— Тебе понравится! Я так умею трахать — ты за мной потом бегать будешь!
— Давай, милый, я тебя очень жду.
И кладу трубку.
Такие обычно не доезжают.
— Детка, — я, удивленная, выхожу его встречать, а он гордо смотрит сверху вниз. — Детка, я покажу тебе сейчас, как нужно трахать женщину.
В парадной он всей пятерней смачно хватает меня за попу, и я подпрыгиваю от неожиданности.
— Хочешь меня! Хочешь, вижу, ах ты моя сладкая! Я тебя сейчас так затрахаю, ты еще просить будешь, чтобы я перестал. Ты уже мокрая? — горячо шепчет он прямо мне в ухо.
— Мммм, — мурлычу я, — конечно, милый!
В коридоре он отдает деньги и, еще не успев снять куртку, игриво зажимает меня у стенки.
— Ты меня чувствуешь? Чувствуешь, какой он большой? Уууу, сейчас я тебя буду трахать, как тебя никогда не трахали!
В штанах у него определенно что-то шевелится. Не так чтоб очень много.
— Милый, — игриво постанываю я, — давай в душ, а я буду ждать тебя в кроватке.
— Ты готова? — кричит он, выходя из ванной. — Сейчас ты у меня узнаешь, что такое настоящий трах!
Он заходит в комнату голый и с мечом наперевес.
— Мммм, какой красивый… — томно говорю я, беру его в руку, и…
Блин, вот только чистила ковер. Ну что за люди!
Герой-любовник стоит, глазами кота из Шрека смотрит на меня, на ковер, опять на меня и говорит:
— Ой…
Уууупс! Не-до-нес. Рас-плес-кал.
— Ничего, милый, — мурлычу я. — Бывает.
(Мамочки, только б не заржать, только б не заржать — «трахать буду-буду трахать!»)
— Ты понимаешь, у меня… я вот… вот я… это… ну… так… вот… — смущается он.
— Все в порядке, милый, — успокаиваю я, — у всех такое бывает. Сделать кофе?
За кофе он хватается, как за соломинку, и с мрачной сосредоточенностью сопит, уткнувшись в чашку.
Через десять минут герой явно оживает, забывает горечь неудач и решительно рвется в бой.
— Ну что, детка, ты готова? — говорит он мне тоном искушенного мачо-мена, испробовавшего за последнюю неделю двадцать женщин, прыгнувших к нему в постель после дикой конкуренции.
(Еххху! Мой дорогой ковбой…)
— Ну давай, сейчас я покажу тебе, что такое настоящий секс! — Где-то я уже это слышала, а он, кажется, забыл. — Сейчас ты будешь просить меня, чтобы я прекратил! — решительно заявляет он и хватается за меч.
Я кошу под верного оруженосца и готовлюсь подержать оружие.
— Нет, детка, — отстраняет он меня. — Ляг и покажи мне, как ты себя ласкаешь.
Дурное дело нехитрое; я ложусь и, согласно купленным билетам, показываю ему, как город ждет победителя.
— Давай! — подскакивает он через минуту, на ходу продолжая передергивать затвор.
— Как я тебя сейчас трахну! Я тебе сейчас так засажу, как я тебя сейчас оттрахаю! — рычит он, пока я натягиваю резинового друга.
— Давай, давай, становись раком, я тебе сейчас покажу! Ууу, сучка, тебя так еще никто не имел! — вопит он, штурмом берет город… полшага от ворот… иии…
Дамы, салют в вашу честь!
Делов-то. На секунду.
(Катя! Катя, держи себя в руках, не похрюкивай в подушку!)
А маладееец!
— Ну… я это… пойду, наверное… — спустя еще минуту говорит мне герой-любовник, упорно глядя куда-то в испорченный ковер.
— Хорошо, милый, приходи еще, — воркую я и думаю, сказать ли ему на прощание: «О мой мачо, ты был великолепен, так меня еще никто не имел…»
Молчу из человеколюбия.
Чего уж…
Автопилот
Ну вот да — праздники нашего человека подкашивают.
Причем часто в самом прямом смысле слова.
Началось все банальнейшим, в общем-то, образом.
Я только приехать успела. У мамы отмечала Новый год.
Позвонил, веселенький такой, поздравил первым делом, счастья-здоровья-денег нажелал, ввернул мимоходом, что от Петровича (ну да, ну да, будто они мне по отчеству представляются, а по пиписькам я их пока не разбираю — Петровичи они или Иванычи. Вот Хаимовича или Авраамовича еще бы, может, как-то отличила, а Петровича — ну никак).
Ну да ладно, раз неведомый Петрович меня советует — пора на производство. А то разгулялась.
Так вот — представился Олегом, сказал зачем-то, что мужчина он интеллигентный и любит все по высшему разряду.
Я расценочки на разряды озвучила, сказал: «Да не вопрос, красавица, гуляем! Через часик жди. Можешь не встречать, адрес знаю!»
И адрес мой говорит.
Ну, не встречать — так не встречать.
Я сразу в душ, голову помыла, сумку неразобранную в шкаф закинула, сижу и жду.
В дверь позвонили.
Я посмотрела. Стоит, нормальный такой. И с розами зачем-то.
Я открыла.
А он сказал: «Оуооооо!!!» — и упал.
Прямо так, почти солдатиком — херак! — и ввалился ко мне.
Вот такая ты, убийственная красота…
Честно — я похолодела. Столько мыслей сразу — думаю, ну все, привет, убился. И в голове: «Так, «Скорую»… «Скорую»… «Скорую»… боже, какой ужас!»
И тут это тело замычало.
И я поняла.
Нет, ну я слышала по голосу, что подшофе, и даже догадалась, что он ко мне придет нетрезв — ну, а кто в этой стране пятого января трезвый-то?
Но еще по телефону он был вполне вменяемый! И даже разговаривал нормально. И вот как — как? — за какой-то час можно нажраться до такого состояния, чтобы прийти и упасть, — это, блин, загадка души русской.
И лежит этот потеряшка в моем коридоре, носом аккурат в моей туфле, мычит, а из-под него торчат розы.
Хорошо, что хоть не с елкой…
Я собралась, за ногу его подергала, оттащила маленько, дверь закрыла.
— Эээй! — говорю. — Вставай, да? Нечего у меня тут лежать.
Мычит. Мычит, но хоть шевелится.
— Так, — говорю, — дорогой друг, ты на ноги встать можешь, нет?
Помычал, подумал, как-то сам перевернулся, отполз, сел, к стеночке прислонился, смотрит сквозь меня.
Я ему:
— Милый, куда пришел — помнишь?
И вот это, блин, автопилот!
Короче, это тело одной рукой по карманам — по карманам, достает какую-то просто тучу мятых купюр, выбрасывает мне их кучкой на пол, а второй — вот я не шучу! — тянется расстегивать ширинку.
Расстегивает и мычит: «яяяя… пршшшел… авай… сюа иииди».
Человек реально говорить не может, но в тепло присунуть — это ж завсегда пожалуйста!
— Уууу, — говорю, — милый, давай с этим вот в другой раз, ладно?
(Деньги деньгами, но я же знаю — там если начать, то пока оно кончит, я похудею.)
Сидит, глаза не фокусирует и за ноги меня хватает.
«Я человек интеллигентный…»
Интеллигенты — они теперь такие, да.
Ясненько, думаю, надо спроваживать.
Большой привет Петровичу, ей-богу…
Ну, а как его? Из квартиры я его сама не вытащу. Тяжелый.
Ну что… позвонила своему таксисту, приедь, говорю, помоги тело транспортировать, деньги — не вопрос. Пока звонила — он, интеллигент этот, и захрапеть успел под стеночкой.
Приехал таксист минут через двадцать, мы этого товарища под белы рученьки и, как есть, с расстегнутой ширинкой, поволокли.
В машину запихнули, он там какой-то адрес промычал, я рассчиталась (ну да, теми же деньгами, что он мне накидал).
— Адьес, — говорю, — милый, люблю, целую, желаю удачи в следующий раз!
Оболтус
Телефонный звонок разбудил нас с Лизой неожиданно. Мы только в половине шестого утра легли спать, а в половине десятого проснулись от громкого хита Земфиры, звучавшего откуда-то из-под кровати.
— Блииинн, — хрипло просипела Лиза, одной рукой нечаянно толкая меня в бок, а другой пытаясь нащупать где-то на полу телефон, — Олька чета звонит, что ей надо в такую рань…
К тому времени, когда она нашла трубку и нажала «ответить», я почти проснулась.
Мы зависли у Лизы почти до утра. В пять ушел Лизкин постоянный клиент, страстный любитель клубнички и лесбо-шоу, с которым мы в этот раз не столько трахались, сколько пили.
— Алле? — сонно спросила Лиза, не открывая глаз. — Я сплю, ты время видела?
В следующие полминуты она явно проснулась, а еще через полминуты села в кровати.
— Ко мне? Да не вопрос. Да нету у меня, откуда… Хорошо, да, конечно, купим, я с Катькой, да, да, мы сейчас подъедем… Да ты не расстраивайся, ага, перевезем…
— Каать, — повернулась она ко мне, нажав на отбой, — вставай, надо к Ольке срочно съездить. Не забудь напомнить по дороге — купить больших и прочных пакетов.
— Она что, кого-то ночью убила, и надо помочь вывезти труп? — мрачно съязвила я, окончательно просыпаясь.
— Да нет, — задумчиво ответила Лиза, — она ко мне с вещами переезжает. Ее там из квартиры выгоняют, или что… Я так и не поняла. Но сказала, что очень срочно. Ладно, на месте уточним. Вставай, соня. Кофе сделать?
Лиза, шатаясь, уже плелась на кухню.
По квартире плыло дивное послевчерашнее амбре.
Через десять минут мы вызвали такси, а уже через час, еще немного пьяные после вчерашнего, с запасом больших пакетов, стояли на пороге уютной Олиной квартиры. Впрочем, в этот раз в квартире был непривычный бардак: Оля собирала вещи.
Увидев нас, она как-то истерично захихикала.
— Хозяйка чудит? — уточнила Лиза, оглядывая жуткий беспорядок.
— Хуже, — несвойственным ей голосом ответила Оля, — у меня тут такой цирк вчера был…
И, нервно закурив, добавила:
— Сука, лучше б я его вообще не брала… Еще ж подумала, когда домой зашли, что, блин, вообще малолетка на вид…
— Кто малолетка-то? — переспросила я.
— Да придурок этот, — Олька затянулась и выпустила дым, — девчонки, помогите вещи собрать. Прямо как есть складывайте в пакеты, надо отсюда рвать как можно скорее.
И, пока мы помогали ей собираться, Олька, страшно матерясь, рассказала нам, из-за чего вышел весь этот сыр-бор.
* * *Было что-то около шести, Олька сидела дома и, в общем-то, никого не ждала. Клиентов последнее время было маловато, и предыдущий раз она отработала аж четыре дня назад.
Она уже собиралась было принять долгую пенную ванну и ложиться рано спать, как зазвонил телефон.
Довольно низкий, но молодой голос поинтересовался ценами на услуги, спросил, что входит, долго торговался, сначала сбил с двушки до полутора, а потом еще и так, чтоб за эти полторы тысячи, кроме классики, входил анал.
В другой раз Оля бы его не взяла. В другой раз она и торговаться-то с ним не стала бы, а просто послала бы ко всем чертям. Она, как и все мы, не любит халявщиков, но пятый день без единого клиента смягчил ее категоричность.
И Олька решила его взять. В конце концов, полторы тысячи тоже на дороге не валяются.
Через час накрашенная Ольга встречала его возле дома. Клиентом оказался достаточно высокий молодой парень, с остатками подростковой еще прыщавости, и в сумерках Олька на глаз определила: ему примерно девятнадцать-двадцать. Парень был зажат, смущен и сильно молчалив, спросил, когда ему отдавать деньги: здесь или уже в квартире; сразу или после…
Оля с ходу поняла: он у наших — в первый раз.
«Тем проще», — решила она для себя и повела его наверх. Дома она отправила его в душ, откуда он вышел уже возбужденный; практически без всяких ласк надела на него презерватив (а что там ласкать, за такую-то цену) и прилегла. Мальчишка жадно набросился и кончил буквально сразу.
Все случилось настолько быстро и он выглядел таким обиженным на себя, что Оля, после десяти минут ненапряжного трепа ни о чем, разрешила ему второй и сзади. Второй раз получился тоже недолгим, но был уже хотя бы пятиминутным. Олька привычно скучала под клиентом, а когда он закончил — быстренько выпроводила его из квартиры.
Уходил он, впрочем, со светящимся лицом.
А Олька решила не ложиться рано спать, а сходить в душ и съездить к давнишней приятельнице.
На том бы и закончился вечер, если бы не одно маленькое обстоятельство.
Вообще — доподлинно неизвестно, что произошло. То ли он, придя домой, сам похвастался маман, что наконец-то стал мужчиной, а потому орать на него она права не имеет, то ли сама властная мамаша, глядя на слишком уж довольное лицо прыщавого отпрыска, выпытала у него, где именно он был в последний час и почему не явился вовремя к ужину, — в общем, неясно, как это все так случилось. Да и неважно.
Важно то, что примерно часа через полтора после того, как он ушел, в Олину дверь позвонили. Оля как раз собиралась уходить и едва успела надеть туфли и влезть в рукав пальто.
Глазок подсказал: за дверью стояла крупная женщина непонятных лет.
— Кто там? — спросила удивленная Оля на всякий случай.
— Откройте, домоуправление, — как-то слишком уж звеняще ответили из-за двери.
И Оля открыла.
Дальше было странное. Дама по-хозяйски вплыла в квартиру, и лишь когда она уже стояла посреди коридора, Оля, наконец, заметила за ее могучей спиной сгорбившуюся тень недавнего клиента.
— Она? — властно спросила дама, повернувшись к юнцу и указывая толстым пальцем на Олю.
Юнец еще больше сжался, сглотнул и несмело подтвердил кивком головы.
Да, он сдал все явки и пароли.
Оля не успела ничего понять. Откуда-то слева к ее щеке прилетела мощная подача, а в следующую секунду чья-то рука схватила Олю за волосы и начала трепать.
— Ааахх тыжж, ссука! — визжала хозяйка цепкой руки.
Следующие слова, которые Оле удалось разобрать, были: «блядь», «скотина» и почему-то «невинного мальчика».
— Аааа! — от боли и неожиданности зычно заорала ничего не понимающая Оля. — Аааа! Отпустите! Что вы делаете?!
— Что я делаю?! — истерически вопила дама Оле прямо в лицо. — Да ты, скотина, моего мальчика…
Дальше было много и слишком нецензурно.
Мальчик, виновник событий, панически жался где-то возле дверей.
Кстати, двери в квартиру остались открытыми. Их так никто и не закрыл. Вопли разъяренной дамы вылетели в парадное, потекли вниз и вверх по лестнице, и на свои площадки начали выходить любопытные соседи, массово скучавшие в квартирах перед телевизорами.
Через минуту самые отчаянные начали удивленно заглядывать в открытую дверь Олиной квартиры.
Вид, открывавшийся прямо в коридоре, был великолепен. Обувь была разбросана, на ламинате валялись расчески, ключи и помады, с вешалки попадали вещи, пакет с мусором, предусмотрительно вынесенный Олей к дверям, чтоб не забыть захватить перед уходом, был растоптан, разорван, а его содержимое — размазано по всему полу.
— Что случилось? — робко поинтересовалась одна из бесстрашных старушек, сунув нос аккурат в эпицентр событий.
— Случилось? — взревела дама, на секунду отпустив Олю. — Случилось! Случилось! Она! (Дама показала негодующим пальцем на Олю.) Она! Невинного ребенка! Совратииила!
Где-то послышался придушенный смешок.
Лица слушателей стали предельно любопытными. Мадам, почувствовав, что нашла аудиторию, отпустила Олю и начала вещать на публику. Публика была безмерно благодарна. Сходить за попкорном все прибывающей публике мешала только боязнь пропустить интересное.
— Да вы знаете, кто она? — визжала дама, показывая на красную растрепанную Олю, и, вложив максимум негодующей драмы в голос, продолжила:
— Пррроститутка!
Раскатистое «ррр» Оля запомнила особенно четко.
Все внимательно посмотрели на Олю. В задних рядах зашушукались.
Не то чтобы никто из соседей не догадывался об Олином образе жизни. Трудно притворяться паинькой, когда к тебе каждый день ходит новый мужчина. Но одно дело — догадываться, а другое — знать наверняка.
Фиаско было полным.
Деморализованная Оля попыталась пискнуть, но ее срывающийся голос сразу потонул в раскатистом контральто разъяренной бабищи.
— Она, — дама зачем-то пустила истеричную слезу, — она моего мальчика затащила, изнасиловала, а мальчику всего пятнааадцать. Моего мальчика! За деньги! Совратила!
Смешок на заднем плане стал коллективным. Следом за смешком чей-то неуверенный голос решил уточнить:
— Так подождите! Как это — за деньги совратила? Она ему денег, что ли, дала? И что, он взял?