? О! Я буду выглядеть прекрасно, если это спасет меня от высокомерных взглядов.
? Как бы мне хотелось посмотреть, как вы будете одеты, ? сказала Бесси. ? Полагаю, вы не из тех, что народ зовет хорошенькими. Вы не слишком румяная и недостаточно бледная для этого. Но разве вы не знаете, — я видела про вас сон задолго до того, как встретила вас.
? Чепуха, Бесси!
? Да, точно видела! Те же черты лица ? ваш чистый, пристальный взгляд из темноты… ваши волосы… словно лучи… и лоб ? такой же гладкий и ровный, как сейчас. И вы всегда приходили дать мне силу и утешение. И вы были одеты в блестящие одежды. Поэтому я поняла, что это вы!
? Нет, Бесси, ? сказала нежно Маргарет, ? это был всего лишь сон.
? А почему в своих страданиях я не могу видеть сны так же, как другие? Как многие в Библии? Да, и видения тоже! Ведь даже мой отец много думает о снах! Я снова вам скажу, я видела вас так ясно ? вы быстро шли ко мне, ваши волосы развевались за спиной, и на вас было белое блестящее платье. Позвольте мне прийти и посмотреть на вас в этом платье. Я хочу видеть вас и дотронуться до вас, как я это сделала во сне.
? Моя дорогая Бесси, это просто твоя фантазия.
? Фантазия или не фантазия, но вы пришли, потому что я знала, что так и будет, когда увидела во сне, как вы ко мне идете; и когда вы здесь рядом со мной, я чувствую, что на душе у меня становится легче и спокойнее, точно гляжу на огонь в ненастный день. Вы сказали, это будет двадцать первого. Я приду и посмотрю на вас.
? О, Бесси! Ты можешь прийти ? тебя радушно примут. Но не говори так, это меня очень расстраивает.
? Тогда я буду держать это при себе, как будто я прикусила язык. И все же это правда. Маргарет помолчала. Наконец она сказала:
? Давай поговорим об этом как-нибудь потом, если ты считаешь, что это правда. Но не сейчас. Скажи мне, твой отец участвует в забастовке?
? Да! ? ответила Бесси тяжело, совсем другим тоном, нежели она говорила минуту или две назад. ? Он и многие другие ? все с фабрики Хэмпера ? есть и с других фабрик. В это время женщины так же озлоблены, как и мужчины. Еда ? дорогая, и их детям нечего есть.
Представьте, если бы Торнтоны прислали им свой обед ? те деньги, что потрачены ими на картофель и прочую еду, утешили бы многих плачущих от голода детей, и ненадолго успокоили бы сердца их матерей.
? Не говори так! ? сказала Маргарет. ? А то я буду сердиться на себя и чувствовать себя виноватой от того, что я иду на этот обед.
? Нет! ? ответила Бесси. ? Некоторые избраны для роскошных пиров и пурпурных одежд, может быть, вы — одна из них. Другие тяжело работают всю свою жизнь, а эти подлецы в наши дни не обладают состраданием, так же как это было во времена Лазаря.[14] Но если вы попросите меня остудить ваш язык кончиком моего пальца, я перешагну через огромную бездну к вам, просто если вы захотите, чтобы я была рядом.
? Бесси! Ты вся горишь! Не надо говорить так. В судный день меж нами не будет нищих и богатых. Нас будут судить не по этой несчастной случайности, а по тому, как мы следовали заповедям Христа.
Маргарет встала, нашла немного воды, смочила свой платок и положила его на лоб Бесси, а том начала растирать ее холодные, как лед, ступни. Бесси закрыла глаза и успокоилась. Наконец она произнесла:
? Вы бы стали такой же, как я, если бы видели всех приходивших один за другим к отцу и рассказывавших мне о своих страданиях. Некоторые просто горели от ненависти, и у меня кровь стыла в жилах от тех ужасов, что они рассказывали о своих хозяевах. Но женщины все время говорят и говорят о ценах на мясо, и как их дети не могут спать по ночам от голода, а слезы текут у них по щекам, и они их не вытирают и не обращают на них внимания.
? Они думают, что забастовка это исправит? ? спросила Маргарет.
? Так они говорят, ? ответила Бесси. ? Они говорят, что долгое время торговля шла хорошо, и хозяева заработали много денег. Сколько, — отец не знает, но конечно, знает Союз рабочих. И как обычно, им хотелось поделить прибыль, раз еда так дорожает. А Союз говорит, что они не будут работать, пока не заставят хозяев отдать им их долю. Но у хозяев есть превосходство, и я боюсь, что они сохранят его и сейчас, и потом. Это похоже на великую битву Армагеддона ? они продолжают ухмыляться и сражаться друг с другом, пока в запале своей борьбы не провалятся в преисподнюю.
В этот момент вошел Николас Хиггинс. Услышав последние слова дочери, он тут же сказал:
? Да! И я тоже буду бороться! И добьюсь своего на этот раз! Заставить их сдаться не займет много времени, потому что они опять получили много заказов. И скоро они поймут, что им лучше отдать нам наши пять процентов, чем потерять выгоду. Держитесь, хозяева! Я знаю, кто победит!
Маргарет подумала, что он, должно быть, пьян, не столько из-за его слов, сколько из-за его возбужденного тона. Заметив явное беспокойство Бесси, она утвердилась в своем предположении и поспешила уйти. Бесси сказала ей:
? Двадцать первого ? в этот четверг. Я приду и посмотрю, как вы оделись на прием к Торнтонам. В какое время обед?
Прежде чем Маргарет смогла ответить, Хиггинс перебил ее:
? К Торнтонам! Вы идете на обед к Торнтонам? Попросите его поднять бокал за выполнение его заказов. К двадцать первому, я думаю, он пораскинет мозгами и кое-что поймет. Скажите ему, что семьсот человек придут утром на фабрику Мальборо после того, как он даст пять процентов, и помогут ему выполнить его заказы вовремя. Вы всех там увидите. Моего хозяина ? Хэмпера. Он из людей старой закалки ? так и сыплет ругательствами и проклятиями. Я думаю, он умрет, если поговорит со мной вежливо. «Лает, да не кусает», — вы можете передать ему, что так сказал один из его забастовщиков, если хотите. Да! Но вы увидите многих хозяев фабрик у Торнтонов! Хотел бы я послушать, о чем они говорят, когда сидят после обеда и хвастаются друг перед другом. Я бы высказал им свое мнение. Я бы опять поговорил с ними о том трудном пути, на который они нас отправили!
? До свидания! ? сказала Маргарет поспешно. ? До свидания, Бесси! Я буду ждать тебя двадцать первого, если ты будешь хорошо себя чувствовать.
Лекарства и лечение, которые доктор Дональдсон назначил миссис Хейл, поначалу принесли ей облегчение, и не только она сама, но и Маргарет начала надеяться, что доктор ошибался, и что ее мать сможет постепенно поправиться. Мистер Хейл, хоть внешне и не разделял их опасений, теперь ликовал и посмеивался над их страхами с явным облегчением, что доказало, насколько он сам был прежде встревожен. Только Диксон продолжала ворчать. Тем не менее, Маргарет не обращала на нее внимания и надеялась на лучшее.
Им нужно было почувствовать в своем доме эту слабую надежду, потому что снаружи даже их неопытный взгляд замечал признаки наступления дурных времен. Мистер Хейл познакомился с рабочими и был потрясен их искренними рассказами о каждодневных страданиях. Они бы не стали рассказывать о том, что им приходиться выносить, тому, кто мог понять это и без слов. Но сейчас перед ними был человек из далекого графства, и каждый страстно желал сделать из него судью в давней распре рабочих и хозяев. Мистер Хейл с жаром пересказал все эти жалобы мистеру Торнтону, но тот, опираясь на свой опыт и знание экономических принципов, для всего нашел разумное объяснение.
Мистер Торнтон говорил, что доход при торговых операциях ? величина непостоянная, и его падение неминуемо должно привести некоторых хозяев, так же, как и рабочих, к разорению. Для многих это разорение будет окончательным и непоправимым. Он сказал, что в этом случае ни хозяева, ни их рабочие не вправе жаловаться, потому что такова их судьба. Работодатель сворачивает с пути, по которому не может дальше следовать, признавая свою неудачу. Израненный в борьбе, растоптанный своими товарищами в погоне за богатством, встречаемый с пренебрежением там, где раньше его чествовали, он скромно просит у надменного хозяина даровать ему работу. Конечно, говорил мистер Торнтон, подобная судьба может когда-нибудь постигнуть и его самого. И все же он не испытывает сочувствия к тем рабочим, которые не сумели приспособиться к внезапным переменам на рынке и были вынуждены уйти оттуда, где они больше не нужны, и чувствовать, что не смогут отдохнуть в своих могилах, слыша плач своих любимых и родных, оставленных ими без пропитания. Им остается лишь завидовать дикой птице,[15] которая может прокормить своих птенцов собственной кровью.
Вся душа Маргарет восстала против его рассуждений. Она едва смогла поблагодарить мистера Торнтона за его доброту, когда он пообещал ей со всей деликатностью и участием любое средство для облегчения болезни миссис Хейл, какое только можно добыть, благодаря его состоянию или предусмотрительности его матери. Мысль о том, что ему известна ее тайна, и что он, может статься, в душе уже вынес свой безжалостный приговор миссис Хейл, когда она пыталась убедить себя, что все еще, может быть, обойдется, ? все это действовало Маргарет на нервы, когда она смотрела на него или слушала его. Почему он был единственным человеком, кроме доктора Дональдсона и Диксон, кто знал эту страшную тайну, которую она хранила в самых темных и потаенных уголках своего сердца, не смея поверить в то, что однажды она будет громко звать свою мать и не услышит ответа из пустой и глухой темноты? Да, он все знал. Она прочла это в его сочувствующем взгляде. Она услышала это в мягком и серьезном тоне его голоса. Как примирить эти глаза, этот голос, и этот жесткий, сухой, безжалостный тон, каким он объяснял, что рабочие никого не должны винить в своих страданиях?
Все эти противоречия невыразимо раздражали ее. По большей части из-за того, что она услышала от Бесси. Николас Хиггинс был назначен в комитет Союза рабочих и уверял, что знает секреты, о которых непосвященным неизвестно. Он рассказал об этом более подробно в день накануне приема у Торнтонов, когда Маргарет зашла поговорить с Бесси, и услышала, как Хиггинс спорит с Баучером, тем самым соседом, о котором она так часто слышала. Хиггинс считал Баучера неумелым работником и сочувствовал ему и его семье, но в то же время он ? сам энергичный и оптимистичный по натуре ? был взбешен недостатком духа у своего соседа. Когда Маргарет вошла, было очевидно, что Хиггинс очень зол. Баучер стоял, опираясь руками о каминную полку и раскачиваясь, смотрел на огонь с видом безысходности, что раздражало Хиггинса, несмотря на все его сочувствие. Бесси покачивалась в своем кресле. По ее движениям Маргарет догадалась, что та сильно взволнована. Мэри, которая собиралась резать фланель, завязывала шляпку огромным нескладным узлом и громко рыдала, явно расстроенная ссорой отца и Баучера.
Маргарет мгновение постояла в дверях, затем, приложив палец к губам, села на кушетку рядом с Бесси. Николас увидел, что она вошла, и поприветствовал ее сердитым, но не враждебным кивком. Мэри поспешила выскользнуть из дома. И только Джон Баучер ничего не заметил.
? Это бесполезно, Хиггинс, ? причитал он. ? Она не может так больше жить. Она угасает, потому что не может видеть, как ее дети умирают с голоду. Да, умирают с голоду! Пять шиллингов в неделю достаточно для тебя, у тебя ведь только две дочери, да притом одна из них может заработать себе на хлеб. Но мы умираем с голоду. Я просто говорю тебе, что если она умрет до того, как мы получим эти пять процентов, я швырну эти деньги в лицо хозяину и скажу: ? «Будь ты проклят! Будь проклят весь твой жестокий мир! Потому что он забрал у меня самую лучшую жену, которая когда-нибудь рожала детей мужчине!» И посмотрю на тебя, парень. Я возненавижу тебя и весь твой Союз. Да, я прокляну тебя даже на небесах, я это сделаю, парень! Я сделаю, если ты водишь меня за нос. Ты сказал, Николас, в следующую среду, а уже заканчивается вторая неделя, а хозяева так и не предложили нам вернуться к работе за нашу зарплату. Время почти вышло. А наш маленький Джек лежит в кроватке слишком слабый, чтобы плакать, — его сердце плачет без конца от голода… наш маленький Джек. Я говорю тебе, парень! Она никогда не смотрела на него так, даже когда он родился, хотя любит его больше жизни, как и он, поскольку я знаю, что он тоже меня сильно любит…наш маленький Джек. Он каждое утро будит меня, целуя мое грубое лицо, ища гладкое место для поцелуя. А теперь он умирает с голоду, ? глубокие рыдания сотрясли его тело, и Хиггинс посмотрел глазами, полными слез, на Маргарет, прежде чем собрался с мужеством ответить.
? Держись, парень. Твой маленький Джек не будет голодать. Я получил деньги, и мы купим ребенку супу или молока и хлеба прямо сейчас. Что мое ? то твое, будь уверен. Только не теряй духа, парень! ? продолжил он, нащупывая в чайнике деньги. ? Я отдам сердце и душу ради победы. Только надо потерпеть еще неделю, и ты увидишь, — хозяева согласятся и попросят нас вернуться на фабрики. А Союз, то есть я, позаботимся о тебе и твоей жене. Не будь трусом и не возвращайся к тиранам, не проси у них работы.
При этих словах Баучер поднял белое, мрачное лицо со следами слез, без всякой надежды в глазах, и, увидев это, Маргарет тоже заплакала.
? Ты намного хуже, чем те тираны-хозяева, которые говорят: «Умирайте от голода и смотрите, как они умирают от голода, прежде чем вы снова осмелитесь пойти в свой Союз». Ты хорошо это знаешь, Николас, потому что ты один из них. У тебя может быть доброе сердце, если ты один, но когда вы вместе, — у тебя не больше жалости, чем у дикого голодного волка.
Николас держал руку на засове двери. Он остановился, повернулся к Баучеру и сказал:
? Помоги мне Бог, я клянусь, я хочу сделать как лучше для тебя и для всех нас. И помоги мне Бог, если я ошибаюсь, когда думаю, что прав. Это их грех, — тех, кто оставил меня здесь в моем неведении. Я думал, пока голова не заболела. Верь мне, Джон. И я скажу снова — ничто нам не поможет, кроме веры в Союз рабочих. Они одержат победу, вот увидишь.
Ни Маргарет, ни Бесси не произнесли ни слова. Однако они думали об одном и том же. Наконец Бесси сказала:
? Я никогда не верила, что снова услышу, как отец взывает к Богу. Но вы слышали, что он сказал: «Помоги мне Бог!»
? Да! ? ответила Маргарет. ? Позволь, я принесу деньги, позволь, я принесу немного еды для детей этого бедняги. Пусть они думают, что это от их отца. Я принесу, но немного.
Бесси откинулась назад, ничего не сказав Маргарет. Она не плакала, она только тяжело дышала.
? Мое сердце высохло, ? сказала она. ? Баучер заходил в последние дни и рассказывал о своих бедах. Он ? слабый человек, я знаю, но он человек. Хотя я и злилась раньше много раз на него и его жену, но знала не больше него, как с этим справиться. Все же знаете, не все люди мудры, хотя Бог позволяет им жить, любить и быть любимыми так же, как мудрому Соломону. И если горе приходит к тем, кого они любят, — они страдают так же, как и Соломон. Я не могу понять этого. Возможно, Союз создан как раз для таких, как Баучер, чтобы заботится о них. Но мне бы хотелось найти средство, чтобы заставить этот союз выслушать Баучера. Может быть, тогда они бы разрешили ему пойти к хозяину и взять заработанные деньги. Пусть даже их будет не так много, как хочет Союз.
Маргарет молчала. Как она могла успокоиться и забыть голос этого человека? Она достала кошелек. У нее было мало денег, но то, что у нее было, она вложила в руку Бесси, ничего не говоря.
? Спасибо. Многие из них зарабатывают не больше, но не нуждаются так сильно, по крайней мере, не показывают это так, как он. Но отец не позволит им бедствовать, — теперь он знает. Знаете, Баучер измучен из-за своих детей, и его жена такая слабая. А все, что они могли заложить, уже заложили за этот последний год. Не думайте, что мы позволим им умереть от голода, поскольку сами бедствуем. Если соседи не будут помогать соседям, я не знаю, кто тогда будет, ? Бесси, казалось, боялась, чтобы Маргарет не подумала, что у них нет желания помочь тому, кому, по ее мнению, требовалась помощь. ? Кроме того, ? продолжила она, ? отец уверен, что хозяева не сегодня-завтра уступят, что больше упорствовать они не смогут. Но я благодарю вас все равно. Я благодарю вас за себя, так же, как и за Баучера, потому что это согревает мне сердце все больше и больше.
Сегодня Бесси выглядела еще хуже, чем обычно. Она казалась такой слабой и усталой, что Маргарет встревожилась.
? Ничего, ? сказала Бесси. ? Я еще не умерла. У меня была ужасная ночь со снами или чем-то похожим на сон, поскольку я весь день сегодня в оцепенении, только тот бедняга-парень меня оживил. Нет! Это еще не смерть, но смерть не так далеко. Да! Укройте меня, я, может быть, усну, если кашель мне позволит. Спокойной ночи ? доброго дня, мне следовало сказать ? но день сегодня тусклый и туманный.