И ведь что обидно: кругом сплошные условия — «встречусь с Вадимом», «отыграю корпоратив». Никогда в жизни больше не буду зависеть в бизнесе от телок. Потом не спрыгнешь. Если бы не эти два события, решил бы проблемы еще вчера, схлестнув обеих друг с другом. Ладно. Осталось два дня, а там…
А там я начну красивый роман с Катей. Никаких тебе понтов, придумок, запутанных схем и вранья. Хотя нет, я же ей успел наврать про совладельца «Одиозного». Все не слава богу… С другой стороны, это ерунда — я же правда там работаю. Пойди докажи, что я не совладелец — может, у меня папа основной инвестор журнала. Ладно, разберемся. Главное — есть план: быть самим собой! Первый раз в жизни! Стать то есть. Элегантные ухаживания, цветы, никакого спонтанного секса в клубных туалетах, медленное развитие событий… Стоп! А как же сегодняшний день рождения Лехи? Ну ладно… допустим, я к ней там приставать не буду. Подожду до вторника, когда расстанусь с этими пираньями. В общем, красивый роман в плане. План Миркина — победа России! И купидоны на рекламных щитах по всему Садовому кольцу…
Я набираю Катькин номер, предлагаю заехать за ней, она отнекивается, почему-то говорит, что ей неудобно, я пытаюсь выяснить причину, в итоге договариваемся встретиться на Остоженке в половине девятого.
Я отключаюсь и немедленно впадаю в паранойю. Катя мне не доверяет?! Мало того что берет с собой подругу, так еще и не хочет, чтобы я за ней заезжал. Не хочет, чтобы я знал ее адрес? Боится? Как-то сложно все…
Возвратившись в зал, смотрю на Лену. Она уставилась в окно с абсолютно застывшим, лишенным каких бы то ни было эмоций лицом, словно и не было десять минут назад никакого конфликта. Грусть, раздражение, переживание, обида — ничего из вышеуказанного не отпечатывается на ее лице. Оно абсолютно ровное. Я делаю шаг вперед, Ленка оборачивается, и мы встречаемся взглядом. Ее глаза выражают испуг. Я смотрю в них, ощущая себя так, словно поймал ее на месте преступления: например, читающей эсэмэску в моем телефоне или роющейся в карманах моего пиджака, или выходящей из автомобиля с моим приятелем за рулем… Бред какой-то! Чего ей бояться-то? Может, ей кто позвонил? Может, она тоже кого-то встретила (хе-хе!), как я вчера в «Шанти»? Я быстро оглядываю зал, но не нахожу ничего, что можно истолковать как нежелательную встречу. Вокруг нас сидят преимущественно пары. Девушки увлечены своими мужчинами, мужчины — девушками, лица всех присутствующих светятся любовью и радостью. Хотя не исключено, что каждая девушка могла сидеть вчера за этим же столом с мужчиной, сидящим сегодня с ее подпругой. То же касается и мужиков. В общем, потенциально все падлы.
Подойдя ближе, снова смотрю на Ленку и отмечаю, что испуг прошел. Она смотрит на меня как обычно, теплым, слегка печальным взглядом. Даже можно сказать, опаявшим. Вроде как инцидент исчерпан, все признали свою неправоту, простили друг друга, поженились, потом жили счастливо и умерли в один день. Я сажусь за стол, Ленка немедленно берет меня за руку, и не давая мне и рта раскрыть, говорит одними губами:
— Прости…
И тут я понимаю, что заставило ее испугаться. Просто я застал ее врасплох! Никого она тут не встретила, и никто ей не звонил. Просто… просто она расслабилась… забыла, что после такой сцены ей следует как минимум нервно комкать салфетку, а как максимум — разрыдаться. Я действительно зашел не вовремя. Она не успела надеть нужное выражение на лицо…
Нет-нет, я придумываю. Она устала от моих бесконечных эскапад, вымоталась, запуталась и не знает, что дальше с нами будет. Я даже готов поверить, что она напугана тем, что сейчас, когда наш роман подошел к кульминации, я могу соскочить. Плюнув ей в сердце, забыв про сделанное (увы, не мной, от чего еще страшней) предложение. «Уйти, не простившись», «закрыть дверь в будущее», или как еще такие сцены именуются в женских журналах? Я готов поверить, что ее лицо мне просто показалось ничего не выражающим, что мне померещился ее испуг. Я готов признать, что в последнее время много курю и пью, поэтому начинаю страдать визуальными галлюцинациями и наш конфликт мне просто приснился, пока я был в туалете. Я только не готов поверить в то, что ей, как и мне, абсолютно все равно… Любовь, секс, страсть, чувства, измена, свадьба — абсолютно все. Просто декорации.
— Нет, это ты меня прости, — автоматически отвечаю я. — Что-то я совсем заработался в последнее время. Нужно что-то менять… нужно что-то менять…
— Ты устал, — проникновенно говорит Лена. — Иногда я ненавижу себя… я… я боюсь тебя потерять…
Мне стоило бы посмотреть ей в лицо, но я все еще под впечатлением случайно увиденного. Всеми силами я стараюсь прогнать мысль о том, что Ленка играет, как и я, но ничего не получается. Мне нужны доказательства, что все это просто показалось. Чтобы заставить себя посмотреть ей в лицо, использую последний козырь:
— А где будем играть свадьбу? Может, поедем в Питер?
В голове стучит: «не пались, придурок, используй почаще английский!» Я поднимаю глаза и вижу, что Ленкин носик покрывается смешными морщинками, и она начинает всхлипывать. По инерции я перевожу взгляд на бутылку, отмечая, что ее содержимое заметно убавилось.
— Honey, what's wrong? — Я наклоняюсь к ней, начинаю утирать слезы салфеткой и даю пару косяков по сторонам.
Фак, ненавижу сидеть в публичном месте с плачущей телкой! С другой стороны — это ли не доказательство ее искренности?
— Я такая дура? — всхлипывает Ленка. — Прости, я перенервничала, я совсем не хотела говорить о сексе, об этой чертовой работе… понимаешь… понимаешь, я просто не знала, как начать. Мне не хотелось сразу это обсуждать… просто…
Она допивает вино, а я ставлю бутылку поближе к себе.
— Я думала сказать тебе потом, когда мы домой поедем. Ты знаешь… я… у меня…
— Лена, что случилось?
— Понимаешь… у меня задержка.
Почему-то хочется спросить «Мать знает?», но вместо этого озвучиваю идиотское:
— В смысле?
Я смотрю на Ленку и не знаю, то ли мне расстраиваться, то ли смеяться. С одной стороны — по шкале Миркина страх внеплановой беременности занимает второе место после венерических болезней. С другой — неизвестно что хуже: врущая телка или телка беременная?
— Задержка… где-то неделю… кажется, неделю… Уф-ф-ф… это многое объясняет.
— А ты уверена? То есть… ну… что ты…
— Залетела? Нет, конечно. У меня так бывало пару раз — цикл неустойчивый. Потом я антибиотики пила в начале месяца, когда простыла. — Ленка перестает всхлипывать.
— А ты не делала…?
«Прекрати мямлить и вести себя как полный придурок», — говорю я себе, но не очень-то помогает.
— Тест? Завтра собираюсь сделать. Посмотрим. Кажется, она успокоилась, а вот меня, наоборот, стало колбасить. Нет, я реально идиот. Человек-Мудак. Знаете, есть Человек-Паук, а я — Человек-Мудак! Минуту назад готов был прыгать от радости оттого, что меня не обманывают (тоже мне, романтик), а теперь готов забраться под стол от неминуемо надвигающейся проблемы.
— А ты кого больше хочешь — мальчика или девочку? — неожиданно спрашивает Лена.
Больше всего я хочу Катю. А детей не хочу, я ж не педофил.
— Вообще-то не думал об этом, — честно признаюсь я. — Наверно, мальчика.
— Да? Обычно дочь больше привязана к отцу, чем сын. — Лена мечтательно поднимает глаза к потолку и продолжает: — Вообще считается, что мужчины больше любят дочерей…
Что считается? Кем считается? Вообще какого черта разводить эти пустые базары? Лучше всего это описывается твоим любимым словом-гирей «оверэстимейтед проблем». Ты сначала уточни, беременна или нет, потом выясни, хочу я ребенка или не хочу, а потом уже мычи: «мальчика или девочку», «а какого знака Зодиака?» и прочую пургу. Я неспешно наливаю себе вина и говорю:
— Вообще-то, дочка — это cool…
— Дочка — это потрясающе, — оживляется Ленка. — Знаешь, когда я была маленькая, мы с отцом…
Дальше начинается мутный рассказ про какие-то поездки с отцом в парк, про аттракционы, про то, как они целую неделю провели на море, ожидая приезда матери, и как отец позволял ей любые шалости, и еще про смешных бабушек, торговавших на пляже вареной кукурузой, и про леденцы на палочке, и про мидии, жаренные на противне, и про все такое, отчего у меня мозги начинают запекаться, как эти самые мидии на противне. Противень. Какое идиотское слово! Меня клонит в сон то ли от вина, то ли от Ленкиного рассказа, а скорее, из-за того, насколько я перенервничал за последний час. Я начинаю медленно впадать в анабиоз, как вчера с Риткой. Признайся мне сейчас Ленка, что на самом деле она говорит не про отца, а про отчима и в первый раз подарила свои неумелые ласки не сокурснику, а ему, меня 6 и это не особенно взволновало. «Что-то такое я и подозревал», — ответил бы я. Реально, так бы и ответил.
А что если она действительно беременна? Бр-р-р… лучше об этом не думать. Нет, а если так оно и получится? Предложить аборт? Ага, конечно, она тут же исполнит тургеневскую барышню с обмороком. Откажется, непременно откажется. Она замуж хочет, или ты забыл, даун? Что потом? Бежать? Сменить телефонный номер, свалить в Питер? Ну, она девочка продвинутая. Подключит родителей, знакомых… потом звонок в дверь, «менты поганые, понятые… из-под кровати «узи» и "калаш"…» Так, все. Хорош. Я допиваю вино…
— Вообще, маленькие дети очень смешные, — ловлю я окончание Ленкиного пассажа.
— Дети — это хорошо, — не своим голосом говорю я.
Поздравляю тебя, мистер Миркин! Наконец-то ты докатился до быдло-присказок. Скажи еще: «дети — это прикольно», или: «я детей уважаю», а еще лучше: «для нормального мужика дети — главное». Все, складываем «Paul Smith» в шкаф, приобретаем спортивный костюм и пуховик для прогулок с коляской. Приплыли, собственно.
— Знаешь, мне кажется, что у нас с тобой получатся потрясающие дети, — вкрадчиво продолжает Ленка. — Потому что дети, зачатые в любви, очень красивые.
И этой народной мудростью она вбивает последний гвоздь в мою бедную голову. Бежать утопиться в Патриаршем пруду? Или просто бежать?
— Я провожу тебя и поеду к отцу. Сообщу ему, чтобы готовился стать дедом. — Мне кажется это неплохим предлогом для окончания нашего томного и, блин, пленительного вечера.
— Ты сегодня у меня останешься? — Лена поднимает на меня пьяные глаза.
А с Катей за меня кто будет встречаться? Тупак Шакур?
— Я думала, в такой вечер мы…
И это вместо падения на грудь и поцелуев в качестве награды за смиренную готовность стать мужем и отцом ребенка? Я потираю переносицу:
— Honey, не знаю, как тут, в России, а на Западе принято такими новостями немедленно радовать родителей. Старик будет счастлив. В конце концов, пора бы нам уже и родителей познакомить! Don't you think so?
— Ты читаешь мои мысли! — Ленка смеется. — Вот, наконец, и расскажешь моей маме, когда ее дочь произведет на свет внука или внучку. Она мне весь мозг проела: «Лена, тебе уже столько-то, Лена, в твоем возрасте…» Она с удовольствием будет растить ребенка. Я после родов собираюсь сразу вернуться на работу. Кстати, хорошо, что у нас «белая» зарплата — декретные получу полностью. Моя подруга…
И опять пошло-поехало. Подруга получала «верную» зарплату, ей выплатили какие-то слезы, хорошо, что у нее муж — серьезный адвокат с хорошим заработком. Да-да, бедная молодая мама сидела в особняке в Подмосковье и оплакивала свою нищенскую долю. Еще бы посетовала на то, что государство ей, молодой матери, жене серьезного адвоката, совсем не хочет помочь!
Потом понеслись темы дороговизны детской одежды, проблем с нянями, болезней и дач — за каких-то двадцать минут вся супружеская жизнь промелькнула перед моими глазами, и я резко ощутил себя дедушкой, сидящим здесь с Леной, своей женой (когда-то очень красивой, а теперь изрядно располневшей: все-таки двадцать лет вместе — срок, как ни крути). Нет, конечно, я не молчу: выпито больше половины бутылки, и это помогает мне беседовать практически на любые темы, от парникового эффекта до внематочной беременности. Я делюсь какими-то историями из жизни коллег (пришлось вспомнить разговоры в курилке), пересказываю случайно прочитанные журнальные заметки о воспитании детей. Я высказываю мнение, что теннис лучше танцев, а иностранный язык нужно изучать с пяти лет. Я соглашаюсь с тем, что няня непременно должна быть из бывших учительниц начальных классов, а бывшие воспитательницы детских садов не катят (хотя разница неочевидна). Я вместе с Леной возмущаюсь родителями, одевающими своих детей в бутиковые шмотки: «и это с трех лет!», хотя чуть было не ляпаю: «круто!». В конце концов, мне захотелось закончить наш диалог чем-то вроде: «Теперь, когда мы обсудили все темы, актуальные для приличной московской семьи, и выяснили, что мы хорошие родители, любящие супруги и просто офигенные люди, не лучше ли нам расстаться не начиная? Наша будущая жизнь настолько очевидна и расписана, что не стоит ее и проживать. Давай попробуем прожить ее как-нибудь по-другому, зайка? И, желательно, каждый по-своему».
Но, как ни странно, чудесную беседу заканчивает Ленка:
— Слушай, я что-то уже нетрезва. Давай попросим счет!
«С удовольствием!»- хочется заорать мне, но я просто подзываю официанта.
Перед тем как покинуть ресторан Лена заходит в туалет. Я провожу в ее ожидании пять, семь или даже десять минут, пялюсь в окно и уже подумываю о том, не пойти ли ей помочь, как вдруг мимо витринного окна проходит компания вчерашних питерских во главе с Ритой, шагающей походкой гида-экскурсовода, по ошибке нажравшегося бутиратов.
Я оборачиваюсь к двери туалета, но, по счастью, Лена еще не вышла. Долго не раздумывая, я сигаю в соседнюю дверь (какое счастье, что в «Павильоне» туалеты у входа!). Приоткрыв дверь, я подсматриваю в щелочку за происходящим. Пусто. Может, мимо прошли? Или стоят и курят на пороге, как пэтэушники? Из соседней двери выходит Ленка. Она тормозит перед входом, оглядывается, возвращается в зал, смотрит по сторонам, наконец разворачивается, идет обратно, проводит минуту перед зеркалом и направляется к выходу. В дверях она сталкивается с Ритой и питерскими. Я холодею, дергаю дверь туалета на себя и закрываю глаза. Чего ты боишься, придурок, они незнакомы! Интересно, какого черта Ритку потащило в «Павильон? Шли бы в клуб, что ли!
А, сегодня же воскресенье. Ну, тогда в «Кофеманию», «Шоколадницу», или я не знаю куда. Какого черта из семи сотен московских ресторанов нужно выбрать тот самый, в котором сегодня я? Черт, не нравятся мне такие совпадения. На ум приходит очередная народная мудрость: «сколько веревочке ни виться…», но я оставляю ее колхозникам.
Выглянув в свою смотровую бойницу, я уже не вижу ни Риты, ни Лены. Первая в ресторане, вторая на улице.
Или наоборот, гы-гы-гы-гы. Делаю глубокий вдох, открываю дверь и, проскочив небольшой холл, выскакиваю на улицу. Ленка стоит на ступенях и вертит в руках мобильный:
— Ой, а я тебе эсэмэску хотела набрать или позвонить…
— А я зашел в туалет, потом вышел, а тебя уже нет, — говорю я, увлекая ее в сторону переулков. — Пробежался по ресторану, потом подумал, что ты на улице. Пойдем прогуляемся? Сегодня замечательный вечер. Особенный…
— Ты сегодня такой романтик! — Ленка прижимается ко мне. — Просто чудо!
— Это ты чудо, — отвечаю я, целуя ее в щеку. Переулками мы выходим на Садовое кольцо. Там ловим бомбилу, плюхаемся на заднее сиденье, Ленка кладет мне голову на плечо и засыпает. Мы проезжаем туннель под Садовым, затем минуем поворот на Петровку и поворачиваем на Цветной бульвар. Дорогой я думаю о том, что можно было бы послать Вадима с его «джинсой» к черту и расстаться с Ленкой прямо сегодня. Довезти до дома — и адьос. А может, она не залетела? Чего тогда горячку пороть? В общем, как-то сложно все…
На стене какого-то дома снова попадается эта дурацкая надпись «ЗАЧЕМ»?
— Действительно, — вслух говорю я.
— Что? — переспрашивает проснувшаяся Ленка.
— Что ты говоришь? — идиотничаю я.
— Мне показалось, ты что-то спросил.
— Нет, тебе просто показалось.
— Да? Ну ладно. — Она окончательно просыпается и прислоняется лбом к стеклу. — Какой сегодня потрясающий вечер!
— Да, зайка, — киваю я и снова обнимаю ее, глядя на уличные часы.
Без десяти восемь. До встречи с Катей осталось чуть больше часа.