.– Черт, у меня депрессняк.
– Не вешай носа,– с фальшивой сердечностью посоветовал Кеннет.– Выпей еще кофейку.
– Да не хочу я кофейку.
– Ладно, будем считать, что ты меня заставил. Я «на потом» приберег, но ты…
Кеннет расстегнул кнопки, полез в глубокий внутренний карман куртки от «Бергхауса», вынул плоскую фляжку и протянул Прентису. Тот покосился и отвел глаза:
– Вряд ли это что-нибудь решит.
Кеннет вздохнул, убрал фляжку, взялся за удочку, смотал леску, забросил снова и опять начал медленно сматывать.
– Прентис, нам всем очень жаль…
Не стало Даррена Уотта. В погожий денек он поехал на мотоцикле в Глазго. Обгонял грузовик на длинном прямом отрезке шоссе в начале Глен-Кинглас, и тут прямо перед ним с Ковал-роуд выехала машина. Даррен счел, что водитель его видит, но водитель лишь голову повернул в его сторону; он и не подумал убедиться, что никто не гонит по левой полосе. На скорости восемьдесят мотоцикл врезался в крыло автомобиля. Даррен, может, и пережил бы падение на асфальт или на поросшую вереском и травой обочину, но он начал уходить вправо, как только увидел выскочившую на магистраль машину, поэтому ударился по касательной и катапультировался через дорогу, на полосу для стоянки грузового автотранспорта. Там расшибся о большую бетонную мусорку и к прибытию «скорой» уже был мертв.
– Дело не только в Даррене,– сказал Прентис,– а во всех… В… дяде Рори, в тете Фионе и… Черт, да во всей истории дело, папа! Ну скажи: люди хоть когда-нибудь ладили между собой? Почему мы вечно рвем друг другу глотки?
– Ну, за Рори я спокоен,– терпеливо произнес Кеннет.
– А с чего бы вдруг? Он же умер. Наверняка умер. Шесть лет ни слуху ни духу. Мы, наверное, можем его официально объявить мертвым.– Прентис пнул удочку.– Отличный повод для поминок. И даже не надо тратиться на гроб и прочее.
– Прентис…– сказал Кеннет.
– Что – Прентис! – взревел Прентис– Ты всегда так уверен, что Рори жив! Что тебе известно? Почему у тебя не бывает сомнений?
– Прентис, успокойся!
– Не успокоюсь! Отец, да ты хоть раз думал о том, что бываешь просто невыносим? Мистер Всезнайка!
Прентис вернулся к прежнему занятию: рассматриванию серого ландшафта. Вода, тучи и мокрые деревья.
– Прентис, я не знаю стопроцентно, что Рори жив, но вполне уверен. В некотором смысле он поддерживает со мной связь. И это все, что я могу сказать.– Поколебавшись, Кеннет добавил: – Я просто не знаю, как объяснить. Сказал бы просто «верь мне», но… Такое впечатление, будто Рори сам это устроил. Не берусь утверждать, что он прав… Но я тебе не лгу.
– Может быть.—Прентис снова посмотрел на Кеннета,– Но ведь ты можешь и просто заблуждаться.
– Я же сказал, что не уверен.
– А как насчет Даррена?
Кеннет растерянно покачал головой:
– А что – Даррен?
– А то! Я не могу поверить, что он просто… взял и исчез. Я не могу поверить, что ничего не осталось, что не будет никакого продолжения. Если не будет, то какой во всем этом урок для нас, оставшихся?
Кеннет отпустил удилище и сложил руки на груди:
– Ты что, думаешь, душа… личность Даррена все еще здесь?
– А почему бы и нет? Он ведь был таким классным парнем. Умница… И просто… просто отличный друг, и вот попадается какой-то мудак, лень ему башкой повертеть – и все, нет больше Даррена… А может, и не мудак, обыкновенный парняга, задумался о чем-то своем, но какая разница…
Прентис спрятал ладони под мышками, наклонился вперед, опустил голову.
– Гадство! Ненавижу себя, когда не могу четко выразить мысль.
– Прентис, я тебе очень сочувствую. Боюсь показаться жестоким, но мир таков. Ум, доброта и все прочее – сиюминутны, в любой момент могут исчезнуть, как огонек свечи под дуновением. Раз – и нет человека. И такое происходит постоянно, во всем мире, прямо сейчас. И случай с Дарреном – может, самый яркий для нас пример несправедливости жизни, несправедливости смерти.