Вадим Панов
Искажение
Пятая глава
МАКАМ XIV. СУЩЕСТВО
INGRESSO
– Доброй ночи всем, кто к нам только что присоединился! С вами Кирилл Амон, и в сегодняшнем выпуске «Первого Полночного» мы говорим о друзьях. – У диктора был приятный, великолепно поставленный баритон, одновременно мягкий и уверенный. Не обволакивающий, но привлекательный, не позволяющий оторваться от радиоприёмника. – Мы говорим о друзьях, которым верили, как себе, но с которыми пришлось расстаться. Почему это произошло? Как получилось, что тот, кому ты мог доверить жизнь, стал чужим? Что должно случиться? И у нас есть звонок…
– Доброй ночи, – вежливо поздоровался слушатель.
– Доброй ночи, брат-полуночник, у тебя есть что сказать о дружбе или друзьях?
– Разве предатель может считаться другом?
– А кем он был до того, как стал предателем? Кем ты его считал, брат-полуночник, разве не другом?
– Не важно, кем я его считал, – вздохнул мужчина. – Он лжец.
– Что у тебя случилось, брат-полуночник?
– Пошлая история, брат Кирилл: я узнал, что друг спал с моей женой.
– Переспал?
– Спал всё то время, что мы были женаты. И даже до нашей свадьбы.
– Это не ложь, брат-полуночник, это подлость.
– Я тоже так думаю, брат Кирилл. Но получилось, что я потерял всех.
– Два человека – это не все.
– Для меня – все, – вздохнул мужчина. – Больше у меня никого не было.
– Ближе у тебя никого не было, брат-полуночник, не путай, – поправил собеседника Амон. – Я уверен, что рядом есть достойные люди, которые в состоянии тебе помочь. Не бойся им верить, брат-полуночник.
– Чтобы снова оказаться преданным?
– Чтобы жить дальше…
…В главном зале «Потёртых страниц», известного книжного магазина на Забелина, часто царила тишина. Не благоговейная, вызванная уважением к сокровищнице знаний, а заурядная – из-за отсутствия клиентов. Хозяин магазина не торговал беллетристикой, не выкладывал на витрину модные новинки и крайне редко устраивал встречи с авторами по той причине, что большинство из них уже покинуло наш мир – в «Потёртых страницах» искали букинистику и древности. Только старые, проверенные временем книги. Ничего иного.
Однако отсутствие клиентов хозяина магазина не смущало – Виссарион Обуза терпеть не мог суеты и с радостью проводил время в кресле с интересной книгой, благо собрание «Страниц» было огромным и до многих томов он ещё не добрался. А с недавних пор рядом с креслом появился радиоприёмник, и теперь Обуза изредка слушал его, закрыв глаза и отложив на время книгу. В такие моменты он погружался в глубокую задумчивость, полностью отдаваясь мыслям, но звякнувший колокольчик заставил Виссариона вздохнуть и подняться навстречу посетителю.
И подумать, что в следующий раз дверь нужно закрыть и снабдить табличкой «Учёт», которую он отыскал на прошлой неделе, разбирая сборники проклятий ХХ века.
– Добрый день.
– Это что, радио? – неожиданно спросил посетитель, прислушиваясь к голосу из приёмника.
– Да… – протянул Обуза и тут же, смутившись, добавил: – Точнее, нет.
– То есть? – не понял посетитель.
– Это записанная передача, – объяснил Виссарион. – Ночная. Я не имею возможности слушать радио ночью, поэтому записываю и потом…
– Любишь спать по ночам?
К Обузе часто обращались на «ты», и он давно перестал реагировать на такие мелочи, рассудив, что жизнь сама расставляет всё по своим местам, и кто-то в итоге заслуживает право на вольность, а кого-то ждёт наказание.
– Днём я работаю, – сухо ответил Виссарион, выключая запись. – Чем могу помочь?
– Мне нужна книга, – усмехнулся незнакомец.
– Неожиданно, – пробубнил Обуза.
– Что? – поднял брови посетитель.
– Я сказал: выбирайте, – отозвался книжник. – У меня как раз есть несколько.
Мужчина замер и долго, секунд двадцать, не мигая смотрел на Виссариона, прикидывая, бить его или повременить. Решил повременить, вновь усмехнулся, несколько жёстче, чем в первый раз, и продолжил:
– Говорят, у тебя лучший книжный магазин в Отражении.
– Говорят много.
– Согласен, – не стал спорить посетитель. – Все охотно болтают о разном, даже те, кто любит читать.
– Что предпочитаете вы? Болтать или читать?
Снова возникла пауза. На этот раз более короткая, но зелёные глаза мужчины стали холодными-холодными.
– Не слишком ли много ты себе позволяешь?
– Столько, сколько привык.
– Чувствуешь себя в безопасности?
– Что именно привело вас в мой магазин?
Посетитель не был знаком Обузе, но по его повадкам чувствовалось, что он Первородный – грешники славились несдержанностью и впадали в гнев по любому, даже самому незначительному поводу.
– Мое имя – Фокалор, – произнёс посетитель, мрачно глядя на книжника. – Баал Фокалор.
– Очень приятно, баал Фокалор.
– Мне нравится, как ты лицемеришь.
– Не только вам, – улыбнулся Виссарион. – У меня много друзей.
И тем заставил посетителя сбиться: баал счёл замечание намёком на покровительство Авадонны, поскольку все знали, что карлик частенько заезжал в магазин покопаться в пыльных книгах. А с Авадонной мало кто желал связываться.
Хотел Обуза намекнуть Фокалору на высокое знакомство или случайно получилось – неизвестно, но тон баал сменил.
– Мне нужна книга, – протянул он, заложив руки в карманы брюк.
– У меня неплохое собрание, – кивнул Обуза. – Что вас интересует?
– Техническая литература.
– Насколько техническая? Гримуары?
– Нет, именно техническая. С недавних пор я неожиданно увлёкся путешествиями под землю.
– Вы стали спелеологом?
– Скорее, диггером, – уточнил Фокалор. – Мне интересны рукотворные пещеры: лабиринты, подземные ходы, военные бункеры…
– Вам нужны схемы подземных коммуникаций?
– Отражённых коммуникаций.
– У меня есть атласы интересующей вас тематики, баал Фокалор, – поразмыслив, ответил Виссарион. – Какой город?
– Севастополь. Мне нужна Севастопольская тетрадь.
А вот это заявление вызвало довольно длинную паузу.
Обуза прищурился, внимательно глядя на гостя, и негромко сообщил:
– Она утеряна.
– Их было две.
– Одна.
– Две, – твёрдо произнёс Фокалор. – Я дружил с Кородобом и знаю, что он составил вторую Тетрадь – для меня. За что и был убит.
– Казнён, – уточнил Обуза. – И я не хочу повторить его ошибку.
– В твоём случае можно будет точно говорить об убийстве, – хмыкнул баал.
– Это угроза?
На вопрос посетитель не ответил.
– Древние забрали вторую Тетрадь, а ты, как говорят, стал Архивариусом…
– Откуда вы знаете?
– …и ты был их любимцем, – с нажимом продолжил Фокалор, не обращая внимания на вопрос книжника.
– Нет.
– Мне нужна Тетрадь.
Виссарион вздрогнул, дёрнул плечом, нервно среагировав на резкую и весьма напористую фразу посетителя, облизнул губы и неуверенно ответил:
– Это невозможно.
– Почему?
– Шаб лично запретил Севастопольскую тетрадь.
– Тогда бы он её уничтожил.
– Он её запретил, этого достаточно.
– Шаб мёртв.
– Я всё равно его боюсь.
– Какое неожиданное признание, – с издёвкой бросил баал.
– Вы не боитесь? – поднял брови Виссарион.
Фокалор не ответил: Древние покинули мир не так давно, их культ не исчез, и за слишком вольные замечания всё ещё можно было угодить на костёр.
Он медленно прошёл по залу, остановился у прилавка, взял в руку лежавшую на нём книгу, посмотрел на обложку и негромко произнёс:
– Тетрадь у тебя.
– Откуда вы знаете?
– Мне рассказывали, что ты дурной актер, Обуза, но я не ожидал, что настолько. Когда я спросил, ответ появился на твоём лице.
– Это не так.
– И ещё ты прав в том, что я не трону Архивариуса – лучше сразу оторвать себе голову…
– Приятно иметь дело с умным грешником. Это большая редкость.
Баал улыбнулся, показывая, что оценил шутку, помолчал и мягко продолжил:
– Все боялись Шаба, Обуза, и все обрадовались, когда он сдох, но до сих пор никто толком не знает, что именно случилось в старом доме. – Рассказ, который затеял Фокалор, не имел прямой связи с его вопросом, но Виссарион слушал очень внимательно. Он понимал, что мягкость в голосе баала родилась не просто так, и рассказ обязательно обретёт смысл. – Мой господин, Молох, повелел провести расследование. Я потянул за все ниточки, за которые можно было ухватиться, и в том числе, не особенно надеясь на успех, обратился к местным полицейским, попросив проверить совпадения по камерам уличного наблюдения. Представь моё удивление, когда я узнал, что вечером того таинственного дня шофёр Элизабет посещал заведение «Подпольный Шомпол»… Оно недалеко отсюда, в Спасоглинищевском…
– В Большом Спасоглинищевском, – машинально поправил Виссарион.
– Верно, – улыбнулся посетитель. – Интересное совпадение, да?
– В чём вы видите совпадение, баал Фокалор? – спросил Обуза. – В заведении тоже кого-то убили той ночью?
– Той ночью – нет. Зато сегодня скончался владелец «Подпольного Шомпола», господин Му. Он умер по естественным причинам, никто ничего не заподозрит… – в чёрных глазах гостя загорелся нехороший огонёк. – Но перед смертью господин Му успел ответить на несколько моих вопросов. Среди которых был такой: с кем встречался шофёр Элизабет той ночью?
Он действительно не собирался трогать Виссариона, в конце концов, ему была нужна Тетрадь, а не мёртвый Архивариус, зато он знал цену, за которую вожделенную, а главное – запретную – вещь можно приобрести.
– Вечером, – поправил гостя Виссарион. – Шофёр приезжал в «Шомпол» вечером.
– Совершенно верно, – улыбнулся баал. – И я думаю, тем вечером ты его убил, Обуза.
– Шофёр вышел из заведения и уехал – это видели все.
– Но за время вашей встречи у него появилась беспроводная гарнитура, которой он никогда не пользовался – я проверил. – Баал выдержал ещё одну паузу. – Я не знаю, кто тебе помогал, и у меня нет желания с вами связываться, ребята. Я просто хочу книгу.
– Вряд ли Молоху нужна Севастопольская тетрадь, – неожиданно твёрдо произнёс Обуза. И таким же тоном почти приказал: – Перестаньте лапать книги, баал Фокалор, они не любят чужих.
– Вижу, мы заговорили по-деловому? – рассмеялся гость, послушно оставляя старый том в покое.
– Я задал вопрос.
– Тетрадь нужна лично мне, – Фокалор намеренно выделил слово «лично». – Молох ничего не узнает ни о ней, ни о том, где был и с кем встречался шофёр Элизабет. Тем вечером.
– При всём уважении, баал, одного слова недостаточно, – Виссарион покусал губу. – Если вам действительно нужна Севастопольская тетрадь, придётся клясться на крови.
– Договорились!
PUNTO
– Морские коты особые, – негромко произнёс художник, разглядывая греющегося на солнце рыжего. – Они не терпят воду, но ходят в дальние страны, не любят волны, но обожают на них качаться, смотрят на бескрайний океан, а он шепчет им свои тайны.
– Чем коты его подкупили?
– Море порождает миллиарды отражений, и кошки видят их все, даже скрытые. Кошки видят те Отражения, какие были, какие будут и какие поменяют мир. Кошки проходят сквозь все отражения, безошибочно выбирая то, которое реальное. Море удивляется и любит их.
– А они любят?
– Они принимают любовь как должное.
И Марси улыбнулась пушистому рыжему наглецу, растянувшемуся на разогретом севастопольском камне, спящему во всех отражениях разом или где-то бодрствующему, знающему, что мир постоянно меняется, и зевающему на это. Марси улыбнулась, а кот поднял голову и уставился на девушку пронзительно-зелёными глазами. Уставился так, что не понять: к добру или худу, можно лишь смотреть в ответ и ждать, что получится.
«Морские коты особые…»
Море всё делает особым, заставляет жить своим дыханием и учит заглядывать за горизонт, потому что оно – бесконечность. Море отражает небо и прячет в глубине своей души, чтобы завтра вернуть его образ разбегающимися по свету облаками. Море отражает ветер, искажая миллиарды отражений, которые он приносит изо всех уголков реальности. Море жонглирует отражениями, а кошки бродят между ними, выбирая настоящее. Для них это игра, и Море смеётся.
Наверное, поэтому Марси приехала в Севастополь: из Питера девушка собиралась вернуться в Москву, но услышала смех другого моря и выбрала самолёт в Крым. И теперь дышала ветром Артбухты, любовалась рыжим котом и слушала хромого художника Редьку, в чьих картинах время смешивалось с фантазией, порождая отражения невозможного.
Которые он не знал, но видел.
– Иногда мне кажется, что море – это не часть мира, а другой, особый мир, случайно соединённый с нашим во время Великого Делания, – продолжил Редька, переводя взгляд с кота на волны. – Миры слились, но не смешались, отразились, но остались чужими, ревностно хранящими свои тайны друг от друга. Когда я так думаю, то вижу города, парящие в толще воды без якорей и крыльев, вижу корабли, летящие по волнам и облакам, и дельфинов, прыгающих из Моря в Небо.
– Ты отражаешь море в своём сердце.
– Мир моря, – поправил девушку художник.
– Мир, который ты видишь в калейдоскопе миллиардов отражений.
– Мир, который я придумал.
– Мир, который ты создаёшь.
Редька посмотрел на выставленные полотна, хмыкнул и качнул головой. Ему было приятно слышать эти слова, но не верилось в них.
Трудно представить себя создателем…
И странно слышать подобные размышления от молодой, лет двадцати, не больше, девчонки, с густыми светлыми волосами, небрежно сплетёнными в толстую косу. От красивой девчонки в шортах, лёгкой майке и очках в чёрной пластиковой оправе, в кроссовках и с рюкзаком, которая подошла к выставленным работам, какое-то время смотрела на них, а потом заговорила о том, как Море меняет мир, играя с дерзкими котами.
– Кто ты? – тихо спросил Редька.
– Я путешествую, – коротко ответила Марси. – Недавно на меня накатила тоска, я отправилась в Питер и нашла себя. Хотела вернуться домой, но услышала смех моря и поняла, что должна оказаться в другом городе. Я не знала, в каком. На Невском я встретила женщину, с которой обменяла свой билет до Москвы на её – в Симферополь. Я вышла из аэропорта, а водитель крикнул: «Девушка, у нас есть свободное место! Бесплатно!» Я согласилась составить ему компанию и по дороге узнала, что еду в Севастополь.
– Интересная история.
– Думаю, всё связано с Пророчеством, – продолжила Марси, то ли не расслышав, то ли не обратив внимания на замечание художника. – В последнее время я часто о нём думаю.
– Что за пророчество? – насторожился Редька.
– Не знаю. Я его не читала, но знаю, что оно есть, и я не просто так оказалась в Севастополе, – девушка улыбнулась. – Когда я ехала в Питер, я не понимала, что происходит, думала, что меня несёт тоска, и лишь потом осознала, что всё в моей жизни имеет смысл. Просто я его не понимаю… Не всегда понимаю… сразу… Возможно, в нашей встрече тоже есть смысл.
– Наша встреча была предопределена, – рассмеялся в ответ художник. – В сезон я здесь каждый день – продаю работы.
– Раздаёшь людям кусочек себя, – Марси помолчала.