На ее лице еще проступали следы недавней жаркой ссоры. Щеки пылали, глаза сверкали, а при взгляде на зубы не оставалось сомнений, что еще совсем недавно ими свирепо скрежетали. В общем, все говорило о том, что Ванесса недавно пережила сильнейшее смятение чувств.
– Берти, – проговорила она.
– Привет, – отозвался я.
– Берти, я согласна стать вашей женой.
10
Вы, естественно, ожидали, что в ответ на подобное заявление я произнесу что-то вроде «Боже мой!» или «Кем-кем стать?», однако я остался sotto voce[86], превратился в немое изваяние, лишь вытаращил глаза, как те ребята, о которых говорил Дживс, что в безумной догадке молча застыли на вершине Дарьена[87].
Слова Ванессы поразили меня как гром среди ясного неба. Когда я сделал ей предложение, она ответила столь категорическим отказом, что, казалось, с этого направления мне ничто не угрожает, мы даже не останемся просто друзьями. Правда, она и не дала понять, что скорее умрет в канаве, чем станет моей женой. И вот вам, пожалуйста. Выходит, мужчина никогда не может быть уверен в своей безопасности. Неудивительно, что у меня, как говорится, язык прилип к гортани.
Ванесса, напротив, разговорилась. Облегчив душу признанием, она явно почувствовала себя лучше. Огонь в глазах погас, зубы больше не скрежетали. Не стану утверждать, что теперь без опаски повстречал бы ее в темном переулке, но в ней несомненно произошли перемены к лучшему.
– Свадьба будет очень-очень скромная, – тараторила она. – Всего несколько моих лондонских знакомых. А может быть, даже более чем скромная. Все зависит от отца. Грубо говоря, он относится к вам как полицейские к врагу общества номер один, явившемуся к ним на ежегодный бал. Не знаю, что вы ему сделали, но только я в жизни не видела его таким багровым, как в тот момент, когда за обедом назвали ваше имя. Если его отношение к вам не изменится, нам придется бежать. Меня это нисколько не смущает. Наверное, многие сочтут мой поступок опрометчивым, но я готова рискнуть. Я мало вас знаю, это правда, но человек, при имени которого у моего отца застревает кусок в горле, не может быть безнадежно плохим.
Наконец язык мой отлип от гортани, и я вновь обрел дар речи, как, надеюсь, и те ребята на вершине Дарьена.
– Но я не понимаю!
– Чего не понимаете?
– Вы вроде бы собирались замуж за Орло Портера.
Она издала звук, отдаленно похожий на стон, – с таким хлюпаньем слон вытягивает ногу из топкой грязи в чаще бирмайского тикового леса. По всей видимости, я коснулся обнаженного нерва.
– Вы так думали? Вы заблуждались. Какая девушка, сохранившая хотя бы крупицу здравого смысла, выйдет замуж за человека, который отказывается выполнить ее пустячную, ничтожную просьбу, потому, видите ли, что боится ее отца? Если бы Орло Портер свалился с лестницы и сломал себе шею, я бы только порадовалась. С каким наслаждением я прочитала бы его имя в колонке некрологов в «Таймс». Но выйти за него замуж? Что за мысль! Нет, меня вполне устраиваете вы, Берти. Кстати, это имя мне совершенно не нравится. Пожалуй, я буду называть вас Гарольд. Да, вы вполне мне подходите. Разумеется, у вас много недостатков. Как-нибудь на досуге я укажу вам на некоторые из них. Например, – продолжила она, не дожидаясь этого самого досуга, – вы слишком много курите. Когда мы поженимся, вам придется это бросить. Курение – всего лишь дурная привычка. Толстой, – сослалась она на какого-то своего знакомого, которого я не имею чести знать, – утверждает, что такое же удовольствие можно получить, если просто перебирать пальцами.
Я чуть было не ответил ей гневной отповедью, что ее Толстой просто спятил, однако вовремя сдержался. Откуда мне знать, а вдруг это ее близкий приятель, и она не потерпит ни малейшей критики в его адрес, даже самой справедливой. А что случается с теми, чьи критические замечания пришлись Ванессе не по вкусу – например, с полицейскими, – хорошо известно.
– А еще этот ваш глупый смех, над ним надо будет поработать. Если вам смешно, вполне достаточно спокойно улыбнуться. Лорд Честерфилд пишет, что по достижении им совершеннолетия никто не слышал, как он смеется. Но вы вряд ли читали «Письма лорда Честерфилда к сыну»[88]?
…Разумеется, не читал. Бертрам Вустер не читает чужих писем. Если бы я служил на почте, то не читал бы даже почтовые открытки.
– Я составлю вам список необходимой литературы.
Она явно собралась перечислить еще несколько названий, но в этот момент в комнату ворвалась Анжелика Брискоу.
– Принес? – во весь голос осведомилась она.
Увидев Ванессу, она воскликнула: «Господи!» – и исчезла, как угорь в иле. Ванесса проводила ее снисходительным взглядом.
– Эксцентричная девица, – заметила она.
Я согласился, что Анжелика Брискоу действительно перемещается в пространстве загадочным образом и чудеса творит. Ванесса ушла, а я рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Для этого у меня были веские основания, ведь я только что обручился с девушкой, которая намерена заставить меня бросить курить. И в это время у входных дверей раздался шум, который ни с чем нельзя было спутать, – это тетя вытирала ноги о коврик. В следующее мгновение сестра моего покойного отца Далия влетела в комнату, покачнулась, повернулась, чертыхнулась и, наконец обретя равновесие, спросила:
– Принес?
11
По-моему, я человек не вспыльчивый, особенно в отношениях со слабым полом, но когда каждая настырная особа при виде вас вопит «Принес?», это не может не задеть самолюбия. Я смерил тетю Далию суровым взглядом, каким племянники не должны смотреть на теток, и строго сказал:
– Если бы хоть одна из вас перестала разговаривать так, будто она героиня романа «По царскому велению», жить в этом мире стало бы гораздо лучше. Да что принес-то?
– Кошку, разумеется, что же еще, несчастный болван, – ответила она с непосредственностью, снискавшей ей такую популярность среди любителей лисьей охоты в «Куорн» и «Пайтчли». – Кошку Кука. Я ее похищаю. Точнее говоря, от моего лица действует агент. И я велела ему принести ее сюда.
Я, как говорится, онемел. Если что-то и может мгновенно парализовать голосовые связки племянника, так это внезапное открытие, что любимая тетя имеет весьма смутное представление о различии между добром и злом. За многие годы горький опыт должен был научить меня, что там, где в дело вступает тетя Далия, можно ожидать чего угодно, для нее не существует никаких запретов, и тем не менее я был… – есть какое-то подходящее для такого случая слово… Да, вспомнил… Я был огорошен.
Как известно, любая женщина, когда хочет, чтобы ее слушали, старается огорошить аудиторию, и меня не удивило, что тетя Далия воспользовалась моим молчанием, чтобы захватить инициативу. Понимая, что подобная выходка требует хоть какого-то, пусть и самого малого объяснения, она устроила целое представление с декламацией, не опуская подробностей и не заботясь о сжатости изложения. Стартовав со скоростью 75 миль в час, она ринулась вперед:
– Для начала я должна объяснить одной дурьей башке – тебе, если хочешь знать, – в каком отчаянном положении я оказалась, когда приехала к Брискоу. Приглашая меня в Эгсфорд-Холл, Джимми на все лады расхваливал свою лошадь Симлу, уверял, что на предстоящих скачках она несомненный фаворит. Клялся и божился, что дело верное и что поставить на Симлу – все равно, что найти кошелек на улице. Я, бедная слабая женщина, позволила себя уговорить и в надежде на выигрыш пожертвовала всем, что имела, вплоть до самых интимных предметов туалета. И лишь после приезда, изучив общественное мнение, я узнала, что ставить на Симлу не столь уж верное дело, а совсем даже наоборот. Лошадь Кука, Потейто Чип, нисколько не уступала ей в быстроте и выносливости. В сущности, велика вероятность, что обе лошади придут к финишу одновременно, если только, следи внимательно, Берти, если только одна из них не сорвется на тренировках. И тут появляешься ты с конфиденциальной информацией, что Потейто Чип не сможет готовиться к соревнованиям, если лишится вдохновляющего общества той самой кошки. И на меня снизошло озарение. «Из уст младенцев и грудных детей! – сказала я себе. – Из уст младенцев и грудных детей!»[89]
Я хотел попросить тетю Далию, чтобы она не прибегала к столь сильным выражениям, но не смог. Когда моя престарелая родственница завладевает разговором, нечего и пытаться вставить хотя бы слово.
– Итак, – продолжала она, – на Симлу я поставила все, что имела. Скажу точнее. Ставка значительно превышает мои финансовые возможности. В случае проигрыша я не смогу заплатить и вынуждена буду обратиться к Тому за весьма солидной суммой. А как тебе известно, у Тома случается несварение желудка, когда ему приходится раскошеливаться. Можешь вообразить, что со мной творилось. Если бы не Анжелика Брискоу, все кончилось бы неминуемым нервным срывом. Только усилием моей железной воли я сдерживала себя, чтобы не лезть на стенки и не выть, как привидение-плакальщица. Слишком чудовищным было напряжение.
Я все еще пребывал в огорошенном состоянии, но сумел выдавить из себя: «Анжелика Брискоу?» – совершенно не понимая, при чем тут она. Между тем тетя продолжала:
– Только не говори, что не помнишь ее. Странно, почему до сих пор ты не сделал ей предложение, обычно тебе требуется на это пять минут после знакомства с любой девушкой, если, конечно, она не полная уродка. Вероятно, из-за того количества портвейна, которое ты в себя залил, у тебя в глазах помутилось. Анжелика, дочь преподобного Брискоу. После твоего ухода мы с ней разговорились, и выяснилось, что она тоже поставила на Симлу, и немало, а теперь ума не приложит, как вывернуться, если Симла проиграет. Я рассказала ей про кошку, и она с восторгом поддержала мою идею выкрасть ее и, более того, разрешила затруднение, которое меня смущало, – подсказала, как осуществить похищение. Видишь ли, такое дело не каждому по плечу Например, я для него не гожусь. Тут нужен кто-то наподобие краснокожих индейцев, о которых я девочкой читала в книгах Фенимора Купера. У таких ребят ни одна веточка под ногой не хрустнет, а у меня совсем другая комплекция.
Что правда, то правда. Возможно, в юности моя престарелая родственница была грациозна, как сильфида, но с годами она приобрела известную солидность, и уж коли теперь, на закате своих дней, она наступит на какую-нибудь ветку, раздастся такой грохот, будто взорвался газопровод.
– Но Анжелика нашла выход. Что за прелесть эта девушка! Всего-навсего дочь священника, а какие организаторские способности – как у выдающегося государственного деятеля. Она не колебалась ни минуты. Лицо просветлело, глаза засияли. И она сказала: «Это дело для Билли Грэхема»[90].
Я с удивлением посмотрел на тетю Далию. Имя было мне знакомо, но я никогда не соотносил его с достижениями в искусстве перемещения кошек, особенно чужих, из точки А в точку Б. Более того, я даже думаю, что мистер Грэхем по роду своих занятий скорее всего не одобрил бы такой вид деятельности.
Я выразил свое недоумение дряхлому предку, но тетя объяснила мне, что я ошибаюсь, но, впрочем, это вполне естественно.
– Его настоящее имя Герберт Грэхем, хотя все зовут его Билли.
– Почему?
– Деревенский юмор. Такого здесь сколько угодно. Здешний Билли Грэхем – король местных браконьеров, вот уж у кого под ногой и хворостинка не хрустнет. Уже много лет все лесники на мили вокруг пытаются поймать его с поличным, но это безнадежно. Подсчитано, что 76,8 процента пива, проданного в «Гусе и кузнечике», приобретено измученными лесниками – они заливают горе пивом после того, как Билли обвел их вокруг пальца. Я все это знаю со слов Анжелики, которая с ним в большой дружбе. Она рассказала ему о наших бедах, и он выразил готовность взяться за дело немедленно. Он тем более годится для этой операции в Эгсфорд-Корте, поскольку там служит судомойкой его племянница Марлин. Если его заметят, ни у кого не возникнет никаких подозрений. Он всегда может сказать, что пришел проведать ее. Честно говоря, все складывается на удивление гладко, не иначе как нам помогает само провидение.
Я ужаснулся. Меня потрясло ее намерение обратиться к услугам наемного убийцы, который, вполне вероятно, всю последующую жизнь будет ее шантажировать. Что же касается Анжелики Брискоу, то оставалось только диву даваться, до чего докатились дочери священников.
Я попытался урезонить тетушку:
– Вы не сделаете этого, старая моя сродница по плоти. Это же все равно что испортить лошадь перед скачками, это отвратительно.
Если вы думаете, что после моих слов ее щеки покрылись краской стыда, то вы плохо знаете теток.
– Порча лошади считается обычной деловой предприимчивостью. К ней прибегает всякий, у кого появляется такая возможность, – возразила она.
Вустеры не привыкли сдаваться, и я предпринял новую попытку:
– А как же чистота скаковой дорожки?
– Ерунда. Мне больше нравится, когда там не все чисто. Так интереснее.
– Что сказали бы члены «Куорна» по этому поводу? И если на то пошло, «Пайтчли»?
– Они прислали бы мне телеграмму с пожеланиями удачи. Ты не понимаешь, что такое местные деревенские скачки. Это тебе не Эпсом[91] и не Аскот[92]. Здесь само собой разумеется, что вы прибегаете к разным маленьким хитростям. От вас этого просто-напросто ждут. Года два назад лошадь Джимми по кличке Пуна участвовала в скачках в Бридмуте, и накануне соревнований какой-то наймит Кука подстерег жокея, заманил его в кабак «Гусь и кузнечик» и напоил так, что на следующий день тот вышел на старт, жестоко страдая от похмелья, ему хотелось только одного – сидеть и плакать. Он пришел пятым, рыдая навзрыд, и заснул прямо в седле. Разумеется, Джимми догадался, чьих рук дело, но промолчал. Никаких претензий и обид ни с той, ни с другой стороны. И лишь после того как Джимми оштрафовал Кука за выпас свиней без разрешения, отношения стали напряженными.
Я коснулся еще одной, весьма рискованной стороны затеянного дела:
– А что, если этого вашего агента поймают? Он сразу же выдаст вас, и ваша репутация в Мейден-Эгсфорде будет испорчена навеки.
– Его не поймают никогда. Он местный неуловимый герой-разбойник. А мою репутацию в Мейден-Эгсфорде ничто не сможет запятнать. Я здесь слишком популярная личность с тех пор, как в прошлом году исполнила на деревенском празднике песенку «Все хорошенькие девушки любят моряка». Они у меня в проходах катались. Три раза бисировала, а кланялась столько, что в спину вступило.
– Избавьте меня от рассказов о ваших бесчинствах, – холодно произнес я.
– Я была в матросском костюме.
– Прошу вас, – простонал я с отвращением.
– Ты бы видел, какие отзывы напечатала газета «Бридмутский Аргус», и к ее восторженным оценкам присоединились «Сомерсетский фермер» и «Вестник Южного края». Ну да у меня нет времени сидеть тут целый день и слушать твою болтовню. Эльза пригласила к чаю каких-то зануд и хочет, чтобы я составила ей компанию. Не давай скучать кошке, когда она появится. Думаю, что вкусы у нее богемные и скорее всего она предпочитает виски, но попробуй предложить ей молока.
С этими словами тетя удалилась со сцены, полная жизненных сил, как все тети на свете.
Вошел Дживс. Его руки были заняты.
– Похоже, теперь у нас кошка, сэр, – сообщил он.
Я поднял на него безнадежно потухший взор.
– Значит, он ее принес.
– Да, сэр. Несколько минут назад.
– К задней двери?
– Да, сэр. Проявил должную сообразительность.
– Он здесь?
– Нет, сэр. Отправился в пивную «Гусь и кузнечик».
Я сразу перешел к делу. Не было времени ходить вокруг да около. Мне нужен был его совет, и притом немедленно.
– Как я понимаю, Дживс, – начал я, – появление кошки по этому адресу позволило вам, как говорится, сложить два и два, и вы поняли, что на большой дороге свершилось черное дело.
– Да, сэр. Я имел честь слышать миссис Траверс. У этой леди весьма зычный голос.
– Очень точно сказано. Думаю, когда она в юности охотилась, ее было слышно в нескольких окрестных графствах.