Акт 7. Апокалипсис сегодня
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Зачем так рано?
– Там кирпичи.
– ???
– Ну кирпичи таскать надо. От ремонта же остались… И кровать. И тумбочки. И часы.
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Дим, вставай! Сейчас приедет «Газель».
– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!
– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!
– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!
– Уберите кто-нибудь наконец ребенка!
– Рассаду не мни!
– Не забудь вон ту коробку. И вон те банки. И вот тот узел. Как не хочешь брать узел? В нем постельное белье! Мне наплевать, что ты можешь спать без белья! Ты вообще на коврике можешь располагаться, а я без белья не согласна. Мясо не забыл? Как – в морозилке? Я же еще вчера просила…
Во время седьмого акта полагается читать утешительную мантру, чтобы не лопнуть головой.
Утешительная мантра: «Вот приедем, я залезу на второй этаж, открою банку пива, включу ноутбук, напишу какую-нибудь замечательную вещь, и в окошко будет дуть ветер, а внизу, на газоне, Фасолец выстроит песочный замок с окошками из веток».
Если читать мантру правильно, соблюдая интонации и выдерживая тембр, то к восьмому акту можно поиметь чудесную нирвану «е…сь все конем».
Акт 8. Е…сь все конем
– Твой ребенок ест землю!
– Кто из вас упаковывал банки?
– Почему не взяли часы?
– Твой ребенок ест землю!
– А куда делось постельное белье?
– Мясо на шашлык не оттаяло.
– Твой ребенок ест землю!
– Да позовите ее хоть кто-нибудь!
– Дима, во-первых, твой ребенок ест землю, а во-вторых, где твоя жена?
Ну конечно, не на втором этаже (там вы меня быстро сцапаете). И не с ноутбуком (после переноски кирпичей я не способна на «замечательное»). Но не без пива и не без ветра (чего уж есть, того есть). И даже не без хорошего настроения (часы-то в Москве – улю-лю). И абсолютно без мыслей (хорошенького понемножку)… И…
Короче, если вы пройдете чуть подальше, в глубь сада, то там, на серой от старости скамейке, буду сидеть я и палить костерок из прошлогодних щепок. И буду я абсолютно счастлива и абсолютно пьяна. Правильно, трезвый здесь не выживет: у них еще четыре ведра синеглазки, куча целины и тяжеленная лопата.
А посему отправляюсь я спать.
План на завтра:
1. Купить море пива.
2. Не очуметь от седьмого акта.
Всех люблю, не болейте!
ВАНЯ УРГАНТ
Если Бог заиграется, забудется или посмотрит не в ту сторону, то в один прекрасный день я проснусь Ваней Ургантом. Так прямо возьму и проснусь: была девица-безделица, стал хлопец-молодец. Нет, конечно же, сначала я расстроюсь: все-таки у Вани Урганта нет таких прекрасных сисек (в правой мастопатия), да и ноги у него будут потолще, а уж к черным волосам я не привыкну, наверное, никогда…
А дальше вопреки комедиям, в которых врут все, я не буду рассматривать свои половые органы и дергать себя за нос и считать волосы на лобке. И даже давить прыщи я не буду. Потому что дальше я полезу в кошелек. У такого сладкого, светлой души человека, как Ваня Ургант, просто не может быть пустого кошелька. Убедившись, что кошелек наполовину полон (привет, кока-кола, мы тоже убиться веником, как оптимистичны), дрожащими ручонками я пересчитаю купюры и сразу же побегу в кафе. То есть тьфу ты, в кафе я пойду медленно, смакуя взгляды удивления в спину, а как только дойду, сразу же сяду за самый главный столик.
За самым главным столиком я буду, прямая как башня, улыбаться, и заказывать непотребные пирожные, и хихикать, и даже щипать официантку за задницу.
– Что-то Ваня какой-то сегодня странный, – скажут все вокруг.
– Охуеть, вот вы меня, Ваню, достали, – отвечу им я и чиркну зажигалкой.
– Ваня, ты же не ругаешься матом, – не поверят мне все вокруг.
– Ниибет, – отвечу им я и громко пукну.
– Фии! – сморщат нос они. – Тогда мы все отсюда пошли.
– Ну и уходите! – крикну я им. – Тоже мне, нашлись цацы.
И они встанут и уйдут, а мне будет неловко и немножко хорошо от этой неловкости, и я попрошу выпить один раз, а потом еще один и еще.
Через пару часов я обрасту новой порцией зевак, щелкающей прессой и фингалом. По моей в общем-то доброй физиономии заедет официантка в тот момент, когда я слишком сильно вцеплюсь в ее филей.
Расстроенная, грустная и побитая, вечером отправлюсь я домой.
Дома мама скажет:
– Что же это ты с собой сделала, Катя?
– Я просто хотела, чтобы все меня немножко любили, – отвечу ей я, прикладывая мороженую вырезку ко лбу.
На следующий день Ваня тоже очень расстроится, узнав, что каким-то непостижимым образом половина его получки исчезла. Впрочем, к обеду он расстроится еще больше, а к ужину застрелится, но на следующий день воскреснет и все замнет. Ну разве можно не любить Ваню Урганта больше чем на 2 тысячи 336 знаков с пробелами?
МУЖ – ВОДИТЕЛЬ
Я люблю своего мужа. Очень я люблю своего мужа. А особенно мне нравится, какой он водитель. Ах, какой мой муж водитель, ах!
Нет, ну если, конечно, вам надо в место X ко времени У, то тогда это банальщина и не к нам. Мы банальщиной не занимаемся и легких путей не ищем. А вот если вас устроит место X через все буквы алфавита плюс увлекательная экскурсия по Мудищеву, то тогда это завсегда пожалуйста: свезем-с.
Самая, пожалуй, комедийная история вышла со станицей Новомышастовская.
Скажите, вы никогда не были в станице Новомышастовская? Ох, сколько вы потеряли! Куры, речки, поля и дорога из чистого гравия – красота! Нет, это только потом я поняла, сколько прелестей упустила. Сначала мне, как и всем, хотелось к морю. Мы, собственно, к морю и ехали, если уж совсем откровенничать. Нет, если бы за рулем сидел еще кто-нибудь, а не мой Дементий, не гулять бы мне по милой сердцу Новомышастовской и не плеваться бычками на ее славную землю. Но за рулем сидел именно мой муж, а оттого все новомышастовцы, новомышастовки и новомышастики могли лицезреть мою разъяренную харю, изредка появляющуюся из окна машины с воистину марсианским вопросом: «Тетенька, а мы где?» Как и всякое говно, историйка вышла из-за того, что кто-то хотел «как лучше» и в двадцати километрах от Новороссийска решил срезать путь и проехать «по пунктиру» прямо к морям. Как вы догадываетесь, мы приехали ни фига не на пляж, а вовсе даже в Н. (Если я еще раз напишу «Новомышастовская», то просто сойду с ума.) Для полноты картины представьте себе, что к тому времени за спиной было уже полторы тысячи кэмэ, и, по правде говоря, еще на тысяче мне хотелось жрать, спать и удавиться.
Сегодня историйка повторилась. Ну не с таким размахом, конечно, но и не без экспромту. На дачу мою ведут два шоссе: Старая Каширка и Дон (Новая Каширка). Старая Каширка, как и все старое, похужее: три полосы, светофоры и вообще. Новая Каширка, как и все новое, получшее: четыре полосы без светофоров и вообще. Естественно, большую часть времени мы ездили по этому самому Дону. Ездили, ездили – и вот беда: кто-то там, посередине, учудил чинить мост. Не знаю, как во всем мире мосты чинят, может быть, и ночью, а у нас так: дорога перегорожена в обе стороны, для проезда две полоски и, как следствие, пробень на полпятого, со всякими там «закипевшими», «ездой по обочинам» и тому подобным. Короче, то, что на Дону кранты, нам стало ясно еще в тот день, когда мы «Газелями» говно возили. Нам повезло свернуть с полдороги на Старую Каширку, а вот газелист минут сорок затылок пек.
И вот сегодня. Вечер, дача. Как образцовый колхоз, затариваемся в машину полным составом: Д., Ф., мамаша и Катечкина. Дима, с видом стреляной птицы, сворачивает на Старую Каширку.
– Медленно премся, – вякает с заднего сиденья мамаша. – Тут дорога какая-то узкая.
– Ничё, зато в пробку на мосту не попадем, – отвечает ей умный муж.
Ученая, я молчу, Ф. пьет сок.
Через полчаса движение становится совсем медленным, с заднего сиденья скрипят, Ф. требует шоколадку.
– Дима, а если бы мы, к примеру, сразу по Дону поехали, то хоть и на мосту бы застряли, зато сэкономили на общем пути, – продолжает вякать мать.
Дима возмущенно молчит, Ф. мечтает выброситься за борт, я курю в окошко.
Еще десять минут – и становится ясно, что проще идти пешком. К этому времени Диме очевидно, что он облажался, но, как настоящий автолюбитель, он делает морду кирпичом и начинает соловьем разливаться про прекрасные пейзажи:
– К примеру, вот пейзажи прекрасные, Галина Викторовна. А то что бы вы на этом самом Дону увидели – так, дорога и разметка…
Галина Викторовна с удовольствием бы посмотрела на разметку, и вообще ей бы в душ, но она молчит, так как у нас в семье все ученые и теща не исключение.
Еще десять минут – движение по-прежнему хреновое.
Дима смотрит по сторонам, и взгляд его упирается в дорогу, идущую рядом с нашей.
– О, это Симферопольское шоссе, и я немедленно на него сверну, – говорит он и уходит в поворот.
«Что-то это твое Симферопольское шоссе подозрительно напоминает мне Дон», – размышляю и прикуриваю, наверное, уже третью сигарету.
К слову, движение на якобы Симферопольском шоссе не сильно отличается от Старой Каширки, но нам плевать, и мы едем дальше. По дороге попадаются знакомые указатели, знаки и населенные пункты.
Наконец «задница» не выдерживает.
– Дима, это никакое не Симферопольское шоссе, – заявляет маман. – Мы едем по Дону, посмотри на знаки.
– Вы, Галина Викторовна, может быть, и по Дону едете, а я по Симферопольскому шоссе, – парирует муж.
– Нам бы в Москву! – робко вздыхаю я.
– Дай сок! – визжит Фасолька.
– Дима, ну это точно Дон, – продолжает ворчать мать. – Ну не могу же я ошибаться.
– Это Симферопольское шоссе, – свирепеет муж. – Видите, вот супермаркет стоит, а на Дону такого точно не было.
– Ради тебя перенесли, – не упускаю шанса я.
– Пешком пойдете! – рычит муж.
– Всю ночь таскали, замаялись (да-да, на меня рычать нельзя)!
– ДА ГОВОРЮ ЖЕ Я ВАМ, ЭТО СИМФЕРОПОЛЬСКОЕ ШОССЕ, ЭТО, БЛИН, ТОЧНО СИМФЕРОПОЛЬСКОЕ ШОССЕ, А НИКАКОЙ НЕ ДОН!!!
Впрочем, «никакой не Дон» пошло уже по ниспадающей: как раз к тому моменту, когда родственникам захотелось выгрызть друг другу кадыки, мы въехали под табличку «Ремонт моста» и встали в пробку.
Угу. Мы минут сорок тащились по Старой Каширке ради того, чтобы объехать долбаную пробку, и ухитрились свернуть на Дон в пяти километрах от нее. Так сказать, чтобы отведать «и там, и там».
– Странно, – сказал Дима, – ну вот, ей-богу, сколько ездил, ни разу не видел этого супермаркета…
На заднем сиденье полезли в сумку за таблетками от изжоги, а я… А я даже не удивилась.
После фразы: «М-м-м… Новомышастовская? А где тут море у вас? Что? Никогда не было?» – мне уже и сам черт не страшен.
ПРО ПУШИНКУ
В жизни каждого человека бывает момент истины – некое божественное «тюк», после которого пазл складывается и становится очевидно, что вы пару месяцев собирали какашку из трех тысяч сорока пяти кусков. Вот, скажем, стоите вы в очереди. В тележке – «Докторская» колбаса, горчица и изюм. Вокруг все такое живое, движется, ползет куда-то, банки опять же, и «Балтимор», и телефон где-то зазвенел… И вдруг все это вмиг исчезает, теряется и бледнеет, и как-то сразу вдруг становится ясно, что на фиг вам эти покупки не уперлись, как и очередь, как и магазин, и что у Сидоровой отпуск, а у вас дома пес негуляный, и муж цветов не дарит, и дети без носков, и вообще…
Постепенно звуки нарастут, цвета прояснятся, очередь оживет, и среди всей этой какофонии только вы, ошарашенный знанием, будете стоять, глупо улыбаясь, и сжимать в руках лоток с уже ненужной колбасой.
Отпустит. Безусловно, отпустит. Поймав тычка от какой-нибудь бодрой старушки, вы позабудете про неуставные букеты и сидоровские отпуска. Пожалуй что легкий осадок – так… собаку пнуть в прихожей, отчитать ребенка за трояк, пару пива и до дыр зачитанную книгу на сон. И все. До следующего раза. До следующего «тюк». Селяви.
Так, например, сегодня мне раз пятьдесят казалось, что жизнь прожита зазря. На пятьдесят первый отлупила котов, сожрала четыре пирожных и решила, что «возрастное и пофигу». На пятьдесят второй подумала, что тенденция. На пятьдесят третий села вспоминать. Вспомнила.
Как и всякому нежному существу, мне для любви требовалось, чтобы меня хорошенько отпинали. Безусловно, с возрастом я огрубела до чрезвычайности и очень обожаю, чтобы мне целовали пятки, но восемь лет назад все было иначе. Тогдашний кавалер мой, весьма скромный в плане физического поимелова, в плане моральной Камасутры был чистый гигант и ухитрялся устраивать сцены даже из-за немытой раковины.
– Мне, Катя, в голову не приходит вымыть посуду и не вымыть после этого раковину, – распалялся он.
– Я тебе не кухарка какая-нибудь, – грызла я ногтики и разглядывала потолки.
– А кто ты? – задавал первый нехороший вопрос он.
– Так… птичка с неба какнула, – свирепела я. – Твоя раковина – ты и мой.
– Это, должно быть, у вас в крови! – начинал рычать он.
– У нас только сифилис и глисты! – взвизгивала я, к тому времени и правда напоминая цветом птичий помет.
– Охотно верю, дорогая. Охотно верю.
В тот вечер, как, впрочем, и во многие другие вечера, он отвез меня к маме «подумать о жизни и вообще». К счастью, мама была на даче, а оттого я решила мыслить где-нибудь поближе к винному.
«Говнище жизнь-то, – подумала я в магазине. – А вообще водки неплохо бы».
Подумала-подумала и купила.
Очень часто слышу в женских разговорах: «Ах, я так напилась вчера вечером». Слышу и морщусь. У слова «напилась» есть только одно значение (если речь идет не о воде). И это не два бокала вина с парой «Вог» в промежутках. И даже не три. Ах-ах.
Телефон зазвонил в тот момент, когда от 0, 5 осталась милая сердцу доза «е…сь все конем!» и конь уже весьма раскатисто ржал над ухом.
«У-ууу, сука! – подумала я. – Извиняться звонит, мерзавец. Сначала, значит, к маме, как киску, а потом, значит, прощения просить. Ну ща я ему покажу, как женщин сантехникой травмировать!»
– Чё, шпоры пишешь? – Звонкий девчачий голос на другом конце провода совсем не походил на голос «мерзавца».
– Какие еще шпоры?
– Ну завтра ж это… Месторождения полезных ископаемых сдаем. Ты что, забыла?
Думаю, если бы мне сообщили, что завтра меня зачисляют в морские котики, это произвело бы меньший эффект.
Про месторождения полезных ископаемых я знала только три вещи:
1. Где-то, мне по фигу где, есть эти самые ископаемые.
2. Если там (мне по фигу где) этих самых (по фигу каких) ископаемых много, то, наверное, это и есть месторождение.
3. Знаний 1-2 наверняка хватит для того, чтобы преодолеть расстояние от деканата до крыльца по воздуху.
– Кать, ну раз такое дело, ты не ходи, – начала советовать подружка. – Ложись спать. Завтра прочухаешься, справку какую-нибудь раздобудешь и сдашь с другой группой. Да мало ли вариантов?
– Пойдешь! – шваркнул трубкой конь. – Не боги горшки обжигают: всего-то шпоры написать.
– Ага! – Я радостно поддакнула коню и открыла учебник. – Ты только посмотри, чё пишут… Крупнейшее месторождение меди в Чили – чукика… чукока… чука.
– Чукикамата, – поправил меня конь. – Учи дальше.