Глава 20
– Спи-спи, малыш.Я погладила Бруно по голове, и он снова улегся. А я прошла в кухню.Огромная луна светила в раскрытое окно, и все вокруг было видно как днем.Мне не спалось.За очень короткое время мой мир разрушился до основания. Точнее, я сама его разрушила, потому что позволила, чтобы это случилось.Повыть на луну, что ли?И почему это все думают, что самое сложное на свете – найти своего принца? Глупости. Самое сложное – жить с ним. Долго и счастливо.Поначалу мне казалось, что конец света – это постоянно ощущать присутствие в своем доме другого человека, видеть его, слышать голос или натыкаться на его вещи.Позже я поняла, что конец света – это согласовывать каждый свой шаг, каждое намерение, обсуждать каждое действие, всякий раз выворачивая себя наизнанку. Быть постоянно на виду, в фокусе внимательных изучающих глаз.Оказалось, что это невероятно трудно – жить с кем-то вместе под одной крышей. Дышать с ним одним воздухом, делить стол и постель. А наитруднейшее – это то самое общение, о котором я так мечтала.Ирония судьбы! Оказалось, что я не в состоянии постоянно говорить о музыке, театре, литературе. А о чем еще говорить – не представляла. Ну не о себе же, в конце концов!Игорь все время был рядом и хотел моего внимания. Нет, конечно же, он ничего не требовал. Но все же мне казалось, что ему это нужно. И чем больше он хотел, тем сильнее я сопротивлялась.Я ведь прекрасно понимала, что стоит мне только расслабиться – и все, конец. Как только я пущу его в душу, он начнет в ней хозяйничать. Начнет перекраивать меня, подстраивать под себя. И в один прекрасный день все рухнет – я сломаюсь.А я не могла этого допустить. Потому что никто не хотел умирать.Послышались шаги. – Ты почему не спишь?Он прошел к окну и закурил. Его черный силуэт закрывал собой полнеба. И весь мир.– Не спится, – отозвалась я.Мы помолчали.Тишина, нарушаемая лишь треском цикад за окном, была практически осязаемой.– Что-то случилось? – спросил он.Я съежилась.Хорошо, что я сижу в углу, куда не проникает лунный свет.– Ничего не случилось.Снова пауза.Я приготовилась к самому худшему.– Что-то происходит? – его голос был таким мягким, таким участливым, что хотелось плакать. – Ты в последнее время сама не своя.Хорошо, что он не видит моего лица.Милый мой, ты знаешь меня слишком недолго, что понять, какая я на самом деле. Похоже, ты принял неправильное решение, дав мне шанс.А вот твое первое мнение обо мне было, наоборот, верным: я жуткая, махровая, законченная индивидуалистка. И никто мне не нужен.У Жванецкого есть шикарная фраза: «Погружена в себя настолько, что другой там уже не помещается». Это про меня. Моя вселенная вращается вокруг меня, и в ней нет места ни для кого другого.Я сломала свою жизнь и запросто могу искалечить твою.И если все же я не последняя дрянь, то немедленно прекращу этот садомазохизм.– Может, я слишком тороплю события? Или что-то не так делаю? – спросил Игорь.Мне показалось, что меня ударили под дых.А потом неведомая сила подняла меня с места и повлекла к темному силуэту в оконном проеме.Я обняла его крепко-крепко. Так кающиеся грешники отчаянно цепляются за распятие и молят о прощении.– Даже если я в чем-то виноват, вряд ли стоит меня душить, – рассмеялся он, и я ослабила объятия.Ужасно, но в кольце его теплых оберегающих рук я не чувствовала себя в безопасности.Моя щека прижималась к его плечу. Мне было слышно, как бьется его сердце.Я слишком сильно любила его. И поэтому была просто обязана отпустить его на волю.
Глава 21
– …Нет, вы представляете? Бедолага, начитавшись Дюма, совершенно искренне считал, что клюква только такой и бывает!Все дружно рассмеялись, и мой отец громче всех. Я, поддавшись общему настроению, тоже улыбнулась.Вот так всегда: где бы отец ни появлялся, он моментально становился центром всеобщего внимания. Его энергии невозможно было противиться, перед его обаянием нельзя было устоять.Впрочем, сегодня папа был необычно сдержан и старался не перетягивать одеяло на себя. В другое время он бы с удовольствием покрасовался перед моими друзьями и, в особенности, перед невероятно похорошевшей счастливой Антониной. Но сегодня за столом присутствовал тот, увидеть кого родители, честно говоря, уже отчаялись – мой мужчина.Да, это был воистину особенный день. Фактически, кульминация невероятных событий, начавшихся одним солнечным майским утром почти три месяца назад.С той самой субботы все пошло наперекосяк. Моя жизнь, долгие годы протекавшая по давным-давно установленным мною же правилам, внезапно покатилась под откос.И с каждым днем ощущение, что меня затягивает в какую-то страшную черную воронку, становилось все сильнее. И, как следствие, нарастало чувство протеста.Я уже раз десять собиралась с силами для решающего разговора. Но стоило мне посмотреть в эти зеленые глаза, как моя решимость улетучивалась.Я мучилась невероятно и, похоже, мучила его.Всё, всё в эти последние месяцы шло не так. Даже мой День рождения, из года в год проводившийся по одному и тому же сценарию, сегодня проходил не как всегда.Начать с того, что Игорь предложил собрать гостей дома – вместо того чтобы как обычно отправиться в один из лучших ресторанов города.Ужас! Но я малодушно согласилась – в который раз.Более того. Под его руководством я приготовила свой первый в жизни «оливье». Как ни странно, получилось вкусно, и какое-то время я даже гордилась собой.Но апофеозом торжества стала потрясающая курица, запеченная Игорем под хрустящей корочкой. Бруно слюной исходил, наблюдая, как она румянится в духовке.Гости с удовольствием ели, пили, смеялись, а я отстраненно наблюдала за происходящим.Главным за столом был, разумеется, мой отец. Я никак не могла решить, нравятся мне или нет его мушкетерская бородка и маленькие усики.Маме они определенно не понравились. «Ты похож на Мазарини», – сказала она ему неодобрительно при встрече, и папа довольно разулыбался. Он решил, что это комплимент.Они прекрасно смотрелись вместе: он – высокий, крупный, все еще спортивный, хоть и начинающий полнеть, и она – маленькая, худенькая, как подросток, с короткой мальчишеской стрижкой.Примерно через пять минут после знакомства с моим мужчиной родители объединили усилия и устроили ему перекрестный допрос с пристрастием.Должна признаться, я узнала об Игоре много нового. Так, я и понятия не имела, что он, оказывается, пять раз был в Саламанке, выучил испанский, чтобы читать Сервантеса в подлиннике, а в детстве за один матч сломал ключицу, палец и зуб, после чего понял, что вторым Третьяком ему не бывать.Сперва я думала, что он не выстоит против двух докторов наук с их огромным опытом усмирения непокорной молодежи, но я ошибалась. На все каверзные вопросы моих родителей Игорь отвечал спокойно, чуть улыбаясь своей насмешливой улыбкой. Похоже, они его забавляли.В конце концов, мне пришлось напомнить им, что вообще-то сегодня мой день.Они унялись, но не надолго. Папа провозгласил тост за здоровье именинницы и принялся развлекать общество историями из жизни парижского студенчества. Но через какое-то время все же не выдержал и вернулся к прежней теме.– А чем вы занимаетесь, молодой человек, если не секрет? – поинтересовался мой родитель, отправляя в рот приличный кусок курицы.Бруно, сидевший рядом с ним, проводил курицу печальным взглядом и сглотнул слюну.– Я делаю мебель, – сказал Игорь.– То есть… вы плотник? – на всякий случай уточнила мама и сделала глоток красного вина.– Ну… В общем, да.Родители переглянулись, Антонина с Лосевым тоже. А потом все посмотрели на меня.А что я могла сказать? По большому счету я и представления не имела, чем он занимается. Правда, как-то он обмолвился, что любит работать с деревом. Но тогда я не уточнила, что это значит, потому что была очень занята собственными переживаниями.– А это… прибыльно? – осторожно спросила мама.– Вполне, – ответил Игорь, и она облегченно вздохнула.Я поняла, что она на самом деле хотела спросить. Она хотела знать, в состоянии ли этот красивый молодой человек содержать ее красивую прожорливую дочь. Можно подумать, я голодала без него все эти годы!– И вам действительно нравится ваше занятие? – заинтересовался профессиональный психолог.– Конечно, – удивился Игорь. – Я бы никогда не стал заниматься тем, что мне не нравится.Родители, одобрительно улыбаясь, снова переглянулись. «Наконец-то наша единственная дочь в надежных руках», – читалось на их лицах.А я почувствовала, как в моей душе с новой силой поднимается волна протеста. Даже не волна, а прямо-таки девятый вал.– А вы раньше не были женаты? – спросила мама тоном, с каким задают вопросы типа «Вы не были на Таити?».Я сделала ей страшные глаза, но она проигнорировала этот знак.– Не был, – ответил Игорь.– А почему? – с готовностью подхватил тему отец.О, Господи! Сговорились они, что ли?Игорь задумчиво пожал плечами.– Сначала… не получилось, а потом… не хотелось, – наконец ответил он.Но его – и моим – мучителям этого было мало.– А сейчас? – спросила мама.Все затаили дыхание, я похолодела, а он посмотрел мне прямо в глаза.– Сейчас все иначе, – сказал Игорь. – Пойду принесу десерт.Он встал из-за стола и направился в кухню.– Вау! – выдохнула ему вслед Антонина. – Если бы он еще и не курил, он был бы идеален!Она повернулась ко мне с горящими глазами:– Слушай, а там, где ты его взяла, больше таких не осталось?Лосев пихнул локтем в бок свою нежную подругу, и та моментально пришла в себя.А мне захотелось плакать.* * *– Рад был познакомиться, – подвел итог Лосев.Мужчины пожали друг другу руки.– Супер! – с чувством шепнула мне на ухо Антонина, целуя меня на прощание.Я вымученно улыбнулась и закрыла за ними дверь.Родители ушли еще полчаса назад.– Устала? – спросил Игорь и обнял меня.Не то слово!Я закрыла глаза и прижалась к нему.Пожалуйста, не говори больше ничего!Мы стояли в коридоре в тишине и покое. Какое счастье, что все, наконец, закончилось!– Ты уж прости моих родственников, – пробормотала я. – Иногда их просто невозможно остановить.– Ерунда, – отмахнулся он. – Это не самое страшное испытание в моей жизни. Хотя… Когда твой отец спросил о моих намерениях…Я слегка напряглась и открыла глаза.– …Вообще-то, я не собирался говорить ничего подобного…Какое облегчение!– Я знаю, что ты не имел в виду ничего такого, – ласково сказала я и погладила его по щеке.– Ну… – смутился он. – На самом деле…О нет! Только не это!Я поцеловала его и не дала договорить. Поцелуй получился замечательным, но через какое-то время он все же закончился.– Послушай… – начал Игорь. – Скорее всего, это несколько преждевременно, но…Да что же это такое!Впрочем, я знаю, что это такое – расплата за мою трусость.Как же я могла дотянуть до последнего?Ну, что ж… Сама виновата. Заварила кашу – вот теперь и расхлебывай.– Нет, – сказала я и почувствовала, как холодеет в груди.– Чего – нет? – не понял он.– Ничего нет.Он смотрел на меня. Я видела, как меняется его лицо.Ему было больно, и я собиралась сделать ему еще больнее.Да, это жестоко. Но будет гораздо более жестоко позволить ему сказать те самые слова и затем отвергнуть.– У нас с тобой ничего не получится. Я просто испорчу тебе жизнь. Рано или поздно, но ты все равно поймешь, что был прав. Так что уж лучше я сама тебе во всем признаюсь.Я помолчала. Потом проглотила комок в горле и продолжила:– Ты был прав: я испорченное избалованное создание. Я эгоистка до мозга костей, и никто мне не нужен. Даже ты… Прости.Впервые в жизни произнесла вслух правду о себе и поняла, что я чудовище.Он ничего не сказал, ни о чем не спросил. Просто открыл дверь и ушел.* * *Теоретически я должна была бы уреветься этой ночью, но странное дело – стоило мне только опустить голову на подушку, как я тут же провалилась в черный вязкий сон без всяких сновидений.Наутро проснулась вся разбитая, с горьким привкусом во рту.И состояние, и настроение в первый день вновь обретенной свободы были ужасными. Единственное, чего хотелось, – пролежать остаток жизни в постели. Но Бруно вытащил меня из-под подушки и повел гулять.Весь день я слонялась по квартире и пыталась наслаждаться одиночеством, но у меня ничего не получалось. Я везде натыкалась на вещи Игоря и чувствовала себя последней дрянью на планете. Что еще хуже – иногда мне казалось, что я просто дура.Вечером из аэропорта позвонил папа.– Привет, дор-рогая! Как дела?Ну что тут ответишь?– Спасибо, все в порядке, – ответила я так бодро, как могла.– Передай своему молодому человеку, что он нам с мамой очень понравился.Разумеется.– Обязательно передам, – жизнерадостно пообещала я.Не расстраивать же его перед самым вылетом.– Ну, тогда все, целую. Объявили посадку. Что тебе привезти в следующий раз?«Привези мне, батюшка, чудище заморское для утех сексуальных» – некстати вспомнился анекдот, рассказанный на днях счастливым психологом. «Да что ты, доченька, такое говоришь?» – «Хорошо, начнем сначала: привези мне, батюшка, цветочек аленький…»Я вздохнула:– Ничего мне не надо. Сам приезжай. И пообещай, что в следующий раз мы с тобой куда-нибудь сходим вместе.– Ладно, обещаю. А ты обещай быть умницей и не обижать своего молодого человека.Я сглотнула.– Хорошо… Я люблю тебя.– Я тебя тоже. Оревуар!Папа отключился.За окном стояла летняя жара, а меня знобило. Поэтому сначала я полила мамин подарок – камелию, цветущую фантастическим розовым цветом, – затем надела кашемировый джемпер – презент от Антонины и Лосева – и замотала шею шарфом, привезенным папой из славного города Парижа.А потом забралась с ногами в кресло-качалку, которое подарил мне Игорь (неужели он сделал его своими руками?), и включила канал MTV.Лучшие друзья девушек не бриллианты, а телевизоры.
Глава 22
– Слушай! Он такой классный! Я и не думала, что такие еще встречаются.Антонина уже минут пятнадцать распевала Игорю дифирамбы. Я же упорно отмалчивалась.– А давайте все вместе куда-нибудь сходим? – фонтанировала подруга. – Отличная идея! Сейчас позвоню Лосеву, он нам что-нибудь организует.Она схватила телефон и принялась искать номер своего дорогого психолога.– Пожалуйста, не надо! – попросила я, но она меня не слушала.Ну что ж… Оставалось последнее средство.– Тоня, – угрожающе произнесла я. – Прекрати немедленно.Антонина вздрогнула и уронила телефон на пол. Хорошо, что у меня в кабинете напольное покрытие.– Подними телефон, сядь и выслушай меня, не перебивая… Пожалуйста.Она открыла рот, потом закрыла его, покорно подняла свой мобильник, села в кресло и замерла, ожидая объяснений.Я помолчала, подбирая слова.А хоть заподбирайся: правда – она и есть правда. И никакие слова не изменят сути.– Мы расстались, – откашлявшись, произнесла я. – И мне не хочется говорить об этом. Это больно.Оказывается, это действительно больно.Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.– Бедная ты моя, бедная, – сказала наконец Антонина. – Что же ты наделала, а?Мне захотелось огрызнуться, но сил не было.Мы посидели в тишине какое-то время. Не знаю, о чем она думала. Лично у меня в голове не было ни одной мысли. Полный вакуум.– Ну что ж, – она хлопнула себя по коленкам и поднялась. – Великий Инка принес своим богам еще одну жертву. Хотелось бы в конце концов понять, что это за боги.Подруга вышла из кабинета, стукнув дверью.Бруно вздохнул в своём углу и положил голову на лапы.«Не плачь, – сказала я себе. – Черта с два ты бедная – у тебя есть я».* * *– Инна Алексеевна, это вам. Просили передать, – Надя, секретарь, протянула мне конверт.Я отвернулась от окна, куда смотрела последние два часа, взяла конверт и заглянула внутрь. Там лежал ключ.Ключ от моей квартиры.– Где он? – подскочила я.Мне вдруг так захотелось его увидеть!– Кто – он? – не поняла Надя.– Тот, кто принес конверт.– Это был не он. Это была девочка.– Девочка?!– Ну… Может, и не девочка, – засомневалась Надя. – Но молоденькая такая…Я опустилась в кресло.– Спасибо, Надя.Она вышла, а я достала ключ и сжала его – крепко-крепко. Холодные металлические зубчики остро впились в руку.Вот теперь все действительно кончено.* * *Он забрал свои вещи.Единственным, что все еще напоминало о нем, было кресло, которое он мне подарил.Я надавила на спинку кресла, а потом отпустила. Оно закачалось: вперед – назад, вперед – назад.Покачалось какое-то время и остановилось.Вот и у меня все будет хорошо. Все пройдет. Все вернется на свои места.Я снова свободна. Никому не принадлежу. Никто не может сделать мне больно.Я опять сама себе хозяйка. Хожу, где вздумается, гуляю сама по себе. Ни перед кем не отчитываюсь, никому ни о чем не докладываю.Я вернула себе себя.Почему же мне так плохо?
Глава 23
Мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон все звонил и звонил.– Привет! Чем занимаетесь? – спросила мама.– Привет! Да ничем особенным. Телевизор смотрим.Я даже не соврала. Мы с Бруно смотрели повтор показа осенне-зимних коллекций с Миланской недели моды.– А то приходите с Игорем ко мне – я пирожки напекла. С капустой, как ты любишь. А для собачки костей собрала.Совершенно не представляю, как это доктору наук, профессору и зав кафедрой одновременно удается выкраивать время на банальную стряпню.– Ау! Ты меня слышишь?Я очнулась.– Слышу, мамуль.– Ну что? Придете?Как бы так соврать половчее, чтобы не очень заметно было?– Не знаю… Я что-то себя неважно чувствую…– Ну, тогда Игоря пришли.– Не могу – его сейчас нету.– Ты же сказала, что вы телевизор смотрите!Вот черт! Эту женщину невозможно сбить со следа.Надо было раньше во всем признаться.Я пудрила ей мозги почти три недели, находя всевозможные отговорки, только чтобы не встречаться с ней.Похоже, на этот раз ее терпение лопнуло.– Ты что – прячешь его от меня? – закричали на том конце провода. – Не хочешь, чтобы мы виделись? Может, ты меня стыдишься?!О, Господи!– Мам, ну что за глупости! Как ты могла такое придумать? Я не стыжусь тебя – я тобой горжусь.– В таком случае перестань морочить мне голову и отвечай по существу: что происходит?Когда она говорит таким тоном, лучше не врать.Я вздохнула.– Мамуль, ты только не волнуйся, ладно? А то у тебя давление опять поднимется…Она и не думала волноваться. Она рассердилась:– Резникова, немедленно перестань ходить вокруг да около.Я тут же живо представила себе, как сдаю ей экзамен по немецкой классической философии, а она меня безжалостно валит.Какого черта! Я взрослая женщина и могу принимать самостоятельные взвешенные решения, за которые не обязана ни перед кем отчитываться.Или обязана?– Мы расстались, – выдавила я, наконец, набравшись храбрости.Повисло напряженное молчание.– Давно? – спросила она сухо.– Давно.– А именно?– Сразу же после Дня рождения, – честно призналась я.Снова пауза.– Ясно, – сказала мама.Этот голос мог бы заморозить воду в Средиземном море.Хорошо, что я здесь, а она там.– Мне нужно с тобой поговорить, – заявила она тоном, не терпящим возражений.Я снова вздохнула. По опыту знаю, что сопротивление бесполезно.Тем не менее, я все же попыталась воспротивиться:– Мам, перестань, ради Бога. Я уже не маленькая…– Последние три недели я тоже так думала, – отрезала она. – К сожалению, я ошиблась. Так что без лишних разговоров собирайся и приезжай ко мне. Быстро!Ну уж нет! За окном дождь. И вообще…– Нет, – сказала я очень-очень твердо. – Сегодня я не приеду…Какая смелая моська!– Инна! – угрожающе произнесла мама.– Ну ладно, – сдалась я. – Давай встретимся завтра.По крайней мере, у меня будет время морально подготовиться.– Вот и отлично, – тут же повеселела она. – Приезжай ко мне на кафедру в шесть тридцать.И повесила трубку.Вот так. Не «примерно в семь», не «после шести», а «в шесть тридцать». И ни минутой позже.* * *Дождь лил как из ведра.Потоки воды неровными змейками стекали по стеклу, барабанили по подоконнику.От Бруно пахло мокрой псиной. Впрочем, он и был мокрой псиной.Я смотрела в окно и пыталась разглядеть хоть что-нибудь за стеной дождя.Мне мучительно хотелось увидеть Игоря. Где он? Что делает? Думает ли обо мне?Я думала о нем постоянно. И чем дальше, тем хуже мне становилось.И все чаще закрадывалась мысль: «Уж не ошиблась ли я?»Я одергивала себя, успокаивала, высмеивала. Напоминала, что как раз сейчас все идет так, как я хотела.Я свободна и открыта для новых, ни к чему не обязывающих отношений.Ну и на кой черт они мне сдались?«Все хорошо. Все в порядке», – говорила одна половина моего сознания.«Дура», – отвечала ей другая.«Ты этого хотела – ты это получила», – не отступала первая.«Ну, и что дальше? – ехидно интересовалась вторая. – Кому ты теперь нужна? И кто нужен тебе?»Мне был нужен он. До боли.Мы с Бруно зашли в корпус и осторожно огляделись. К счастью, в холле никого из охраны не было. Так что мы с ним резво рванули по лестнице на третий этаж, где располагался философский факультет.Странное дело, корпус словно вымер. По дороге нам не встретилась ни одна живая душа. И не подумаешь, что совсем скоро начнется новый учебный год.У двери с табличкой «Кафедра истории философии» мы остановились, и я перевела дыхание.Потом набрала в легкие побольше воздуха и потянула дверь на себя.Мама сидела за огромным столом, из-за которого ее практически не было видно, и что-то быстро писала.Эта маленькая хрупкая женщина на первый взгляд производила впечатление мягкости и податливости, которое быстро улетучивалось при дальнейшем знакомстве.Подозреваю, что она держала свою кафедру в ежовых рукавицах.– Ах вы, мои маленькие! – проворковала она, увидев, кто пришел.Бруно ринулся к ней, свалив по дороге пару стульев, уткнулся лбом в ее колени и застыл в неподвижности. Только его хвост продолжал жить отдельной жизнью, стуча по стенке гигантского книжного шкафа.Она потрепала его по мощному загривку, прошептала что-то на ухо, и он, счастливо выдохнув, улегся рядом.Укротительница тигров, да и только!Я прошлась по кабинету, поднимая опрокинутые стулья и раздумывая, где бы мне пристроиться. Желательно подальше от нее.– Иди сюда, – велела она, прочитав мои трусливые мысли, похлопала рукой по столу и указала на кресло напротив себя.Я подчинилась, ощущая себя студенткой, вызванной куратором на разборки.«Сейчас начнется», – пронеслось в голове.Но время шло, а вопреки ожиданиям ничего не начиналось.Мама смотрела на меня ласково, подперев голову рукой, и молчала.Я робко улыбнулась ей в ответ и мысленно перенеслась во времени еще на несколько лет назад, чувствуя себя совсем маленькой девочкой, которой сейчас будут объяснять, что такое «хорошо» и что такое «плохо».– Объясни мне, пожалуйста, что произошло? – попросила она, наконец.Я пожала плечами.– Да ничего не произошло.– Возможно, – легко согласилась она. – Тогда почему ты его выгнала?– А почему ты решила, что это я его выгнала? – включила я дурочку.Она размышляла всего секунду:– Потому что я тебя знаю. И потому что Игорь из породы тех мужчин, что если приходят, то навсегда.И после небольшой паузы добавила:– А если уходят, то тоже навсегда.На мгновение мне стало очень страшно.– Зачем ты это сделала, кисонька? А? Мы с папой так долго ждали, когда тебе встретится настоящий мужчина! А когда он, наконец, появился в твоей жизни, ты от него избавилась. Почему?Мне очень не хотелось отвечать. Но она терпеливо ждала.– Я не хочу повторить твою ошибку, – пробормотала я, наконец.Мама опешила:– Ошибку? Какую ошибку?– Сойтись, чтобы потом разойтись, – пояснила я.Она потрясенно смотрела на меня и молчала. Очень долго.– Не хочу тебя расстраивать, – сказала она, придя в себя, – но ты все же повторила мою ошибку. Правда, совсем не ту, что ты думаешь.Теперь опешила я:– Что ты имеешь в виду?– А то, что ты упустила своего единственного мужчину, глупая.Комната вдруг поплыла перед глазами, и я ухватилась за край стола, чтобы не упасть.– Ты хочешь сказать… Ты жалеешь о том, что ушла от папы?! – воскликнула я.Она молчала.Потом зажмурилась и призналась:– Жалею.У меня не было слов. Точнее, их было так много, что я не могла решить, что же мне сказать в первую очередь!– И когда ты поняла, что ошиблась? – выбрала я, наконец, главное.Пауза.– Не сразу.Она встала из-за стола и подошла к окну.Только сейчас я обратила внимание, как потемнело на улице и в комнате. Наверное, опять будет дождь.– Тогда почему ты его не вернешь? – осторожно спросила я.– Ну… – она побарабанила пальцами по подоконнику. – У него давно другая жизнь… И вообще…Я смотрела на ее маленькую фигурку с опущенными плечами, а она смотрела в окно. Неужели она собирается плакать?– Ты про Селин? – догадалась я.– Ой, я тебя умоляю! – она резко отвернулась от окна.Разумеется, мама и не думала плакать.– Ты прекрасно знаешь, что никакая Селин мне и в подметки не годится! Тут даже сравнивать нечего.Она вернулась к столу и села в кресло.– Тогда почему? – не отставала я.– Ну… Это сложно…Она сложила свои бумаги ровной стопочкой и отодвинула их на край стола. Потом поправила карандаши в стакане.– Ты боишься, что он может не захотеть? – опять догадалась я.– Эй! Я не понимаю, кто кого здесь учит? – спохватилась она, но было уже поздно.Я переваривала услышанное.– Скажи честно… А если бы можно было вернуться… ну, не знаю… на десять… пятнадцать лет назад и что-либо изменить – ты бы согласилась?..Долгая, долгая пауза.– Да, – сказала она твердо, наконец. – Я бы согласилась.А потом усмехнулась:– Только в этот раз я бы действовала иначе.– А как?Она снова помолчала.– Я бы постоянно говорила: «Да, дорогой. Конечно, дорогой. Разумеется, ты прав». И все равно бы все делала по-своему.Я хмыкнула, представив, как этот воробушек нежным голоском говорит такие слова, преданно глядя в глаза любимому мужу, а за его спиной поступает в точности наоборот.– И ты думаешь, это сработало бы?– Если работает в других областях, почему это не может работать в семейной жизни? – опять усмехнулась она.Я задумалась.Возможно, она была права.Но все же…– А как же быть с личностью? Разве это не подавление своей индивидуальности?Никто по-прежнему не хочет умирать.Она сняла очки, аккуратно положила их на стол и потерла уставшие глаза. А потом ласково и очень печально посмотрела на меня.– Ну, и кому она нужна – твоя личность? Что ты будешь с ней делать одинокими ночами долгие-долгие годы до конца своей жизни?У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. И из этой темноты на меня посмотрел кто-то очень страшный.Я ждала, что мама добавит что-нибудь еще. Но она задумчиво глядела в окно, за которым качались старые огромные тополя, и молчала.– Мы, наверно, пойдем… Поздно уже. Да и тебе пора домой. К тому же, похоже, сейчас начнется дождь.Я поднялась с места, и Бруно тут же подскочил вслед за мной.– Да-да… Я вас провожу.Она тоже встала и направилась за нами.– Постойте здесь, я сейчас из холодильника пирожки принесу. И кости, – выдала она, когда мы вышли в коридор.Потрясающая женщина моя мама.Она сходила в приемную деканата и через минуту вернулась с полным пакетом.– Верни его, – попросила она, протягивая мне пакет.– Зачем он тебе? – не поняла я. – Он же старый и рвется уже.– Какая ты у меня все-таки глупая… – вздохнула мама. – Воистину, на детях гениев природа отдыхает.* * *Всю неделю дождь шел не переставая.Вот так вот неожиданно в город пришла осень.Трава еще оставалась зеленой, но с деревьев уже начали сыпаться мертвые желтые листья.Мамина камелия тоже сбросила все свои замечательные розовые цветы.Если бы дождь прекратился, и все вокруг хоть немного просохло, то можно было бы ходить по парку, пиная опавшие листья и слушая, как они шуршат под ногами.А еще можно было бы падать навзничь в пожелтелую, но все еще упругую траву и смотреть на небо сквозь тонкое кружево постепенно оголяющихся веток.Но, похоже, этого уже никогда не будет – нас затопит. Город скроется под водой, и я умру, так и не узнав…– Ты тоже думаешь, что я глупая? – спросила я Бруно.По каналу «Культура» показывали «Спящую красавицу».Я сидела в кресле, поставив ноги на теплый бок Бруно, и раскачивалась.Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня, вздохнул и снова улегся.Мне показалось, я поняла, что он хотел ответить.Я вдруг представила, как через много-много лет я буду вот так же раскачиваться в кресле – гордая, независимая и бесконечно одинокая – и разговаривать с собакой.Это будет уже не Бруно. Это будет совсем другая собака.А вот я буду прежней – все той же глубоко несчастной идиоткой.* * *Наутро дождь прекратился, и я решила, что это был знак.А потом я обнаружила, что мамина камелия выпустила два новых крошечных бутончика, и поняла, что это был второй знак.Интересно, что еще должно произойти, чтобы я, наконец, перестала трусить?