– Вот как? – только и переспросил я. – Вы послушайте, родная старушенция, что было. Я только подошел к сейфу и собрался было засунуть на место троттеровские жемчуга, как этот непотребный Л. Дж. Троттер очень заботливо взял и захлопнул дверцу, пресекши тем самым мои усилия и старания и поставив меня в крайне безвыходное положение. Я весь дрожу как осиновый лист.
– И я тоже.
– Что теперь делать, не представляю себе.
– И я не представляю себе.
– Я напрасно ломаю голову, ища выход из этого, как говорят французы, impasse.
– Я тоже. – Она в сердцах запустила Агатой Кристи в подвернувшуюся вазу. Моя тетя, когда негодует, всегда проявляет склонность швырять и пинать всякие вещи. В Тотли-Тауэрсе во время одного из наших самых бурных совещаний она перебила у меня в спальне все, что стояло на каминной полке, включая терракотового слона и фарфорового пророка Самуила в младенчестве за молитвой. – По-моему, ни одной женщине в истории не приходилось решать такие вопросы. С одной стороны, на мой взгляд, жизнь без Анатоля…
– У меня на руках это дорогое жемчужное ожерелье, собственность миссис Л. Дж. Троттер, и когда его пропажа…
– …совершенно невозможна. С другой…
– …обнаружится, поднимется страшный шум и гам, вызовут полицейских инспекторов с сержантами…
– …стороны, мне необходимо продать «Будуар», иначе мне не на что будет выкупить из заклада мое ожерелье…
– …и меня схватят с поличным, как говорится, горяченьким.
– Горяченьким!
– Вы ведь не хуже меня знаете, что ждет человека, схваченного с поличным, горяченьким.
– А холодненьким? – мечтательно вздохнула тетя Далия. – Как подумаю о его заливных креветках на льду, так сразу же говорю себе, что надо быть безумной, чтобы согласиться на жизнь без Анатоля. Ах, его Selle d’agneau a la Greque! Его Mignonette de poulet roti Petit Duc! И эти Nonats de la Mediterranee au Fenouil![56] Но потом я спохватываюсь, что надо быть практичной. Мне во что бы то ни стало надо получить обратно ожерелье, и если для этого потребуется… Боже милосердный! – возопила она (если тут подходит это слово), и каждая черточка ее лица выразила страдание. – Но что скажет Том, когда узнает, что Анатоль покидает нас?
– А что он скажет, когда узнает, что его племянник угодил за решетку?
– Как ты сказал?
– Я сказал: угодил за решетку.
– Кто это собирается угодить за решетку?
– Как кто? Я.
– За что это?
Я устремил на нее взор, какого, строго говоря, ни один племянник не должен устремлять на родную тетку. Но я пришел в страшное негодование.
– Вы что же, меня не слушали?! – горячо спросил я ее.
Она не менее горячо мне ответила:
– Разумеется, я тебя не слушала. Неужели ты воображаешь, что, когда мне угрожает потеря лучшего повара на всю Центральную Англию, я могу еще уделять внимание твоим дурацким разговорам? Что ты там болтал?
Я выпрямился. Слово «болтал» больно ранило меня.
– Я просто сообщил вам, что Л. Дж. Троттер захлопнул дверцу сейфа, в результате чего я не смог положить злосчастное ожерелье на место и похищенная драгоценность осталась у меня на руках.
– Ну и что?
– Я также рискнул предсказать, что не успеем мы оглянуться, как сюда явятся полицейские инспектора с сержантами, сграбастают меня в охапку и уволокут в кутузку.
– Какая ерунда. Почему кто-то может подумать, что ты к этому как-то причастен?
– Ха-ха, – произнес я. Этакий короткий горький смешок. – Вам не кажется, что, когда эта штука обнаружится у меня в кармане, могут возникнуть некоторые подозрения? Того гляди, меня задержат, найдут при мне краденое, и не надо читать много детективных романов, чтобы знать, каково приходится злосчастным, у которых при себе находят краденое. Им достается так, что не обрадуешься.
Тетя Далия пришла в волнение. В благополучные времена моя тетя бывает непредсказуема, насмешлива и придирчива, когда я был моложе, она нередко давала мне по уху, если находила, что мое поведение того заслуживает; но стоит черным тучам сгуститься над Бертрамом, и она в гуще схватки, работает кулаками направо и налево.
– Дело плохо, – произнесла моя тетя, подняла с пола маленькую скамеечку для ног и запустила ею в фарфоровую пастушку на камине.
Я подтвердил это и добавил, что не просто плохо, а ужасно.
– Придется тебе…
– Тс-с-с!
– Что?
– Тс-с-с!
– Что значит «тс-с-с»?
А зашипел я потому, что услышал за дверью приближающиеся шаги. Однако объяснить ей это я не успел, так как ручка двери резко повернулась и вошел дядя Том.
Я определил на слух, что у моего родича, вернее – свойственника, не все в порядке. Потому что, когда у дяди Тома на душе забота, он бренчит ключами. Сейчас ключи тарахтели так, будто дядя играет на ксилофоне. А выражение лица было мрачное и страдальческое, какое у него появляется при известии, что на конец недели ожидаются гости.
– Это наказание Божье! – воскликнул дядя Том, весь клокоча.
Тетя Далия постаралась скрыть собственную тревогу за улыбкой, которую она, наверно, считала приветливой:
– Ах, это вы, Том? Заходите, заходите, составите нам компанию. Что вы называете наказанием божьим?
– Все вот это. Я расплачиваюсь за то, что по слабости характера позволил вам пригласить сюда этих проклятых Троттеров. Так и знал, что случится что-нибудь ужасное. Чувствовало мое сердце. Когда в дом набиваются такие люди, того и жди несчастья. Само собой понятно. У него лицо как у крысы, у нее добрых двадцать фунтов лишнего веса, а ее сынок носит баки. Безумием было допустить, чтобы они переступили наш порог. Вам известно, что произошло?
– Нет. Что же?
– Кто-то украл ее ожерелье!
– Боже правый!
– Я так и думал, что вы воскликнете «Боже правый!», – с мрачным удовлетворением в голосе сказал дядя Том.
– Сейчас она остановила меня в коридоре и попросила открыть сейф, так как она хочет надеть к сегодняшнему ужину свои жемчуга. Я отвел ее в холл, отпер сейф, а их там не оказалось.
Я мысленно приказал себе сидеть тихо.
– Вы хотите сказать, они пропали? – уточнил я.
Он бросил на меня довольно раздраженный взгляд.
– Ты соображаешь быстро, как молния, – заметил он.
Ну а что в этом дурного?
– Но как это могло случиться? – спросил я. – Разве сейф был открыт?
– Закрыт. Но по-видимому, я оставил его открытым. Суета с обмороком этого треклятого Сидкапа могла отвлечь мое внимание.
Тут он чуть было опять не сказал, что, мол, вот какие вещи случаются, когда пускают в дом подобную публику, но не сказал – верно, вспомнил, что его он пригласил сам.
– Так что вот, – сердито продолжал дядя Том. – Должно быть, кто-то оказался возле сейфа, когда мы поволокли его наверх, увидел, что дверца сейфа открыта, и воспользовался удобным случаем. Старуха Троттер всполошилась, я едва уговорил ее немного обождать и не посылать сразу за полицией. Сказал, что надо сначала тихо самим провести расследование, это может принести результат получше. Скандал нам совсем ни к чему. Но навряд ли бы я ее уломал, если бы не молодой Горриндж, он подошел и поддержал меня. Вполне толковый юнец этот Горриндж, хотя и носит баки.
Я непринужденно откашлялся. По крайней мере постарался, чтобы получилось непринужденно.
– Какие же шаги вы намерены предпринять, дядя Том?
– Я намерен во время ужина извиниться и уйти, сославшись на головную боль – она у меня и вправду имеется, да будет вам известно, – и обыскать все комнаты. Глядишь, может быть, и нападу на след. А пока что пойду выпью. Вся эта история на меня очень неприятно подействовала. Не хочешь пойти со мной пропустить по рюмочке, Берти, мой мальчик?
– Я, пожалуй, еще останусь, если вы не против, – ответил я. – Мы тут с тетей Далией беседовали о том о сем.
Дядя Том исполнил финальное арпеджио на ключах:
– Ладно, как угодно. Но мне в моем теперешнем состоянии кажется странным, что кто-то может отказаться от выпивки. Ни за что бы не поверил, что такое возможно.
Дверь за дядей Томом закрылась, и тетя Далия с хрипом выдохнула воздух.
– Уфф! – произнесла она.
Я нашел, что это метко сказано.
– Что нам теперь делать, как вы думаете? – спросил я ее.
– Я знаю, что бы я хотела сделать: поручить разрешение всех наших трудностей Дживсу, если бы некоторые умники не умудрились отпустить его на пирушку в Лондон, когда он так нужен нам здесь.
– Он мог уже возвратиться.
– Позвони Сеппингсу и спроси.
Я надавил звонок.
– Э-э, Сеппингс, – сказал я, когда он явился со словами «Вы звонили, мэм?», – Дживс еще не вернулся?
– Вернулся, сэр.
– Тогда пошлите его сюда со всей возможной скоростью.
Несколько мгновений спустя вышеназванный персонаж был уже среди нас, такой головастый и сообразительный, что сердце мое взыграло, словно я увидел радугу в небесах.
– О, Дживс! – простонал я.
– О, Дживс! – простонала и тетя Далия, дыша мне в затылок.
– После вас, – вежливо сказал я.
– Нет, давай сначала ты, – возразила она, любезно уступая мне очередь. – Твоя беда горше моей. С моей еще можно подождать.
Я был тронут:
– Очень благородно с вашей стороны, моя старушенция. Ценю. Дживс, прошу вашего самого пристального внимания. Уж будьте добры. У нас тут возникли некоторые затруднения.
– Да, сэр?
– Собственно, их в общей сложности два.
– Да, сэр?
– Назовем их затруднение А и затруднение Б, если вы не против.
– Разумеется, сэр. Как вам будет угодно.
– Тогда вот вам затруднение А, относящееся ко мне. – Я быстро обрисовал ему картину, ясно и доступно изложив факт за фактом. – Так что вот, Дживс. Приведите в действие мозги. Если вам желательно прохаживаться по коридору – сделайте милость.
– Этого не понадобится, сэр. Мне уже ясно, что тут надо будет сделать.
Я сказал, что хорошо бы мне тоже это стало ясно.
– Ожерелье следует вернуть миссис Троттер, сэр.
– То есть возвратить по исходному адресу?
– Именно так, сэр.
– Но, Дживс, – возразил я дрогнувшим голосом, – она же может удивиться, как оно ко мне попало. Что, если она примется выяснять и расспрашивать, а расспросив и выяснив, бросится к телефону звать полицейских инспекторов и сержантов?
Маленький мускул в уголке его рта снисходительно дрогнул.
– Операция по возвращению, сэр, должна быть произведена, разумеется, втайне. Я бы предложил, например, занести драгоценность в покои дамы, когда там никого не будет. Скажем, в тот момент, когда хозяйка будет сидеть за обеденным столом.
– Но ведь и я тоже буду сидеть за обеденным столом. Не могу же я извиниться и сбегать наверх во время рыбной перемены.
– Я как раз собирался предложить, чтобы вы поручили это дело мне, сэр. Мои передвижения будут не столь ограничены.
– То есть вы вызываетесь все это дельце обделать сами?
– Если вы передадите драгоценность в мои руки, сэр, я с радостью все осуществлю.
Я чуть не онемел от избытка чувств. Меня ожег стыд и пронзило раскаяние. Я понял, как сильно ошибался, заподозрив, что Дживс сам не соображает, что говорит.
– Вот это да, Дживс! Это по-феодальному.
– Ну что вы, сэр.
– Вы разрешили такую трудную задачу. Rem… как там дальше у вас говорится?
– Rem acu tetigisti, сэр?
– Оно самое. Это ведь значит: «Ты попал пальцем в самую точку»?
– Да, сэр. Это будет приблизительный перевод с латыни. Я рад, что вам понравилось данное выражение. Но если я не ошибаюсь, вы говорили, что существует еще одно обстоятельство, которое вас беспокоит?
– Затруднение Б – это моя проблема, Дживс, – вступила в разговор тетя Далия. Престарелая родственница в продолжение всего предыдущего диалога сидела за кулисой и досадовала, что ее не выпускают на сцену. – Она касается Анатоля.
– Да, мэм?
– Его требует у меня миссис Троттер.
– Вот как, мэм?
– Она говорит, что не позволит Троттеру купить у меня «Будуар», если ей не отдадут Анатоля. А вы знаете, как мне важно продать «Будуар». Клянусь духом селитры! – горячо воскликнула моя тетя. – Вот если бы нашелся способ придать Л. Дж. Троттеру твердости характера, чтобы он мог противостоять своей толстухе и не подчиниться ей!
– Такой способ есть, мэм.
Тетя Далия подскочила на добрый фут с четвертью. Можно было подумать, что этот спокойный ответ был на самом деле восточным кинжалом, который вонзился ей в мякоть ноги.
– Что вы сказали, Дживс? Что такой способ есть?
– Да, мэм. Я полагаю, что побудить мистера Троттера к неповиновению супруге будет достаточно несложно.
Мне не хотелось никому портить настроение, но тут я не мог не вставить слово.
– От души сожалею, что приходится оторвать чашу радости от ваших уст, престарелая страдалица, – сказал я, – но боюсь, тут всего лишь принимается желаемое за действительное. Опомнитесь, Дживс. Ваши речи… как это называется?., без… безосновательны?
– Безосновательны или легкомысленны, сэр.
– Благодарю вас. Вы говорите, Дживс, безосновательно или легкомысленно о том, чтобы побудить мистера Л. Дж. Троттера сбросить иго и пойти против желания его значительно лучшей половины, – но не слишком ли ваши надежды… черт, опять забыл слово.
– Радужны, сэр?
– Да. Радужны. Как ни кратковременно мое знакомство с этой четой, я этого Л. Дж. Троттера вижу насквозь. Он относится к мамаше Троттер с таким же преклонением, какое может испытывать крайне робкий червь к здоровенной курице породы плимутрок или орпингтон. Стоит ей пикнуть, и он сворачивается в клубочек. Так что ваше заявление о том, как несложно побудить его к неповиновению, повисает в воздухе, вам не кажется?
Я думал, что здесь я его уел, но ничего подобного.
– Если позволите, я сейчас объясню, сэр. Мне известно от Сеппингса, который многое слышал своими ушами, что эта дама крайне честолюбива и жаждет видеть своего супруга возведенным в рыцарское достоинство, мэм.
Тетя Далия кивнула:
– Это верно. Она постоянно об этом рассуждает. Ей кажется, что таким образом она утрет нос олдерменше миссис Бленкинсоп.
– Именно так, мэм.
Я сильно удивился:
– Разве таким субъектам дают рыцарское звание?
– О да, сэр. Джентльмену, занимающему столь видное положение в издательском мире, постоянно грозит опасность удостоиться посвящения.
– Опасность? Они же любят, когда их посвящают в рыцари?
– Но не те из них, кто, подобно мистеру Троттеру, отличается застенчивым нравом, сэр. Для него этот ритуал был бы тягостным испытанием. Посвящаемый должен, например, в атласных брюках до колен пятиться назад с мечом между ног – впечатлительному джентльмену, ведущему упорядоченный образ жизни, это пришлось бы не по вкусу. И конечно, его пугает мысль, что впредь до кончины он будет именоваться не иначе как сэр Лемуэль.
– Неужто его имя – Лемуэль?
– Боюсь, что да, сэр.
– Воспользовался бы вторым именем.
– Второе его имя – Генгульфус.
– Бог ты мой, Дживс! – покачал я головой, вспомнив о своем дяде Томасе Портарлингтоне. – По-моему, кто-то мутит воду в источнике, из которого проистекают имена, вам не кажется?
– Несомненно, сэр.
Тетя Далия слушала нас с недоуменным выражением лица, как человек, который никак не возьмет в толк, о чем речь.
– К чему вы ведете, Дживс? – спросила она.
– Сейчас объясню, мэм. Я намеревался высказать предположение, что, услышь мистер Троттер о стоящем перед ним выборе – либо купить «Будуар элегантной дамы», либо же его супруге станет известно, что ему уже был предложен титул и он отказался, – и, возможно, он выкажет более сговорчивости, чем прежде, мэм.
Тетю Далию словно ударили по лбу носком, полным мокрого песка. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в мою руку повыше локтя, притом достаточно чувствительно. Поэтому ее ответного замечания я не расслышал, хотя, несомненно, она сказала «Ух ты!», или «Фу-ты ну-ты!», или еще что-нибудь в таком же духе, так что, я полагаю, невелика потеря. Когда туман растаял и я опомнился, Дживс продолжал развивать свою мысль: