— Берти, ведь я на волоске висел, — проговорил он срывающимся голосом. Прошелся по комнате на полусогнутых ногах. Лицо было цвета молодой весенней зелени. — Пожалуй, стоит запереть дверь, если ты не против. Он может вернуться. Ума не приложу, почему он не заглянул под кровать. Я всегда считал, что диктаторы очень дотошные субъекты.
Я наконец отлепил язык от гортани.
— Плевать на кровати и диктаторов. Что произошло у вас с Мадлен Бассет?
Он вздрогнул всем телом.
— Прошу тебя, не будем говорить об этом.
— И не проси, будем. Только это меня и интересует. Почему, черт возьми, она разорвала помолвку? Что ты ей сделал?
Он снова вздрогнул. Я видел, что дотрагиваюсь до обнаженного нерва.
— Ей я ничего не сделал, не в том беда, беда в том, что я сделал Стефани Бинг.
— Стиффи?
— Да.
— А что ты сделал Стиффи? Весь вид его выразил смущение.
— Я... э... Понимаешь, я... Поверь, теперь я сознаю, как сильно ошибался, но тогда мне показалось, что это очень удачная мысль... Видишь ли, дело в том...
— Перестань мямлить. Он сделал усилие и взял себя в руки.
— Так вот, Берти, надеюсь, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой перед ужином... Ну, о том, что она, возможно, носит блокнот с собой... Я предположил, если ты по мнишь, что он может быть у нее за чулком... И я хотел, если ты напряжешь память, попытаться...
Я похолодел — до меня дошло.
— Неужели ты?..
— Да.
— Когда?
Его лицо снова выразило нестерпимую боль.
— Перед самым ужином. Помнишь, мы услышали, как она поет народные песни в гостиной? Я спустился туда, она сидела за фортепьяно, совершенно одна... Так мне, во всяком случае, показалось, что она одна... И вдруг меня озарило: вот отличная возможность осуществить... Откуда мне было знать, что Мадлен тоже там, хоть ее и не видно. Она была за ширмами в углу, хотела взять еще несколько народных песен с полки, где у них лежат ноты... и... ну, словом, в ту самую минуту, когда я... короче, в тот самый... миг... Ну, как бы это выразить?.. Когда я, так сказать, приступил к делу, она появилась из-за ширм... и... Ну, ты, конечно, понимаешь... все это случилось так быстро после того, как я в конюшенном дворе вынимал у этой девицы мошку из глаза, что обратить все в шутку было не так-то просто. Мне, во всяком случае, не удалось. Вот и вся история. Берти, ты умеешь связывать простыни?
Столь резкий переход с одной темы на другую ошарашил меня.
— Связывать простыни?
— Я все обдумал под кроватью, пока вы со Сподом беседовали, и пришел к заключению, что выход один: мы должны снять простыни с твоей постели, скрутить и связать их, ты спустишь меня на них из окна. Я читал о таком способе в романах и, помнится, видел в кино. Как только выберусь из дома, возьму твой автомобиль и в Лондон. Что потом, я еще не решил. Может быть, уеду в Калифорнию.
— В Калифорнию?!
— До нее семь тысяч миль. Спод вряд ли кинется за мной в Калифорнию.
Я похолодел от ужаса.
— Ты что же, хочешь бежать?
— Конечно, я хочу бежать. Не теряя ни минуты. Ты разве не слышал, что говорил Спод?
— Но ведь ты его не боишься.
— Еще как боюсь.
— Но ты же сам говорил, что это просто здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл.
— Помню, говорил. Но тогда я думал, что он за тобой охотится. Взгляды меняются.
— Послушай, Гасси, возьми себя в руки. Ты не имеешь права бросить все и убежать.
— А что мне еще остается?
— Как что? Непременно помириться с Мадлен. Пока что ты для этого палец о палец не стукнул.
— Стукнул, и еще как. За ужином, когда подали рыбу. Никакого толку. Облила меня ледяным взглядом и принялась катать хлебные шарики.
Я стал лихорадочно соображать. Выход есть, я в этом уверен, надо только его найти, и через минуту меня осенило.
— Знаешь, что ты должен сделать? Раздобыть этот злосчастный блокнот. Если ты его отыщешь и дашь прочесть Мадлен, его содержание убедит ее, что она заблуждалась относительно мотивов твоего поведения со Стиффи, и увидит, что они чисты, как слеза ребенка. Она поймет, что твои поступки... как это там, сейчас вспомню... вот: твоим советником было отчаяние. Она поймет и простит.
Слабый проблеск надежды вроде бы промелькнул на его искаженном лице.
— Да, может быть, — подтвердил он. — Неплохая мысль, Берти. Кажется, ты прав.
— Успех обеспечен. Tout comprendre, c'est tout pardonner[15] — в этом вся суть.
Надежда на его лице погасла.
— Только как раздобыть блокнот? Где он?
— У нее с собой его не было?
— По-моему, нет. Хотя при сложившихся обстоятельствах мое обследование было, как ты понимаешь, весьма поверхностным.
— Тогда он, наверное, в ее комнате.
— Час от часу не легче. Не могу же я обыскивать комнату молодой девушки.
— Почему не можешь? Когда ты появился, я читал вот эту книгу. Конечно, случайное совпадение — я говорю «случайное», но, может быть, в нем нет ничего случайного, — там как раз была именно такая сцена. Гасси, иди прямо сейчас. Она наверняка просидит в гостиной часа полтора-два.
— Между прочим, она ушла в деревню. Священник рассказывает местным прихожанкам в рабочем клубе о Святой земле и показывает цветные слайды, а она сопровождает его рассказ игрой на пианино. Но все равно... Нет, Берти, не могу. Может быть, так и надо сделать... я и сам понимаю, что надо, но духу не хватает. Вдруг забредет Спод и увидит там меня.
— Что Споду делать в комнате молодой девушки?
— Мало ли какая глупость взбредет ему в голову. От него чего угодно жди. По-моему, он всюду так и рыщет, так и рыщет. Нет. Сердце мое разбито, будущее покрыто мраком, и ничего исправить нельзя, остается смириться с судьбой и начать связывать простыни. Давай, Берти, приступим.
— Никаких простыней я тебе связывать не позволю.
— Черт возьми, ведь речь идет о моей жизни.
— Плевал я. Не желаю быть соучастником в этом трусливом бегстве.
— И это говорит Берти Вустер?
— Ты уже задавал этот вопрос.
— И снова его задаю. В последний раз спрашиваю тебя, Берти, ты дашь мне две простыни и поможешь связать их?
— Нет.
— Тогда я уйду, спрячусь где-нибудь и буду ждать первого пригородного поезда. Прощай, Берти. Ты разочаровал меня.
— А ты меня. Я думал, ты мужчина.
— И не ошибся. Только не хочу, чтобы Родерик Спод вышиб из этого мужчины мозги.
Он опять посмотрел на меня как издыхающий тритон и осторожно приоткрыл дверь. Выглянул в коридор и, убедившись, что Спода поблизости нет, выскользнул из комнаты и испарился. А я снова взялся за детективное чтение. Это был единственный доступный мне способ избавиться от невыносимых терзаний и душераздирающих предчувствий.
Немного погодя я почувствовал, что в комнате появился Дживс. Я не слышал, как он вошел, но ведь он почти всегда возникает незаметно. Он беззвучно перемещается из пункта А в пункт Б, как облако газа.
Глава 7
Не могу сказать, что Дживс самодовольно ухмылялся, однако его спокойное лицо явно выражало удовлетворение, и я вдруг вспомнил то, что отвратительная сцена с Гасси напрочь вышибла у меня из памяти, а именно: в последний раз я его видел, когда он направлялся звонить по телефону секретарю клуба «Юный Ганимед». Я в волнении вскочил с кресла. Если я правильно интерпретировал его выражение, ему было что сказать.
— Дживс, вы связались с вашим секретарем?
— Да, сэр. Я только что закончил беседу с ним.
— Перемыли косточки?
— Разговор был в высшей степени содержательный, сэр.
— Есть у Спода позорная тайна?
— Да, сэр.
Я радостно дрыгнул ногой, расправляя брючину.
— Какой же я балда — не верил тете Далии. Тетки всегда все знают. У них интуиция. Расскажите мне все, Дживс.
— Боюсь, это невозможно, сэр. Правила клуба, касающиеся распространения сведений, которые записаны в книге, чрезвычайно строги.
— Вы хотите сказать, что должны молчать?
— Да, сэр.
— В таком случае зачем было звонить?
— Мне запрещено разглашать подробности, сэр. Но я имею полное право сообщить вам, что возможность мистера Спода творить зло значительно уменьшится, если вы намекнете ему, сэр, что вам все известно о Юлейлии.
— О Юлейлии?
— Да, сэр, о Юлейлии.
— И он действительно присмиреет?
— Да, сэр.
Я задумался. Как-то это все не очень убедительно.
— Может быть, вы посвятите меня в тему поглубже?
— Увы, сэр. Если я исполню вашу просьбу, вполне возможно, что клуб не пожелает больше видеть меня своим членом.
— Я ни в коем случае не допущу ничего подобного. (Какая ужасная картина — взвод дворецких выстроился ровным каре, а внутри него члены клубного комитета срезают пуговицы с форменного пиджака Дживса.) — Но вы уверены, что, если я насмешливо посмотрю Споду в глаза и произнесу эту абракадабру, он в самом деле испугается? Давайте поставим точки над "i". Вообразим, что вы — Спод. Я подхожу к вам и говорю: «Спод, мне все известно о Юлейлии», — и вы сразу чувствуете желание провалиться сквозь землю?
— Да, сэр. Я убежден: джентльмен, занимающий в обществе такое положение, как мистер Спод, сделал бы все, чтобы избежать даже упоминания темы Юлейлии.
Я начал репетировать. Подошел вразвалочку к комоду, руки в карманах, и объявил: «Спод, мне все известно о Юлейлии». Повторил, на сей раз грозя пальцем. Потом сложил руки на груди, и все равно, как мне казалось, получалось не слишком внушительно.
Однако я напомнил себе, что Дживс всегда знает, что делает.
— Ну что ж, Дживс, раз вы так считаете, значит, так оно и есть. Пойду-ка я поскорей к Гасси и обрадую известием, что жизнь его вне опасности.
— Простите, сэр?
— Ах да, вы ведь ничего не знаете. Должен признаться вам, Дживс, что за то время, пока вас не было, опять произошло множество событий. Вы знали, что Спод давным-давно влюблен в мисс Бассет?
— Нет, сэр.
— И тем не менее это так. Счастье мисс Бассет для него превыше всего, а теперь вот она порвала с женихом по причинам, отнюдь не делающим ему чести, и Спод жаждет свернуть Гасси шею.
— В самом деле, сэр?
— Уж поверьте мне. Он недавно был здесь и объявил о своем намерении, а Гасси, который лежал в это время под кроватью, все слышал. Теперь он только и твердит, что надо спуститься на связанных простынях из окна и бежать в Калифорнию. И тогда разразится катастрофа. Надо, чтобы он непременно остался и добился примирения.
— Да, сэр.
— Если он уедет в Калифорнию, никакого примирения ему не добиться.
— Не добиться, сэр.
— Поэтому мне надо попытаться разыскать его. Хотя, как вы сами понимаете, я сомневаюсь, что в подобных обстоятельствах это будет легко. Наверно, он на крыше, размышляет, как бы ему незаметно улизнуть.
Мои опасения, увы, оправдались. Я обошел весь дом, и нигде ни следа. Конечно, Огастус Финк-Ноттл затаился в каком-то укромном уголке усадьбы «Тотли-Тауэрс», и этот уголок надежно его укрыл. В конце концов я сдался и пошел к себе, и как вы думаете, кого я увидел, открыв дверь? Гасси Финк-Ноттла, разрази меня гром. Он стоял возле кровати и связывал простыни узлом.
Стоял он спиной к двери, а ковер был толстый, поэтому он не слышал, как я вошел, и лишь когда я крикнул «Эй!» — нужно сказать, очень сердито, потому что взбеленился, увидев, как безобразно разворошена моя постель, — он пошатнулся и обернул ко мне лицо, бледное до синевы.
— Уф, слава Богу! — воскликнул он. — Я думал, это Спод.
Паника сменилась негодованием. Он вонзил в меня взгляд. Глаза за стеклами очков были ледяные. Он был похож на обозленного палтуса.
— Какой же ты гнусный тип, Вустер! Незаметно подкрался и крикнул в самое ухо «Эй!». Да как ты посмел! Я чуть не умер от разрыва сердца.
— А ты, Финк-Ноттл, ты — омерзительный тип! Как ты посмел превратить мою постель в воронье гнездо? Ведь я запретил тебе прикасаться к ней! У тебя есть свои простыни, возьми их и связывай.
— Не могу. На моей кровати сидит Спод.
— Да что ты?
— В том-то и дело. Меня ждет. После тебя я пошел к себе, а он там. Хорошо, он кашлянул, а то бы я влип.
Я понял, что пора наконец успокоить эту исстрадавшуюся душу.
— Гасси, тебе больше не надо бояться Спода.
— Что значит — не надо бояться Спода? Объясни толком.
— Все очень просто. Спод qua[16] угроза, — надеюсь, именно «qua», я не перепутал, — канул в Лету. Благодаря доведенной до совершенства тайной разведке Дживса я узнал о нем нечто такое, что он предпочитает скрывать от всего мира.
— И что же это?
— Тут я пас. Я сказал, что это я узнал, но на самом деле узнал Дживс, и, к сожалению, Дживс не имеет права раскрыть секрет. Однако мне разрешено недвусмысленно намекнуть Споду, что этот секрет мне известен. Если он позволит себе какую-нибудь неподобающую выходку, я тут же укрощу его. — Я умолк, прислушиваясь к шагам в коридоре. — Ага! Кто-то сейчас пожалует.
Очень может быть, что сам бандит.
Гасси крикнул, как раненый зверь:
— Запри дверь!
Я пренебрежительно махнул рукой:
— В этом нет нужды. Пусть входит. Я всячески приветствую этот визит. Поглядишь, как я с ним разделаюсь. Тебя это позабавит, Гасси.
Я угадал — конечно, это был Спод. Ему явно надоело сидеть на кровати Гасси, и он решил развеять скуку, еще раз потолковав с Бертрамом. Как и в прошлый раз, он вошел без стука и, увидев Гасси, издал торжествующий клич победителя. Потом остановился, шумно дыша и раздувая ноздри.
Кажется, за то время, что мы не виделись, он стал еще выше и шире, и, получи я совет, как сбить с него спесь, из менее авторитетного источника, душа бы у меня сейчас юркнула глубоко в пятки. Но я уже много лет слепо доверяю всему, что ни скажет Дживс, и сейчас бестрепетно встретил взгляд Спода.
С сожалением вынужден признать, что Гасси не разделял моей беззаботной уверенности. Может быть, я недостаточно полно разъяснил ему суть дела или же он просто потерял последние остатки мужества, увидев перед собой Спода во плоти. Так или иначе, он отступил к стене и, насколько я могу судить, хотел пройти сквозь нее. Это ему не удалось, и он замер — очень похожий на отлично сделанное чучело, а я повернулся к нахалу и вперил в него спокойный взгляд, в котором присутствовали в должной пропорции удивление и высокомерие.
— Ну что, Спод, — сказал я, — зачем на сей раз пожаловали?
В моем голосе звучало величайшее неудовольствие, но нахал его не заметил. Он и моего вопроса не слышал, как тот глухой аспид из Писания; он медленно двинулся к Гасси, сверля его взглядом. Я заметил, что желваки на его скулах ходят в точности как давеча, когда он застал меня за рассматриванием экспонатов коллекции старинного серебра, которую собирает сэр Уоткин Бассет, и вообще что-то в его манере навело меня на мысль, что он вот-вот начнет громко и гулко колотить себя кулаком в грудь, как разъяренная горилла.