Я надеюсь, что в один прекрасный момент все эти люди обожрутся до смерти бигмаками или у них пойдет горлом кровь, превратившаяся в колу, и они погибнут в страшных мучениях. Хотя приезжих телочек можно и оставить, определив их на работу в публичные дома в резервациях. Я надеюсь, что так оно все и задумано, во всяком случае, мне очень хотелось бы в это верить.
Так вот, всю эту гадость я стараюсь не пить, предпочитая свежевыжатые соки или минеральную воду, но почему-то частенько нахожу ее у себя в холодильнике. Как она туда попадает — не имею представления. Уж я-то, во всяком случае, точно ее туда не ставлю и подозреваю, что это пойло приносят с собой телки или мои многочисленные друзья (те еще ублюдки, вообще-то) в качестве запивки. По уму, если мои друзья все это пьют, они мало чем отличаются от вышеперечисленных унтерменшей и так же, как те, рискуют сдохнуть в одночасье. Но что делать? Стремительное превращение мира в жопло не избавляет от потребности дружить, правда? Вот и я так думаю. В конечном счете, не все ли равно, от чего сдохнут мои друзья? От передоза, цирроза печени, автокатастрофы или драки в ресторане? На то они и друзья, чтобы не думать о них ничего плохого.
Вот с такими, прямо скажем, херовыми мыслями, я пью колу из горла. В голове торчит занозой какое-то воспоминание о вчерашнем дне. Что-то важное произошло. Или я что-то забыл, или… Катя? Не хочу… ненавижу, Ну зачем мне сейчас все это вспоминать, а? Голова начала болеть еще круче.
Господи! Что ж такое случилось с нами за это время? Мы так многообещающе начали, я было почти поверил в то, что «лучшее, конечно, впереди». И вот оно, то самое «впереди». Будущее, которого я так ждал и которое, казалось, изменит нас обоих. Реально, мы очень изменились за эти несколько дней. Я распахивал душу, распушал перья, подставлял лицо свежему ветру в ее лице, а ветер этот оказался обжигающим дуновением пустыни. Насколько я за это время старался измениться, стать лучше, и все такое, настолько же она стремилась стать хуже. В конце концов она стала такой, какой хотела стать. Манекеном. Куклой. Электрической Барбареллой. Пластиковые глаза, пластиковые губы, пластиковая душа, пластиковые желания. Да-да, как оказалось, манекены способны будить желания и влюблять в себя, порой гораздо крепче, чем живые. Пластиковые люди дарят друг другу пластиковые эмоции, только вот почему-то после всех этих пластиковых историй льются натуральные слезы…
Депрессия медленно душила меня в своих объятиях. Пойти, что ли, утопиться в Москве-реке? Да боюсь, никто не заметит потери бойца. Скажут, вышел за сигаретами. Ага. Две недели тому назад. Долго не возвращается? Втянулся, наверное. Вредные привычки быстро засасывают. А потом ведь еще будут говорить, что кто-то видел меня в Питере, в компании то ли спившихся богемных художников, то ли педерастов. Или в Лондоне, в Гайд-парке, прислонившимся к дереву во время выступления какого-то безумного оратора-индуса, вещавшего про сто тридцать второе пришествие Шивы в образе Бэтмена. Знаю я этих придурков, своих дружков! Они обязательно что-то придумают в оправдание исчезновения одного из них. Конечно, каждый сам прекрасно понимает, что в один прекрасный момент может запросто исчезнуть. Разбившись на машине, загнувшись от передоза или пьянки. И каждое животное надеется при этом оставить по себе память. Хороши мы все, правда?
Есть другой вариант: назавтра они могут просто не вспомнить, что я вообще существовал. Реально, ну мало ли людей приходило и уходило? Приносило и уносило? Всех и не упомнишь. А был ли мальчик? А может, то была девочка? Постойте, а разве здесь кто-то был? Нет уж, увольте, топиться без свидетелей не пойду. Не хватало еще сдохнуть без аплодисментов! Мне и при жизни-то их было недостаточно, а уж лишить себя радости украсить собственную кончину фанфарами — точно не для меня…
Катя, Катя… если б ты только знала. Если бы могла представить, каково мне сейчас, когда хочется вытянуть собственные вены и сыграть на них «Rape me» Кобейна… В самом деле, ты просто изнасиловала меня, как насилуют собственных детей родители-алкоголики. А ведь я был в том же положении несмышленого чада! Я доверял тебе как ребенок! Да что там — я собственной маме так не доверял. Не веришь? Ведь я не признался ей, что мастурбировал в своей комнате на фото ее подруги в купальнике. А тебе, сука такая, рассказывал! Душу разрывал на маленькие кусочки и скармливал тебе маленькими порциями. Конечно, стоит ли об этом сейчас, когда ты наверняка с Ринатом. У него дома или в одной из пятизвездных гостиниц. У него-то, пожалуй, этих самых маленьких кусочков нету. У него вообще нет души (как и у тебя). Зато у него есть целые ворохи счастья. Транши! Нет! Потоки, блин! Водопады! Что там говорить — нефтяные реки любви (и маленькие озера спермы, как я думаю). У всех таких мужичонок маленькие концы, уж в чем в чем, а хотя бы в этом я уверен утром понедельника, в состоянии жестокого похмелья.
Проговорив про себя эту речь, я понял, что не вставляет. Знаете, как в школе учительница говорит тебе: «Миркин, а теперь прочитай наизусть фрагмент из «Онегина», характеризующий отношения Евгения к Татьяне!», а ты лепишь горбатого про «мой дядя самых честных правил…», потому что это единственное, что успел выучить. Абсдача! Катя, без базара, тварь, но дело не в ней. Что меня гложет? Все, провалы в памяти… Рановато что-то…
Утолив жажду, я размышляю о том, как удовлетворить потребность в эстетике. Наливаю еще колы, достаю из холодильника лимон, тонко режу, кидаю пару ломтиков в стакан, добавляю три кубика льда, замороженного из «Evian», и бреду в комнату. Включаю ноутбук, сажусь в кресло, и, пока комп загружает «винды», стараюсь отвлечься от неприятных мыслей, сосредоточившись на висящем на стене рекламном постере, заключенном в искусственно состаренную деревянную рамку бронзового цвета. Постер представляет собой рекламу альбома Мадонны «Like а Prayer» 1986 года с автографом певицы. Купил год назад на интернет-аукционе Е-bay, и теперь на него релаксирую. Да что там — думая, что он стоил пятьсот долларов, ловлю такого дзена, что мама, не горюй. Я начинаю думать о всяких приятных вещах. Например, о том, что не каждый может похвастать попаданием в «ТОР-100 самых красивых людей столицы» под номером 69. И это в мои-то двадцать семь! Еще думаю, что прикольно было бы купить, наконец, мотоцикл. Ярко-красный «Dragstar», и рассекать на нем с какой-нибудь девкой в четыре утра по МКАДу. От ночной Московской кольцевой мои мысли плавно уносятся в Европу, на теплый autoroute в районе Cфte d'Azur. Когда доезжаю до Ниццы и мое левое ухо уже слышит шепот теплых средиземноморских волн, глаза готовятся узреть Promenade des Anglais, правое ухо оказывается разорванным скретчем из «Satisfaction» Бенасси в обработке DJ Шушукина. Я успеваю подумать, что пора бы уже сменить мелодию, и еще о том, какая гадина звонит так рано.
Я подношу к уху мобильный и говорю нарочито сонным голосом:
— Алле!
— Привет!
Это Вера, секретарь Всеславского. Какого черта так рано? Ах да, сегодня понедельник, сдача редакционного плана на неделю…
— Еще дрыхнешь, звезда?
— Нет, Вер, я так же, как и ты, переквалифицировался в доярки. Встаю ни свет ни заря, понимаешь? Встаю и жду, когда же мне позвонит моя ненаглядная Вера!
— Андрюша, радость моя, часы давно прокуковали половину первого. Или твоя кукушка тоже на отходняках?
— Моя кукушка всем кукушкам кукушка. Клюет лучше иного петуха. — Я сам смеюсь своей сальности.
— М-м-м… Петуха? Ты сказал — петуха?
Подумав, что аналогия с петухом не слишком, скажем так, уместна, перехватываю инициативу и наезжаю на нее:
— Вер, скажи, а вот почему всем интересно, отчего я поздно — по вашему мнению — просыпаюсь? Почему никто не интересуется, во сколько я ложусь, до которого часа работаю? Почему никто не спросит, тяжело ли работать ночами, пока все остальные, обсмотревшись до опупения телесериалов, спят сном водителя-дальнобойщика? Я что, виноват, что вы готовы вскакивать в семь утра, чтобы хотя бы попытаться уладить ваши никчемные делишки, тогда как Андрей Миркин за ночь успел решить дел на неделю вперед, устроить пару интервью, четыре фотосессии и запустить несколько проектов? Не хотите слушать про чужую работоспособность? Думаете, так уж сладок мой хлеб? Или… или вы просто хотите вывести меня из себя, а?
— Все? — спокойно говорит Вера.
— Нет, не все. Хотя нет, все. Объяснять тебе что-то — все равно что кидать камни в пустой колодец. Эхо продолжительное, а толку никакого. Воды не будет.
— Именно. Так вот, с твоего позволения, я сообщу тебе редакционный план. Некоторые встречи я уже назначила, спасибо можешь не говорить.
Так… Все-таки началось. Интересно, она думает, что подписанные по телефону фотографии — повод относиться ко мне как к собственности? Или, типа, она уже возомнила себя моей девушкой и просто помогает, ведь я такой несобранный?
— Вера, какие встречи?
— Разные. В половине второго, то есть через час, ты должен прислать адреса двух бутиков, презентации которых должна снимать сегодня Марина. Она сказала мне, что вы договаривались.
— У меня давно все готово, — выпаливаю я.
— Андрей… — устало отзывается Верка.
— Ну… то есть нужно еще внести кое-какие коррективы, но в целом все готово.
— Коррективы во что? В два адреса? Или ты хочешь проверить в «ворде» написание слова «бутик»?
— Ладно, давай дальше!
— Дальше — больше. В четыре у тебя интервью для журнала «Хулиган».
— У меня в четыре солярий.
— А кто хотел добавить к своему имиджу налет маргинальности? Они сегодня звонили, спрашивали, как тебя найти. Ты же с ними две недели назад пытался договориться о «маргинальном интервью». Или я что-то путаю?
— Пошли они в жопу! Теперь, когда моя фотография красуется в ТOР-100…
— Еще не красуется.
— Неважно. Теперь каждый журнал для неудачников будет просить у меня интервью. Советую тебе сменить номер мобильника, а то оборвут. И еще, мне кажется, они уже dйmodй.
— Издеваешься?
— Окей, окей. Приеду. Ну, очень постараюсь. Не парься. Что там дальше?
— Денисов хотел встретиться.
— У него пахнет изо рта.
— Фотосессия у Аватара для DJmag в половине шестого.
— У него… у него немодные очки.
— Презентация «Дикой орхидеи» в «Крокусе».
— У меня встреча с девушкой. И… и маникюр!
— С кем?
— М-м-м… ну, не знаю… придумай с кем. С тобой, — говорю я, глупо хихикая.
— Показ Симачева в десять в «Газгольдере».
— Я должен съездить к родителям?
— Как насчет открытия выставки винтажных фотографий в «Галерее» в это же время?
— Я вынужден воспользоваться пятой поправкой. В конце концов, у меня есть гражданские права! В том числе право на личную жизнь!
— Послушай, это уже переходит все границы… — Вер, — начинаю я говорить плаксивым голосом, — я не могу работать в таком темпе. Я же не робот! Это противоречит законам Европейского сообщества о гражданских правах! Это противоречит Трудовому кодексу с его восьмичасовым рабочим днем! Эй ты, бесчувственная карьеристка, думающая только о новых заработках, я постепенно превращаюсь в киборга, ты слышишь?
— Ты постепенно превращаешься в лентяя.
— Но-но-но! — шутливо грожу я. — Не очень-то зазнавайся! Вспомни, что это я пробил скидку в «Спорт-мастере», когда ты покупала себе двадцать пятый сноуборд, зайка!
— Ты, скотина, это еще долго будешь мне вспоминать? И не называй меня зайкой. Ты знаешь, я это ненавижу.
— Окей. Ты не оставляешь мне выбора. Что делать, если я обречен быть мистером-метеором! Ведь лучше меня это никто не сделает, не так ли?
— Удивительно, каким волшебным образом действует на тебя перспектива потери бабок…
— Дураку ясно. Постараюсь быть везде. I'm all over, baby. Давай дальше. Что там у нас со звонками?
— Подожди про звонки. У нас есть некоторые проблемы.
— У нас с тобой уже есть проблемы? — (Как это могло случиться, мы даже не спали вместе!)
— Да. Фотосессию мы подписали, прямо сказать, отвратительно.
— В каком смысле? Где мы ошиблись?
— Где? Да практически везде. С чего бы начать? — Вера закашлялась. — К примеру, коротко стриженный мальчик, которого ты назвал украинским дизайнером Шляхтичем, оказался совсем даже девочкой.
— Как понять?
— Так. При ближайшем рассмотрении это оказалась жена Лимонова.
— Вот подставила! — не выдерживаю я. — То есть немудрено и ошибиться. Сама виновата, если под мальчика постриглась.
— Андрюша, ни в чем она не виновата. Это ты меня втянул в эту авантюру. Кроме того…
— Так, погоди. А что же делать-то? — Я пытаюсь быстро сообразить, успею ли подскочить в офис до конца верстки.
— Да ничего, — устало вздыхает Вера, — я уже все сделала. Обратилась перед сдачей к девчонкам из рекламного, они исправили.
— Вера, да ты гений!
— Ты удостоил меня комплимента? Повтори еще раз, а то подумаю, что мне приснилось.
— ГЕНИЙ! — кричу я. — Разрулила все сходу!
— Это еще не все. Есть настоящая проблема.
— Ну что опять не так? — капризно спрашиваю я.
— На диктофоне нет интервью с Бухаровым, три раза проверяли.
— Как нет? — злюсь я. — Какого черта нет? Я три раза батарейки проверял! Меня кто-то подставил! Я… я устрою дикий скандал! Кое-кому не поздоровится!
— Наверное. Только по факту его нет.
— Свинство! — Я чувствую, как под ложечкой неприятно закололо. Так покалывает, когда тебе напоминают о просроченном долге, несданном вовремя материале или грядущем увольнении. В общем, попахивает написанием резюме. — Так, разберемся. Что там со звонками?
Верка монотонно перечисляет, кто звонил и чего от меня хотел, я просматриваю почту на mail.ru. Пролистывая «спам», просматривая рассылки новостей зарубежных он-лайн магазинов, в том числе «E-luxury», «Е-bay» и «Ferrari World», я время от времени отвечаю на ее реплики.
— Интервью с Тиньковым возможно через неделю, я звонила в его пиар-отдел.
— Да что ты!
— Звонил Глеб, спрашивал, что с колонкой, питерцы приглашали на вечеринку в «Гинзе»…
— Ага…
— Кудрявцев интересовался деньгами…
— Его всегда одно интересует, скажи, я в Париже.
— Он тоже. Пока еще…
— Да? Тогда скажи, в Лондоне.
— «Путь. ру» интересовался ресторанной колонкой, Крючковы приглашали на свадьбу…
Пока она называет имена и фамилии, я натыкаюсь на письмо от рекорд-менеджера из «Polygram», своего хорошего знакомого Пашки Алферова. Заголовок письма — «По поводу твоего диска». Я нажимаю «Открыть», и в это время Вера истерично визжит: — Ты там вообще слушаешь?!
От неожиданности я неловко дергаю свободной рукой и опрокидываю стакан с колой на клавиатуру. Через три секунды монитор гаснет…
— Черт! — кричу я в трубку. — Сволочь!
— Чего?
— Черт! Сволочь! Сволочь! Скотина!!
— «Андрей, ты совсем сдурел?
— Это я не тебе! — ору я. — Все, конец! Всему конец, все пропало!
Я продолжаю орать, выключаю компьютер и неистово тру клавиатуру полотенцем.
— Что случилось, чего ты орешь как бешеный?
— У меня… у меня технические неполадки! Это… у меня аврал! У меня кризис! Я тебе перезвоню!
— Ты можешь объяснить, что случилось?
— У МЕНЯ СЛОМАЛСЯ КОМПЬЮТЕР!
— Что?
— ВСЕ! Пока, я тебе наберу! Нет, набери мне сама через час. Лучше через два.
— А как же…
— Все, пока!
Я отключаюсь, продолжая драить клавиатуру тряпкой. Потом переворачиваю ноутбук вверх дном и трясу, чтобы вылить колу. Аккуратно поставив на место комп, включаю его в сеть, но без толку: экран по-прежнему являет собой черную дыру. Я мечусь по квартире, нервно закуриваю и иду в ванную. Залезаю под душ, включаю воду, не выпуская изо рта зажженной сигареты. Сигарета немедленно намокает и падает в ванну. Реально, я чуть не плачу. Выдавив на себя ментоловый гель от «Nickel», я стою под душем минут двадцать. Я настолько обескуражен, что ни о чем не могу думать. Чтобы хоть как-то собраться, тщательно чищу зубы пастой «Lacalut», полощу рот водой и фыркаю как выдра. Интересно, кто-нибудь видел, как фыркают выдры? Я лично — нет. К слову.
Вылезая из ванны, беру фен и, едва вытершись, бегу обратно в комнату и сажусь в кресло. Тщательно вытерев руки бумажным полотенцем, сушу феном клавиатуру. За этим занятием провожу минут десять, пока от клавиатуры не начинает нести плавящейся пластмассой. Затем подношу палец к пусковой кнопке ноутбука: