Как в бреду, тонущий в своих мыслях, я совершал механические действия, собираясь на работу. Выйдя на улицу, я пожалел, что не одел кофту под куртку. Ночи становились все холоднее и скоро придется убирать байк и ходить пешком. Сев на ледяное сиденье байка, я завёл его и сразу тронулся с места. Непрогретый, дёрнувшись, он начал тупой разгон, унося меня в осеннюю ночь. Мне казалось, что я целую вечность буду добираться до клуба. Каждый светофор пытался мне помешать. Когда я, наконец, добрался до парковки и поставил байк на подножку, несколько редких капель дождя гулко ударили по куртке моего костюма. Усиливающийся ветер поднимал ошмётки мусора и осенних листьев, швыряя мне их под ноги. Воздух наполнялся тревогой, но она не шла ни в какое сравнение с той, которая таилась внутри меня. Там был настоящий ад, готовый в любую секунду вырваться наружу. И сейчас мне хотелось кричать всему миру об этой боли.
Открыв дверь чёрного хода и сказав «кухне» так ненавистное мне в данную минуту «всем привет», я быстрым шагом направился в раздевалку. По пути я встретил Анжелу, и она остановилась, увидев меня.
— Я тебе звонила сегодня вечером, почему ты не взял трубку?
Несмотря на всю ту боль, которую я причинил, она по-прежнему испытывала ко мне чувства. С такими людьми, которые терпят наше к ним безразличие и продолжают нас любить несмотря ни на что, мы никогда не будем вместе. Их попытки стать ближе к нам, лишь ещё сильнее отдаляют нас от них. Теперь я это точно знал.
— Анжела, мне некогда. Извини, — произнёс я, пройдя мимо неё в раздевалку, и закрыл за собой дверь.
Сняв с себя мотокостюм, я облачился в свою одежду бармена.
Дикая монотонность происходящего сводила меня с ума. Я старался ничего не замечать вокруг себя. Улыбки пьяных посетителей сейчас казались чудовищным лицемерием, насмешкой над моим состоянием. Это была моя маленькая трагедия. Мой пир во время чумы. И я чувствовал себя тем самым священником. Но я был всего лишь барменом, не имеющим права голоса. Я ненавидел их всех. Ненавидел свою работу. Ненавидел это насилие над своей психикой, когда мне приходилось каждый день улыбаться, общаясь с этими людьми, которые требовали от меня учтивости и соблюдения рабочего этикета, в то время как я умирал внутри.
Когда закончилась моя смена, я без раздумий взял бутылку текилы с витрины и забрал её с собой.
— Подожди! Андрей! Давай поговорим! Да погоди ты! Остановись! — кричала Анжела мне вслед, когда я направлялся к чёрному ходу.
Я развернулся и закричал, срывая голос:
— Да что тебе нужно от меня! Я тебя не люблю! Я тебя уже ненавидеть начинаю!
Работники кухни молча наблюдали за этой сценой ссоры влюбленной пары. Только они не догадывались, что эти двое любили разных людей.
С силой захлопнув дверь чёрного хода, я направился к байку. Дождь так и не пошёл. Асфальт был сухим. По дороге домой в голове сидела лишь одна мысль — я должен попробовать помириться с Никой. Она моё всё. Но перед этим мне нужно выспаться. Я дико устал за эти несколько обычных дней, так изменивших меня. Вернувшись домой, я сделал пару глотков снотворного, которое я взял с витрины бара и провалился в сон. Нарастающая какофония звуков приближалась, приобретая всё более отчётливую форму. В итоге этот звуковой пазл в моей голове сложился в мелодию вызова телефона.
— Да что вам всем от меня нужно…
Приподнявшись и сев на кровати, я взял с пола телефон. Это опять была Анжела. Бросив его на кровать, я закрыл лицо руками и со стоном поднялся. Сегодня очень важный день в моей жизни. На улице как раз шёл дождь.
«Отлично», — подумал я, глядя в окно.
Надев костюм и приняв для храбрости пол стакана текилы на голодный желудок, я отправился решать свою судьбу.
До боли знакомая дорога привела меня к крыльцу твоего подъезда. Поднявшись по ступеням на третий этаж, я нажал на звонок и стал ждать. Ощущение того, что после долгой разлуки ты увидишь милые и такие родные сердцу черты лица любимого человека, что в своём сердце к порогу его дома ты принёс призрачную надежду на счастье, — несравнимо ни с чем. Будто весь мир для тебя сходится в одной точке, и этот миг становится центром твоей вселенной.
Дверь открылась. Взгляд карих глаз впился в моё сознание, вынул душу и вытряхнул из неё все слова, которые которые я копил для этой встречи целый год, и теперь я не знал, что мне говорить. Ты улыбалась…
— Ты? Что тебе нужно?
Улыбка исчезла с твоего лица, и лицо стало превращаться в каменную маску. Голос приобрёл холод и нотки металла.
— Что ты здесь забыл?
— Ника. Прости меня… Я идиот. Я был не прав. Я в курсе про вас с ним. Ты не должна этого делать.
Я не понимал, что говорю. Меня трясло от этого взгляда, от всей этой ситуации.
— Да какое вообще тебе до этого дело? — Перебив поток моих песпорядочных оправданий, сказала Ника, и её личико исказилось гримасой боли и ненависти ко мне. Как будто не было этой разлуки, и мы вернулись с ней в день нашей последней ссоры.
— Зачем ты приехал? Перестань уже лезть в мою жизнь и живи своей!
Она попыталась закрыть дверь, но я остановил её попытку, гулко ударив ладонью по двери.
— Подожди! — сказал я.
За её маленькой спиной появилось это существо, которое я сейчас ненавидел всеми фибрами своей души. Я оттолкнул Нику и ринулся на него. Его удар попал мне прямо в подбородок и сшиб меня с ног. Алкоголь давал о себе знать, я стал рассеянным и был не готов к такому повороту событий. Я упал на одно колено и улыбнулся, опустив в пол голову и закрыв глаза. Ника закричала у меня за спиной. Я бросился на него и, схватив за торс, спрятал голову от его лихорадочных ударов, которые он пытался наносить. Попятившись назад, мы вместе с ним прошли по коридору и рухнули на кухонный стол. Упав, я оказался сверху и, высвободив свою голову из под его руки, с матами и криками начал бить его по лицу. Он уже ничего не сможет сделать. Лопнувшая кожа на его скуле закровила, и при виде его крови во мне проснулось чудовище. Раздался топот босых ног за моей спиной. Ника подбежала ко мне и схватила меня за волосы, пытаясь оттащить от него. Но мне было всё равно. Чудовище не имеет логики и не отвечает за свои поступки. Оно есть в каждом из нас и ждёт своего часа. Не обращая внимания на крики и действия Ники, я бил её парня по лицу, пока он не перестал сопротивляться. Встав на ноги, я начал втаптывать его голову в линолеум кухни. Ника повисла у меня на плечах и мне пришлось стряхнуть её с себя. В какой-то момент я остановился, и на миг ко мне вернулся рассудок. Осознав весь масштаб и ужас содеянного, я сделал несколько шагов назад. Ника, лёжа на полу в коридоре, ревела в захлёб. Со стороны лестничной клетки раздался щелчок открывающейся двери. Я обернулся и через распахнутую входную дверь увидел испуганные глаза женщины, взирающие на всю эту жуткую психоделическую картину. Позабыв про всё на свете, я ринулся прочь от этого ужаса. Прочь из этой квартиры, из этого дома, от этих последствий.
Улица встретила меня шелестом моросящего скупого дождя. С разбега вскочив на свой байк, я завёл его и резко тронулся с места. Адреналиновая лихорадка сменилась паникой. Рассудок пытался пробиться сквозь неё. Мысли постепенно приобретали осознанный характер. Моё маленькое счастье всё в слезах лежало на полу своей квартиры рядом с окровавленным парнем. Маленькие руки, испачканные в его крови, трясли его голову, крича его имя. Воображение рисовало страшные образы в моей голове. Капли дождя били в защитное стекло шлема, которое я в панике забыл протереть. Видно было лишь нечёткие силуэты машин. Свет фар немного слепил меня. Фильтруясь через капли дождя на стекле шлема, он превращался в калейдоскоп разноцветных бликов. Хоть я и знал наизусть дорогу от Никиного дома до своего, мне все же пришлось поднять стекло, ибо моя скорость была приличной. Краем глаза я заметил, как из левого крайнего ряда машина начала перестраиваться на среднюю полосу, по которой я ехал. Резко нажав на тормоз, я попытался удержать байк, когда он начал вилять в разные стороны. Удар в переднее крыло этой машины, оторвал мои руки от руля байка, в который я вцепился мёртвой хваткой. Мир перед глазами перевернулся с ног на голову, и я увидел байк, кувыркающийся следом за мной. Пролетев пару метров, я грохнулся на пятую точку, и удар шлема об асфальт на мгновение заставил меня потерять связь с реальностью. Инерция протащила меня пару метров по мокрому асфальту. Вспомнив о байке, я закричал и резко дёрнулся влево. Байк с грохотом рухнул где-то рядом. Раздался дикий скрежет металла. Приподнявшись и встав на колени, я огляделся по сторонам. Окружённый слепящим со всех сторон светом фар, я не мог в сгущающихся сумерках разглядеть водителя машины, в которую я врезался. Видно было лишь подушку безопасности. Скинув с себя шлем, я вскочил на ноги и отшвырнул мужчину, который подбежал, чтобы помочь мне подняться. Собрав в кулак последние силы, спотыкаясь, я побежал в сторону дома. Моё положение становилось всё хуже. Это было похоже на быстрое падение в бездну. В бездну обстоятельств и безумных поступков.
Леденящее и почти загробное спокойствие моей квартиры немного успокоило меня. Я стоял посреди комнаты и меня трясло. Трясло от безысходности. Сейчас мне так хотелось вернуться назад. В то время, когда я ещё не успел натворить всех этих глупостей. Когда где-то просто можно было промолчать, где-то понять любимого человека и не губить эту хрупкую субстанцию под названием «любовь», которая может разрушиться даже от простых слов.
Я пошел на кухню и налил себе целый стакан текилы, чтобы её горький вкус хоть ненадолго выжег всё то безумие, что съедало меня. Я ходил по комнате, словно заключённый. Мыслям стало тесно в этой квартире. Я задыхался в этих четырёх стенах. Мне срочно нужен свежий воздух. Оставив дверь квартиры распахнутой настежь и прихватив с собой текилу, я отправился на крышу. Шесть этажей спокойной, планомерной ходьбы. Шесть этажей равномерного лязга подошвы обуви по ступеням, который словно смычок по струнам, отражаясь от пустых стен лестничной клетки, бил по нервам. Как будто кто-то точил гигантский нож. Я вдруг вспомнил игру «Сайлент Хилл» и Пирамидоголового с его гигантским тесаком. Меня пробило на смех. Алкоголь мутил моё сознание. Теперь уже ничего не важно. Дверь, ведущая на крышу, была прикрыта и завязана на алюминиевую проволоку. Ударом ноги, распахнув этот кусок металла, я вышел в дождь. Раздался вороний грай и трепет крыльев. Я повернул голову вправо и увидел небольшой навес возле выхода на крышу. Под ним на одной из толстых неаккуратно обструганных жердин сидел непонятно откуда тут взявшийся ворон. Беспорядочно поворачивая голову из стороны в сторону, он пялился на меня. Лампочка, покрашенная в тёмный цвет, болталась под крышей навеса и раскачивалась из стороны в сторону из-за дуновения ветра.
«Жутковатая картина», — подумал я, направляясь к краю крыши.
Остановившись на самом краю, я смотрел на мир, простирающийся передо мной. А мир смотрел на меня. Смотрел горящим жёлтым цветом глазницами окон, разноцветными зрачками фонарей, ночных вывесок и рекламных щитов. Казалось, что сам ветер поёт мне заупокойную. Я всегда хотел знать, о чём думают самоубийцы в момент своего рокового решения, и теперь, кажется, я знал их мысли. Запрокинув голову, закрыв глаза и борясь с рвотным инстинктом, я глотал алкоголь. Вырываясь из горла бутыли, он стекал по лицу, смешиваясь с каплями дождя. Нарастал звук приближающейся сирены. Вот и всё. Пришло время платить за свои поступки. Я поднялся на небольшое возвышение на краю крыши, обитое жестью и сделал небольшой шаг, так, чтобы носки обуви оказались над пропастью. Над бездной. Внизу во тьме я увидел мерцание включенной сирены, которое проследовало к нам во двор, остановилось недалеко от моего подъезда и затем раздались еле слышные хлопки закрывающихся дверей. Я вспомнил о Нике. Бутылка полетела вниз. Нет. Я этого не сделаю, промелькнуло в моей голове. Я же решил жить дальше. Хотя… Я уже давно не жил, а просто существовал. Порыв ветра ударил мне в спину, и моя правая нога соскользнула с мокрой жести. Я дёрнулся, замахал руками и, извернувшись, успел схватиться левой рукой за край возвышения, на котором только что стоял. Левый бок обожгло острой болью от удара. Ширина возвышения была примерно в длину моей руки, и я повис на обеих руках, упираясь грудью в мокрую жесть. Меня все предали. Даже ветер. Даже дождь… Я так любил этот чёртов дождь, и вот чем он мне отплатил…
— Вот она, — сказал участковый, глядя на распахнутую дверь квартиры.
Двое людей в форме поднялись по ступеням и осторожно зашли в неё, озираясь по сторонам.
— Есть кто дома?
Участковому никто не ответил. Гробовое молчание нарушало лишь довольно громкое тиканье старых настенных часов, доносящееся со стороны зала.
— Надо осмотреться, — сказал сержант и пошел проверять комнаты.
Участковый остался стоять в коридоре и осмотрелся по сторонам.
«Обычная, ничем не примечательная квартира. Всё как у всех», — подумал он, заглядывая в зал.
— Не похоже на жилище изверга, — сказал вернувшийся к нему сержант. — Надеюсь тот парень выживет.
Вместе они зашли в зал. Посреди комнаты стояла кровать. В правом углу у окна прижимался к стене небольшой стол, на нём стоял монитор. По столу и на полу были рассыпаны книги.
— Маяковский, Воннегут, Есенин, Буковски, Эдгар По, — перечислял вслух сержант, подойдя к столу. — А наш парень, оказывается, любил читать.
Участковый заметил на полу обломки пластмассы. Подойдя, он нагнулся, чтобы поближе их рассмотреть.
— Хрен с ними, с этим отпечатками, — сказал участковый, поднимая рамку. — Мы же с тобой не киношные агенты ФБР.
Они засмеялись. Через всю рамку тянулась трещина, расколовшая стекло напополам. Изображение было видно только наполовину. Было видно лицо улыбающейся милой девушки. На её плече была чья-то рука.
За окнами раздался хлопок, и наперебой завизжали сигнализации машин.