Глава 2
Остров Эллис образовался в основном из грунта, вывезенного при строительстве нью-йоркского метро; остров расположен в километре от южного мыса Манхэттена. Когда-то он представлял собой песчаную косу, где индейцы добывали устриц, а в колониальные времена эта коса была местом казни пиратов. В 1892 году здесь было построено первое здание поста Иммиграционной службы.
Иммигрантов, забракованных по состоянию здоровья, метили мелом прямо на одежде. Большое «Е» означало глазную болезнь, «Л» — хромоту, «Х» — слабоумие, а «Х» в кружке — идиотию. Один тест был на определение умственных способностей: иммигрант должен был из нескольких деревянных кусочков сложить кораблик. В самый разгар иммиграции каждый день до пяти тысяч усталых и встревоженных людей проходили через регистрационный зал.
Двадцать процентов новоприбывших задерживали как нездоровых, «политически нежелательных» или «потенциально обременительных» для общества. Одиноких женщин, которых не встречали родственники или представители общества помощи иммигрантам, задерживали из опасения, что они могут стать жертвами эксплуатации или проститутками.
Многие женщины, списавшись заранее, прибывали в Америку, чтобы выйти замуж. В сентябре 1907 года на борту парохода «Балтик» оказалось свыше тысячи невест.
Иммигрантов, которых считали анархистами, большевиками или преступниками, помещали в общежития и при первой же возможности отправляли обратно, как и некоторых больных. Других больных, нуждавшихся в медицинской помощи, помещали в больницы. Детей, болевших корью, отправляли в дождь и холод паромом на материк. По оценкам историков, около тридцати процентов из них умирало потом от простуды.
* * *
Я не мог и предположить, что новенькое здание гестапо находится недалеко от моего дома. Когда проезжали по родной улице, снова стало обидно, что приняли как последнего лоха — в спланированной облаве. Пятый в моей жизни арест — уже пора бы научиться уклоняться от правосудия с ловкостью Ленина в Разливе.
— Вот и мой дом! Двенадцать лет адрес не менял, неужели трудно повесткой было вызвать?
Агенты, как по-команде втянули головы в плечи и стали изучать окружающий пейзаж.
Еще вчера вечером я катил здесь коляску с дочкой. Дочке вечером стало скучно и она потребовала прогулку. Я вставил в уши наушники и покатил ее в Бургер Кинг — просто так, чтобы у путешествия появилась цель. В Кинге покупал картошку-фри, а продавец совсем не обращал на дочку внимания, как не обращают на детей внимания большинство мужчин. Тогда она подошла к прилавку вплотную — совсем кроха и сказала со взрослой явственностью:
«Хэлоу, хау а ю?» Продавец ответил автоматом: «ОК» и вдруг заметил ее и обалдел. Она маленькая совсем еще для официальных протоколов приветствия. Так что мы бесплатно отхватили вторую порцию горяченькой картошки.
Сидели потом друг против друга и лопали картошку, обжигая небо и радовались. Когда я выходил из Кинга, посадив дочку на плечи, растроганный продавец крикнул мне вслед: «Береги ее, слышишь?»
Вот. Уберег. Хорошо все же успел сводить ее в Бургер на прощанье. И жене машину пылесосом прошел — как чувствовал. Арест — это всегда маленькая смерть. Черная вражья сила вынимает тебя из течения жизни неожиданно и без предупреждения. Ежели меня телепортируют, а быстрее всего так оно и будет, то вернуться официально смогу только через десять лет. Дочка меня просто не узнает. Можно, конечно, через Мексику — как раз сейчас в зиндане наберусь контактов у койтов-проводников. Однако Мексика это гусарская рулетка — там все по теории случайностей.
Машина остановилась у ворот в промзону. Таких навалом по США — офисы и склады в аренду. Холидей набрал на маленькой щитке с козырьком длинный секретный код и произнес заклинание — ворота покатили в бок. Ни тебе вывесок, ни указателей. Четырехэтажка. В окна заметно совсем недавно вставлены зеркальные стекла. Маскировку слегка подмывает одинокий военный хаммер в дальнем конце парковки. Номеров нет. У нашего форда тоже нет знаков различия. Номера лоховские, муниципальные — будто городская служба, а не федералы. Маскируются, чтоб не спугнуть пассажиров.
Внутри здания все абсолютно новенькое, как говорят муха не сношалась. Окна, двери, линолеум, покраска, мебель, компы. Новехоньки и портреты Трампа с его гавённым лозунгом: «Сделаем Америку снова великой». В каком смысле «снова»? Сейчас она что, не великая? Поехал бы ты, сидор, в восточный Тимор или Бишкек и сравнил. Ненасытный народец американцы.
Меня, И. Су, Раджу и пицирийщика Биляля впихнули в новехонькую камеру со всеми удобствами и прицелом ночного видения в середине потолка. Минут через пятнадцать подали жрач, это баландой назвать язык не поворачивается: салисберийский стейк, пюре c подливой и земляничное мороженое. Судя по размаху великолепия — новехоньких зданий, компов, машин, дополнительного набора персонала, чтобы наполнить здания и жратвы такого качества, я заключил что распил по одной только иммиграционной программе Трамп затевает монументальнейший.
Когда Белый дом покидал последний през-республиканец — Джёдж Дабья Буш, весь мир вздрогнул от финансового кризиса 2008. Бензин стоял почти пятерку за галлон. Чего за четыре года успеет накуролесить гордый, энергичный оранжевый бизнесман можно только гадать. Надо бы дергать отсюда пока Америка не стало настолько великой, что будет нечем дышать, как в Каримовой Джамахирии. В нашем штате недавно вышел указ всем ментам даже после работы носить нагрудные видеорегистраторы. Зачем?
«Вот так-то, браза» — Раджа отодвинул пластиковую посудку в сторону. Как и у меня аппетита у пакистанца не было. И. Са набросился на наши порции аки стервятник. Оно и понятно — оголодал в негритянской окружной тюрьме, мы ж его почитай прям с кичи извлекли.
«Вот так-то. В 1995 году был у меня залет с травкой. Отсидел год. Потом каждый год в имигрейшн ходил отмечаться. Двадцать пять лет админ надзора, как один день. В последние полгода не снимая носил на ноге джипиэс — и один хер закрыли.
«А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой!»
— я продекламировал в ответ на историю Раджи, но и он и И. Са посмотрели на меня с пониманием — йобнулся парень, бывает при аресте.
— Да сами вы… — я разгневался — это же надпись на Статуе Свободы. Раджа нахмурился и молча ткнул пальцем в потолок: «микрофоны».
— Обидно, что прямо на Рамадан забрали. И грузовик остался под пломбами, с грузом, во дворе. Надо чтобы жена диспетчеру позвонила. Мне ведь на Питтсбург в ночь выезжать надо. Было. Во-о-о-от непруха! Как и я Раджа понимал, что ментовское: «К вечеру будете дома» — это параша. И. Са впитывал федеральный хавчик, а иорданец Биляль метался по хате иногда приостанавливаясь и удивленно глядя на толчок — «как же это теперь срать-то, при людях что ли?».
Он уже несколько раз спрашивал у нас с Раджей — в тюремной хате все стает по-мастям: кто сидел раньше, а кто нет. «А вы уже бывали в тюрьме? Скажите, нас сильно побьют другие бандиты?» Судя по акценту, на землю свободы прибыл пицерийщик Бонасье совсем недавно. Как и положено блатным, мы с Раджей не обращали на них внимания — сами все узнают, как время придет.
— Знаете, Раджа, я полагаю у вас пасьянс сложился: Рамадан, Пакистан, водитель большегруза. Сейчас же новый вид спорта — въезд в толпу на грузовике.
Раджа опять поморщился и ткнул в сторону возможных уловителей моей речи. Потом он кивнул и ответил взглядом: «Наверное так оно и есть, браза». После того, как И. Са, наконец, покончил с нашими порциями, стали выдергивать по одному — подписывать извещение о телепортации. Домой дали позвонить — безлимитно, не то что районные менты-полуавтоматы. Всеж таки фед.
В моем извещении вся моя американская жизнь — уместилась в две строчки. «Вы приехали по трехмесячной визе четырнадцать лет назад и с тех пор США не покидали. Это неприемлемо и вы будете депортированы» Я выбрал опцию «судебное слушание» хотя, судя по скрытой в тексте угрозе оно могло занять от трех до шести месяцев. В качестве страны происхождения я написал «СССР». Выбрал также «возможность пыток и смертельную опасность в случае возвращения».
Холидей пробежал бумазею взглядом и споткнулся на «СССР».
— Такой страны уже нет.
— Такая страна есть, специальный агент.
— Ну зачем ты время отнимаешь у себя же. По данным аэропорта Кеннеди ты прибыл их Успехистана.
— Такой страны нет. И никогда не было. Я ее не признаю в одностороннем порядке. Они мне платят тем же — мой паспорт аннулировали. Все думаю его публично сжечь, но жалко там визы всякие — из прошлой жизни.
Холидей глянул на меня мутными глазами человека страдающего от нехватки пива и сказал:
— Так! Подписал, позвонил? Давай зови следующего.
— Не-не, не позвонил. Ща.
Жена, наученная опытом моей предыдущей отсидки в округе теперь поднимает трубку даже если номер незнакомый.
— Я знаю, милая, больше не встретимся. Дороги разные нам суждены. Похоже, серьёзные пацаны меня в этот раз прихватили. Тюрьма тоже другая — федеральная, сорок минут езды от нас без пробок если. Как смогу — позвоню. Будьте счастливы.
Дольше всех не подписывал извещение о депорте И. Са. Он сидел на корточках поверх бетонной скамьи, как затаившийся богомол и с буддистским спокойствием твердил:
«Но инглиз. Ноу но инглиз». Агенты метались вокруг него, трясли руками, умоляли и слегка запугивали. К чему отнимать время — подпиши и все поедут в удобную тюрьму, а не в этой бетонной коробке будут париться.
Я сидел рядом и настраивал тело и душу на отсидку, постепенно, тумблер за тумблером отключая воспоминания и ассоциации внешнего мира. Внешнего мира больше нет. Я на межгалактическом корабле. Полет через галактику займет месяцы, может даже годы. Выходить в открытый космос нет никакого смысла. Как долетим — так двери сами и откроются. И выпустят, еще подгонять будут, как обычно в тюрьме. А то что обязательно когда-то куда-нибудь долетим, я не сомневался.
— Слушай — вмешался в мысли Спаньярд — ты ж переводчик, ну переведи ему, а?
— А что в деле указано, что я переводчик? А язык какой там проставлен — бирманский, тайский? Ты бы уточнил, начальник.
Агент Холидей, который, похоже, совсем потерял контроль над своим тремором — будто всю ночь цыплятам бошки откручивал, плюнул и вышел, хлопнув дверью камеры. С пивком опять придется обождать.
Раджа грустно засмеялся и шепнул:
— Раз уж взялись всех депортировать неужели так сложно было нашлепать формы на разных языках.
— В натуре — согласился я — ой чувствую хлебнем мы горюшка как первопроходцы трамповы. Раджа на пальцах стал убеждать И. Су сдаться. «Один хер тебя депортируют» — повторял он. А я грешным делом подумал — «неужели подставной пакистан»? Стукачок?
С другой стороны торчать в камере предварительного заключения из-за какого-то красного кхмера глупо. В тюряге и шконка и душ, и телевизор. Опять же судя по салисберийской котлете насчет жратвы в федеральных тюрьмах не врут — шоколодная постановка. Принялся помогать Радже укатывать непутевого полпота. Переводчика ему, блять. Хорошо еще посла Миянмы вытребовать не догодался.
— Как жеж ты, конь с яйцами, десять лет в штатиках и по английски не бум-бум?
— Бум — радостно согласился И. Са — Биг бум! Потом покачал гривой и потянул на мотив мантры — Лака-така, тум-тум. Чака-чака, бум-бум! Я хотел было сказать, что ему врача, а не переводчика надо требовать, но меня вдруг осенило. Я подскочил к двери и нажал кнопку вызова бортпроводника. Откуда-то с потолка зазвучал недовольный голос Холидея:
— Чего еще?
— Нашли бирманского толмача?
— Эта кнопка чрезвычайных ситуаций. Нажимать будешь если драка или скорую надо вызывать. Нет не нашли.
— Гугл-транслит попробуй, начальник, слыхáл про такой? Секунда делов в онлайне.
— Дык оно — эта — не по-закону ведь.
«Вспомнили про законы, подонки» — подумал я, сто раз ведь на их поганый аусвайс подавал, все равно замели. Еще вспомнил как дочка разламывает соломинку картошки-фри и шепчет на нее: «хат».
Пройдет пара недель, пока смогу полностью блокировать воспоминания. От них нету прока, только боль.
— А ты создай прецедент, агент Холидей. Глядишь повышение дадут за смекалку. Как можно быть натуральным американцем и не верить гуголу?
Гуголу И. Са неожиданно доверился и, поддавшись на давление со стороны международного сообщества, подписал бумаженцию. Окрыленный Холидей вызвал конвой из тюрьмы.
Тюрьма находилась в пригородном Шардоне, Огайо. Роскошный городок — лесные курорты, озера и виноград для вина «Шардонэ». Белые зажиточные люди и одна из самых больших колоний Амишей.
Амиши — это почти что сохранившиеся первопоселенцы-пилигримы — они настолько консервативны, что не стиль одежды ни уклад жизни не меняют вот уже третий век. Электричества, интернета и владения автотранспортом не признают. Свои школы, церкви, фермы и заводы. Амиши считают что пережить конец света и избежать начертания зверя 666 можно только находясь на полном самообеспечении и независимо от общества.
Кроме колонии Амишей здесь находится штаб-квартира и лагерь украинской скаутской организации «Пласт». Возникшая в 1911 году во Львове, организация поставляла кадры в ОУН и поэтому была запрещена сперва немцами, а потом и советской властью и с тех пор переехала в Шардон. Одним словом — живописнейшее местечко чтоб мотать очередной срок.
Этапировать нас приехала дородная баба из той породы, что ремонтировали в советское время ЖД переезды. С улыбкой Матрёна взялась прилаживать нам кандалы.
Современные американские кандалы уже не комплектуются пушечным ядром, прикованном к лодыжке. Теперь это широкий кожанный пояс к которому серебристыми цепями цепляются наручники и «наножники» — типа наручников, только побольше. Застёгивая на нас эту причудливую экипировку бабища в шерифской форме нахваливала родную тюрьму: «У нас тюрьмочка хорошая, уютная. Кормят вкусно. Очень вкусно. Никто не жалуется!»
Пошли в автозак. Ай блин, да какой еще автозак? Выдумали тоже — воронок, он и есть воронок, хоть и американский. Сразу понял почему в кино люди в кандалах передвигаются трусцой. Просто, по-человечьи идти уже невозможно — цепи натягиваются, браслеты так и впиваются в кости. «К вечеру будем дома» — пошутил я и Раджа впервые за день усмехнулся. Усадили в воронок. Это снова был Форд — только теперь фургон с большими шерифскими звездами и надписью: «Департамент вправлений». Окна Форда были затемнены и зарешечены. В полу были кольца для крепления кандалов. Я устроился в удобном кожаном кресле и дал себе слово — если когда вырвусь из их застенков, где так вкусно кормят, в жизни не стану покупать продукции с маркой «Форд». Ментовский бренд.
Кроме меня, И. Сы, Раджи и пребывающем в состоянии глубочайшего шока пицерийщика Бонасье, в салоне уже был прикован еще один пассажир. Вернее, пассажирка.
Настоящая мексиканская дюймовочка-принцесса. Нежнейшее, кисейнейшее существо с кожей японского фарфора. Красота ее обладала такой магической силой, что у меня сразу улучшилось настроение. У меня всегда от любых проявлений красоты настроение улучшается. Весь вид этой хрупкой глазастой малышки закованной в кандалы с тиском «Маде ин УСА», жуткий диссонанс молодой девочки в каторжной экипировке, укрепил меня в мысли, что правы все-таки мы, а не они, и что именно «они» и есть настоящие преступники.
— Хола! — шепнул я ей и нагло подмигнул.
— Холя — голос у нее тоже был особый, нежный.
— Висенте!
— Мучо энкантада, синьёр Висенте — МАРИЯ.
— Ну держись, Мария! — добавил я по-русски от всей души сожалея, что ни хрена не фурычу по-испански, а короткий этап в тюрягу это всё что у нас с Марией есть.