БЫТОВОЕ ЧУДОВИЩЕ
Как и всякое бытовое чудовище, я появилась на свет не бытовым чудовищем, а вовсе даже блондинкой с сиськами. Два последних факта делали мою жизнь легкой и радостной, и если я о чем-то задумывалась, так это о том, где бы разжиться деньгами на пачку сигарет и коктейль «Водка с тоником». Листая женские журналы с тяжбами «Он меня не любит, потому что не выносит мусорное ведро» и советами «Запеките куру и купите чулки на поясе», я презрительно хмыкала.
– Наташа, ну как же можно ссориться из-за невынесенного ведра? – спрашивала я у своей «опытной» шестнадцатилетней подружки.
– Да какая-нибудь кастрюльная мымра, – важно вещала Наташа. – Чё ей, самой ведро трудно вынести? Тоже мне проблема…
– Ну ведь мы-то никогда? – заискивающе смотрела я на Наташу.
– Да уж мы-то никогда! – отвечала мне она.
К двадцати годам я совершенно точно знала, что буду удачлива в браке. В отличие от кастрюльных мымр я давным-давно вывела формулу счастья, состоящую из четырех «никогда», и, как мне тогда казалось, была вполне подготовлена к совместной жизни.
1. Никогда не циклись на быте.
2. Никогда не встречай мужа в драных портках.
3. Никогда не гавкайся из-за мелочей.
4. Никогда не разговаривай как учительница. Первый пункт полетел к чертям почти сразу же.
На быте можно циклиться, а можно и нет, только от этого он никуда не исчезнет.
Первая же совместно купленная кастрюля моментально показала мне ху из ху.
Поначалу это было легко и нежно: ну что там вымыть какую-то кастрюлю? Ей-богу, мелочи. Раз.
Ну, дорогой, неужели было так сложно налить туда воды, после того как ты съел пюре? Два.
Хм-м-м… Вот кто-то там валяется на диване и смотрит про ежиков, а я, блин, кастрюли драю. Три.
Ну что это за жизнь такая, мордой в раковину? Четыре.
Перед сном. Первый слон – посмотреть новую помаду; второй слон – позвонить Юле; третий слон – убить Билла; четвертый слон – утром вымыть кастрюлю; пятый слон – черт тебя дери, почему с вечера не вымыла; шестой слон – черт с ней, завтра вымою; седьмая кастрюля – черт возьми, куда делся слон; восьмая кастрюля – жизнь говно; девятая кастрюля – ага, говно; десятая кастрюля – кастрюля – кастрю…
По мере обрастания собственностью мне пришлось совершить еще одно удивительное открытие: купить кастрюлю. Это точно так же, как завести собаку, – по барабану, чья идея, потому что гулять все равно тебе.
– Ну дорогая, тебе же все это надо, вот и развлекайся, – не моргнув глазом ответил мне муж, когда перед его носом всплыло пригоревшее дно.
– Но ты же из этого тоже ешь! – изумилась я.
– А я могу «Дошираком» ужинать, тогда и мыть ничего не придется, – заявил супруг.
Скандал произошел на десятый день лапшичной диеты. Мне открылась еще одна истина: моему мужу (как и большинству мужчин на этой планете) не надо вообще ничего – ни кастрюль, ни стиральных машин, ни нового матраца в спальне. Однако если десять дней кормить его нажористой химией, не стирать рубах и укладывать спать на пол – он исчезнет еще до того, как я успею посчитать второго слона.
Бытовые вопросы закрылись. Все, что есть в этом доме, нужно исключительно мне. Он может есть и «Доширак».
Внешний вид – отдельная тема. Вспоминаю себя пятилетней давности и умиляюсь. Прискакала из института, вытряхнула песиков на улицу, пришла с улицы, вымыла то, что песики нагадили, кастрюльку почистила, хлебальце нарисовала, платьице нацепила и сижу вся из себя королевишна: хочешь – в койку, хочешь – в свет. Журнальные тетки очень любят сочинять про «приелась», «расслабилась», «посчитала лишним» и о тому подобном. В харю бы им плюнуть, этим теткам журнальным.
Первым появился крысиный хвостик. Нет, блондинка с распущенными волосами – это очень красиво. Только полы мыть неудобно. Можно, конечно, сначала вымыть пол, а потом голову, а потом спасти мир от инопланетчиков. Теоретически. Практически же вместо укладки вавилонов я предпочла потратить свободное время на чтение книжек и комп. Сноска для журнальных теток: если муж заставит меня потратить досуг на фен, я исчезну еще до того, как он посчитает первого слона.
Парадное платье трансформировалось в «чистенько, опрятно и удобно» к четвертому месяцу беременности.
« Это ничего, – говорила себе я. – Вот рожу, похудею и уж тогда…»
Чуда не произошло. Когда родила и похудела, стало ясно, что в тот час, который наперво отводился под фен, а потом под игры и комп, нужно успеть сделать три вещи: вымыться, посрать и пожрать.
«Ну, вот вырастет хотя бы до года, уж тогда», – продолжала мечтать я.
Вырос. Сел, пополз, пошел. Ходит до сих пор. А чего бы не ходить? За ним иду я с пылесосом, шваброй и тряпкой для стирания пыли. И это уже не важно, что я давно не в «чистом и опрятном», главное – в «удобном»: так выше производительность.
Кстати, с ребенком тоже очень забавный момент. Всю жизнь терпеть не могла младенчество в вытянутых колготках. Хе-хе.
В месяц я старательно выбирала распашонку под цвет комбинезона. Ближе к году до цвета стало пофигу – переодевала, когда испачкается. А сейчас практически высший пилотаж – основной критерий годности ребенкиной одежды один: сухая. Нет, конечно, все равно раза три на дню переодеваю, но если вы ко мне приедете без предупреждения, вас хватит кондратий: вытянутые колготки, майка с шоколадным пятном посередине и какой-нибудь клеенчатый нагрудник на случай зю.
Так вот о чем бишь я? О внешности? Ага. Вчера в потемках в сортир выползла – шарахнулась. В зеркале харя. Один хвост у ней на затылке, второй почти на лбу (моя любимая, мать ее, челка). На сиськах – майка с цветуечком, посередине пятно от пельменя (у меня очень несговорчивый и меткий ребенок), и джинсы с карманами, раздутыми как крылья (два фантика, остов от машины, слегка полизанный чупа-чупс, какая-то тряпочка и два носка). Единственное, что радует, – очень мы с Ф. гармоничные ребята получились: оба грязные, сухие и вредные.
Скандалы по мелочам – это вообще песня. Вот, скажем, прошу я мужа вымыть пол. Происходит это всегда одинаково и заканчивается одинаково, и какого хрена я прошу – непонятно, но тем не менее.
Начинается как-то так:
– Я очень устала. Вымой, пожалуйста, пол.
– Ага, вымою. Через час:
– Вымой, пожалуйста, пол.
– Ну что ты дребезжишь? Вымою. Через час:
– Ну может быть, все-таки вымоешь?
– Сказал вымою – значит, вымою. Не мельтеши перед глазами.
Через час:
– Черт тебя возьми, у тебя ничего нельзя попросить.
– Сейчас закончится хоккей-новости-високосный-год (нужное подчеркнуть), и сразу же сделаю.
– Через пять минут я приду. Через час (испуганно):
– Уже встаю.
(Удаляюсь на кухню, возвращаюсь через тридцать минут, застаю супруга за разбиранием своей коллекции значков на антресолях.)
– Я же просила вымыть пол.
– Какая разница, где убирать? Я решил начать отсюда.
Вариантов развития событий два. Первый – это подумать про себя что-нибудь типа «Блядский Хемуль» и вымыть пол. Вариант второй – громко крикнуть «Блядский Хемуль!» и швырнуть шваброй в супружника. Скандал гарантирован и в первом, и во втором случаях.
Кстати, что касается «учительского тона», то тут тоже все просто. Повторите про пол сто двадцать пять раз, и я вас уверяю – на сто двадцать шестом повторении из дома свалят дети и коты, а на подоконнике завянут кактусы. А полы вам все равно не вымоют. Не потому, что вы плохо повторяли, а потому, что хорошие мужья всегда знают, где у вас находится «Mute».
Уффф. Изложила.
Теперь суммируем.
Представьте себе нечто всклокоченное, в грязной одежде, неустанно повторяющее одну-две фразы и засыпающее с мыслями о кастрюлях. Представили?
Добавьте к этому нечто маленькое, в еще более грязной одежде – но! (гордо) – сухое. Представили?
Про глухонемого Хемуля промолчу, а двух меховых вонючек можете не представлять – я сама третий год жду, когда они представятся, – увы-с.
Как вы думаете, почему мы до сих пор швыряемся швабрами для гармонии и вполне себе сосуществуем? Правильно. Потому что я вывела пятое «никогда». Ничего нового, конечно, но действует безотказно.
Никогда не говори «никогда».
Первый слон – завтра нужно вымыть пол. Второй слон – хер ты завтра проснешься. Третий слон – пусть Дима вымоет. Четвертый слон – самой-то не смешно? Пятый ел…
8 МАРТА. ПОЗДРАВЛЕНИЯ
Говорят, что лучший подарок подружке – тот, от которого ты бы и сама не отказалась. То же самое можно отнести и к пожеланиям.
Ну, здоровье – это, конечно, святое. Впрочем, святость посыла чувствуется исключительно тогда, когда ты заболеваешь.
Поэтому первым пунктом я желаю вам не болеть. Вам, вашим детям, вашим мужьям, вашим родственникам до седьмого колена и даже вашим тараканам (погоня за инсектами отлично успокаивает нервную систему). Это пункт первый.
Про второй пункт писать смешно. Фраза «Не расстраиваться из-за мелочей» из уст человека, ухитряющегося закатывать четырехчасовой скандал по поводу лужи в ванной, – это нечто из области юмора. И тем не менее. Из этих ванн, ведер, кастрюль, параш в дневниках, пятен на парадных скатертях, истерящих начальниц и пятничных отчетов по большей части и складывается наша жизнь. Это незыблемо. Незыблемое нельзя изменить. Поэтому придется менять отношение. Знаю, знаю, не всегда получается – мелочи, помноженные на 365, могут доконать кого угодно. А все-таки в любой ситуации есть что-то положительное.
Демагогия? Но ведь работает! У каждого предмета и явления есть две стороны. И если вторая сторона не видна, то это вовсе не оттого, что ее не существует, а потому, что вы неправильно смотрите.
Оставил лужу в ванной? Слава тебе, Господи, он все-таки иногда моется.
Ребенок получил пару? Слава тебе, Господи, по крайней мере он был на этом уроке.
Начальница устроила разбор полетов? Слава тебе, Господи, теперь я видела говорящую лошадь.
Пункт три – самый важный. Я о любви к себе. Ключевое слово «к себе», а не к воображаемому идеалу. К сожалению, или к счастью, мы живем в такое время, когда количество идеалов и сопутствующих им маркеров зашкаливает. Твои ресницы еще не загнуты на 180°? Как, ты не перешла на круглый мысок? Посмела прочитать любовный роман вместо пятого тома Кафки?
Месяц назад попросила джинсы в магазине. Сорок четвертый размер. Нацепила, покрутилась, расстроилась. Что-то не то. На четвертый день я сказала маме: «Знаешь, я стала какая-то жирная». Последующие недели я смотрела на себя в зеркало и вздыхала. К концу месяца вся семья без исключения уверовала в мое внезапное потолстение и стала сыпать советами. От советов хотелось шоколада, пива и повеситься. Сегодня мне подарили весы. Я вешу даже на два килограмма меньше обычного. Я целый месяц не любила себя из-за какой-то клепки на джинсах. Кстати, я в выигрышном положении. Если бы весы «зашкалили», я бы моментально нашла диету и похудела (хороший обмен веществ). А как быть в том случае, если проблема веса – это действительно Проблема?
А как быть в том случае, если у вас короткие ресницы?
А как быть в том случае, если вы любите серию «В неглижу на пляжу» и терпеть не можете Кафку?
Нет, запускать себя не стоит. Но лишний усёр тоже не приносит пользы. Это проверено на личном опыте. Ну вот мне, например, ни за что в жизни не быть худенькой брюнеткой с торчащими ключицами. И вряд ли я когда-либо буду разбираться в политике. А еще я не научусь водить машину и плавать. И танцевать тоже не научусь. И каждый из этих пунктов периодически всплывает и шилом втыкается в мою задницу. И каждый раз моя задница чрезвычайно тоскует, но вряд ли когда-либо оторвется от стула.
Правильно, на каждое «маловероятно» у меня есть пара-тройка «зато».
Так вот, барышни, я желаю вам, чтобы в ситуации, когда у вас что-то не выходит, «просто потому, что не может выйти вообще», первым в вашу голову приходило не одно протяжное «эхххх», а стопятьдесяттыщщ «зато». Я ведь точно знаю, что у вас есть «зато», но лишний раз пожелать – не повредит.
Да, еще раз повторю – правило действует только в том случае, если задуманное действительно сопряжено с ломкой. В противном случае может получиться «дорога вниз».
***Вот. Все вышеперечисленное – из области метафизики, а я пока только на пути к дзену. Поэтому сегодня буду умненькая и благоразумненькая, а по поводу лужи в ванной поскандалю послезавтра. Пока пойду весы проверять – может, соврали?
#Поздравляю!
Всех люблю.
Рассудительная конторская крыса
УСТАЛА
Устала – это, должно быть, мое самое-самое первое слово, на которое, точно на лохматую пеньковую нитку, нанизывается все остальное. В каком-то веке в Англии можно было получить развод, если у жены холодные руки. В Англии я была бы вечно разведена. Зато меня всегда любили плохие художники. Для плохих художников температура рук – дело десятое, для них важно, чтобы просто и чтобы если голубым глаза сделаешь, вышла кукла совершеннейшая, а я всегда выходила фарфоровой – можно и не стараться.
Однажды, помню, не получилось – кто-то рисовал меня на улице, и мы ждали, а потом мама сказала:
– Ой, какое тоскливое вытянутое лицо – много ему не плати, некрасиво.
А на бумаге была девочка в вязаной шапочке, такая блеклая, усталая девочка – уголки губ вниз. И тогда мне стало грустно, а еще обидно мне стало, и я попросила:
– Давай не возьмем! Это же все смеяться будут! Ты заплати, конечно, но не возьмем.
Однако ее взяли, и дали на чай много, и повесили в гостиной, и каждый приходящий интересовался: «Чей ребенок? Ваш? Надо же, как изуродовали такую дивную малышку! И чему только учат этих бездарей? Гнать их вон». А время шло, время всегда идет так быстро, и бумага желтела, и шапочки терялись, и я жила до сорок четвертого, а потом стала жить обратно, а потом запуталась вовсе и выросла, а потом опять и опять. Но каждый раз ночью, смывая лицо над раковиной, я смотрела вверх, и в стекле грустила девочка, блеклая вытянутая девочка, уголки губ вниз. И мы показывали друг другу языки и корчили рожи, и веки выворачивали красным, и пеной дули зубной порошок, но всегда были синхронны. Так пугающе синхронны, что я перестала смотреть в зеркало, и она осталась там одна.
Усталость – это не чувство, не эмоция и не состояние. Из меня никогда бы не вышло принцессы, той, что с локонами, сушеной вишней в кармане и веретеном. В хрустальном гробу, на перекрестке, с зерном, просыпанным в жухлую придорожную осоку, ни один принц, пусть даже самый умный, не нашел бы ответа на мое унылое «Зачем?». Еще пятнадцать лет назад я знала, что возьмется он за поводья и поедет назад, и будет ругаться, «отчего притащился в такую даль», а когда ссутуленная его фигура скроется за горизонтом, не будет меня счастливее, потому что больше ехать ко мне некому, а значит, утро продолжается и не кончится никогда.
Утро-утро-утро…
Утром усталость чувствуется острее всего. Подъем – завтрак – метро – заведение – обед – заведение – метро – ужин. Перемножить на двадцать пять с половиной тысяч и получится прямая.
Самая острая зависть к старухам. Идешь в школу через бульвар. Тебе – запах хлорки в раздевалке, порезаться бумагой, найти длину катета, всухомятку пирожок, вымыть руки и заново-заново-заново до тех пор, пока из головы не выветрится все, кроме дурацких цифр. Им – еще четыре лужи, и назад – вытереть ноги о потрепанный половик, полить цветок, немного подождать, когда впитается вода, и, завернувшись в плед, мечтать о чем угодно или не мечтать – все равно. Когда я была школьницей, я очень, очень завидовала людям на бульваре.