Он оделся и спустился к реке. На льду около проруби виднелся знакомый свежий отпечаток огромной кошачьей лапы…
Капланов огляделся. Следы тянулись цепочкою снизу по льду реки. Тигр дошел до проруби и, увидев избушку, в тридцати метрах от нее круто свернул, ушел в чащу на противоположный берег.
Все стало теперь ясно. Конечно, Серко уже нет в живых. С ним расправился тигр…
Злость и негодование овладели Каплановым. Он опрометью бросился в избушку и, схватив заряженный карабин, решил преследовать зверя.
Напрягая внимание и слух, держа палец на спуске, Капланов стал обходить следы тигра чистыми местами. Хотя бы он не ушел далеко!
В двухстах метрах от избушки, в лесной чаще, лежала на боку мертвая собака. На ее шее темнели узкие и частые, как простроченные, раны от клыков тигра.
Зажав в руке карабин, Капланов молча стоял над верным Серко…
Как это произошло? Следы рассказали все.
Тигр долго, без остановки, шел по льду реки. Неожиданно он увидел на берегу за пихтами избушку, которой раньше здесь не было. Зверь решил, очевидно, уклониться от опасной встречи с человеком и обойти его жилье стороной.
Серко в это время находился там же, на реке, немного выше проруби. Он обнюхивал свежие следы изюбра. Скрип перемерзшего снега под лапами крупного зверя привлек его внимание. Серко бросился вперед.
Да, сомнений не было: Серко смело бежал за зверем, который углубился в чащу. Громадная кошка, готовая уже совсем уйти, почувствовав преследование, остановилась. Обернулась, встала передними лапами на ствол упавшего дерева.
Тут появилась собака. Тигр бросился навстречу, в два прыжка настиг ее и ударом лапы сбил на спину. В этот момент и вскрикнул Серко. Тигр умертвил его мгновенно, прокусив шейные позвонки, сразу побежал вверх и залег в чаще. Учуяв приближение человека, зверь скачками ушел в глубь тайги.
Пройдя несколько километров по следу тигра, Капланов повернул назад. Преследование требовало не одного дня, а продуктов с ним не было.
Недалеко от избушки он разложил большой костер и сжег на нем закоченевший труп собаки.
Костер давно уже догорел, а Капланов все сидел и смотрел на серую горку пепла.
Зашумели над головой ветки деревьев. С еловых лап посыпался снег. Задул горняк.
Словно разбуженный шумом ветра, Капланов встал, затесал ближнюю сухую лиственницу и написал на затесе день, когда погиб его четвероногий друг.
Надо было идти на побережье за продуктами. Но он оттягивал свой поход, зная, что тигр может снова появиться поблизости.
Капланов вспомнил старинный способ охоты на крупных зверей: промысловики ставили на зверовых тропах самострел. Теперь этот прием запрещен, но его иногда применяли, называя по-своему «самосудом». Ярость Капланова сейчас была столь велика, что он не мог удержать себя от самосуда.
Он насторожил ружье на тигровой тропе, надеясь, что зверь через несколько дней пройдет по своему старому следу на льду реки. В избушке оказался запас крепкого белого шнура, который он и использовал для тетивы.
В нетерпеливом ожидании прошло шесть суток.
Наступило 31 декабря. Капланов приготовил праздничный ужин. Зажженная свеча освещала на самодельном, из кедровых плах, столе свежеиспеченные лепешки, жаркое из рябчиков и в стакане — остаток неприкосновенного запаса спирта. Здесь же лежал раскрытый дневник, куда он только что записал печальные события последних дней:
«Ведь Серко не боялся никакого зверя, он знал и могучего лося, и легконогого изюбра, и секача со сверкающими острыми клыками, и разъяренного медведя, и стремительную большеглазую рысь. Никто из них еще не уходил от него, если так приказывал хозяин. Но этого зверя Серко не знал. Он увидел его лишь в последний миг своей жизни…»
Капланов рассеянно пробежал глазами последние строчки.
Сентиментально? Ну и пусть! Он, кажется, никогда не давал повода упрекать себя в излишней чувствительности. Многие даже считали его слишком суровым, «толстокожим».
Он не жалел об этом, его замкнутость служила надежной броней: не любил, когда без спроса заглядывают в душу.
Мало кто догадывался, что этот молчаливый, обычно неловкий в обществе, порой простодушный, а иногда ершистый молодой человек, на самом деле был мечтателен и мягок. Но таким он становился в часы общения с природой. Сентиментальности не любил, а слез не терпел. Свои переживания он скрывал под внешней невозмутимостью и спокойствием.
Но сейчас, когда погиб его верный спутник в долгих походах по тайге, ему не хотелось прятать свои чувства. Пусть эта запись в дневнике останется.
Он сидел за столом в глубокой задумчивости.
Совсем недавно рядом с ним находилось живое существо, которое скрашивало его одиночество и трудную таежную жизнь. Он любил говорить с Серко, и собака, казалось, его понимала. Она то прыгала и бурно радовалась, то внимательно, склонив голову набок, прислушивалась к голосу хозяина, забавно морща нос, словно усмехаясь, и преданно глядя ему в глаза. И вот Серко больше нет…
Только за последние три года работы на Дальнем Востоке ему удалось с помощью Серко добыть для заповедника, для зоологических исследований, трех медведей (один из них весил около трехсот килограммов), четырех рысей, старого кабана-секача, несколько изюбров и лосей.
А охота с Серко на сохатого! Охота с лайкой на лося требовала хорошей закалки и большой выносливости. Охотник подолгу преследовал зверя. Надо было уметь и быстро ориентироваться в незнакомой местности. Во всем этом ему помогал верный Серко.
Работая в Западной Сибири, Капланов сумел натренировать себя и теперь навыки таежника позволяли ему одному вести исследования в глухой безлюдной местности. Но разве, когда с ним был Серко, он был один?
Нет, он не простит тигру его преступления! Серко будет отомщен.
До Нового года оставалось несколько минут. За окном светила полная луна. Она медленно вышла из-за частокола елей, поднявшись по склону хребта.
Вдруг с реки донесся отдаленный выстрел и зловещий рев.
Капланов вскочил. Вот, наконец, и расплата!
Он не помнил, как добежал до места, где стоял самострел. Он уже представлял своего врага поверженным… Отомстил!
Но зверя там не было!
На примятом снегу краснели пятна крови. Приглядевшись, Капланов увидел следы раненого тигра. Зверь уходил, волоча правую ногу, он ставил ее немного вбок.
Самострел плохо сработал. Капланов осмотрел его: тетива промерзла и слегка провисла. Пуля попала хищнику не в грудь, а, как показали следы, в крестец.
Не раздумывая, он решил преследовать тигра. Вернувшись в избушку, зарядил карабин, поспешно собрал со стола свой несъеденный ужин в сумку и, забросив ее за плечи, быстро заскользил на лыжах по льду реки.
Окровавленный след зверя уводил его в глубь заповедника.
Шли предрассветные часы нового года. В тишине слышался скрип лыж да иногда треск деревьев — мороз набирал силу. Темные ельники затаились, стенами встали по берегам, и берега словно бы сдвинулись. Луна спряталась.
Когда пожелтел восток и звезды погасли, избушка осталась далеко позади.
Капланов понимал, что преследовать раненого тигра очень опасно. Хищник уходил быстро, значит, он сохранил силы. Он мог остановиться, спрятаться в чаще, и ожидать там человека. Мог, свернув в сторону и сделав круг, вернуться к своим следам и лечь в засаду, чтобы в какой-то момент прыжком настигнуть врага.
Капланов все это знал. И все-таки не испытывал страха. Конечно, в одиночку идти на тигра рискованно. К тому же у Капланова был серьезный физический недостаток: в детстве он потерял глаз, и поэтому поде зрения его было сужено. Но жизнь в тайге подготовила ко всяким неожиданностям, и он никогда не останавливался перед смелым решением.
Пожалуй, теперь уже не жажда мести, а острое любопытство, стремление поближе узнать редкого зверя, наконец, какая-то дерзкая решимость гнали его по следу «властелина тайги».
Быстрая погоня на лыжах несколько охладила Капланова. Всматриваясь в капли крови на снегу, он думал о том, что все в сущности естественно — тигр живет по суровым законам тайги. Как и все другие звери. Что же тут удивительного? Отчего я этим возмущен? Я любил Серко. Очень любил. Но тигр убивает зверей всю свою жизнь. Почему же он должен был щадить собаку? И разве дело теперь в мести? Нет. Я хочу с ним встретиться. Для чего? Не знаю. Может быть, познать тайны его жизни. И чтобы доказать — человек сильнее любого зверя. Пусть это будет даже тигр, который внушает ужас всему живому в тайге. Я с ним обязательно встречусь. И заставлю его дрожать перед человеком.
Через несколько часов непрерывного хода он увидел, что следы тигра свернули в сторону от реки. Зверь зашел в чащу.
Капланов с большой осторожностью углубился в лес. Минут через десять он натолкнулся на лежку. Широкая, плотно утоптанная, слегка окровавленная площадка показывала, что тигр здесь отдыхал долго, зализывая рану и лежа по-кошачьи, клубком, то на одном, то на другом боку.
Капланов устал, но позволить себе отдых сейчас не мог. След зверя, уходящий отсюда, был совсем свежим. Тигр находился где-то недалеко.
Он прибавил шагу. Шел на лыжах без остановки дотемна. На ходу, лишь раза два за день, Капланов поел лепешек. А следы тигра все уходили вниз, по льду реки. Но наступила ночь и заставила его сделать остановку.
Переночевав у костра, Капланов на рассвете продолжал погоню. Чтобы легче было идти, он оставил на месте ночлега сумку, взяв с собой лишь карабин да сунув в карман несколько оставшихся лепешек.
Там, где в реку впадал приток Сица, на льду виднелось множество тигровых следов. Здесь тигр, очевидно, жил не один день: следы шли вверх и вниз, у берегов и серединой реки. Большинство их было, пожалуй, двухнедельной давности. Отсюда, вероятно, он и направлялся вверх по реке мимо избушки, когда натолкнулся на Серко.
Долину Нанцы в этом месте сжимали крутые высокие горы. В скалистом коридоре, похожем на каньон, словно в гигантской трубе, дул ветер. Начинаясь с восходом солнца, днем он становился сильнее и утихомиривался только на ночь. Ветер заметал свежие следы зверей. И лишь старые отпечатки, которым было дней десять, ясно очерчивались на голом льду, потому что к ним пристыл снег: это были точные контуры тигрового следа.
Ветер и сейчас гудел в скалах, бил в лицо. Подойдя к обрыву, Капланов обнаружил, что свежий след тигра пропал. Ветер помог зверю исчезнуть.
Отыскивая следы, он увидел старый отпечаток лапы маленького тигренка, перешедшего реку. Это было интересно! Уж не обитала ли здесь еще и тигрица с выводком?
На берегах, как и на льду реки, следы задуло ветром. Преследовать тигра дальше было бесцельно. Он повернул обратно, грызя на ходу лепешку. Идти сразу стало легче, ветер теперь был попутным.
Небо сделалось бледно-желтым. Приближался вечер.
Поглядывая под ноги, он уже не думал о тигре, он быстро бежал на лыжах.
Обойдя большой скалистый обрыв, который возвышался над рекой на сотни метров, он внезапно увидел на льду совершенно свежий след тигра. След шел ему навстречу и вдруг круто сворачивал под скалу, в чащу леса.
Не было никаких сомнений: он едва не встретился со зверем вплотную. Тот его почуял и, возможно, даже увидел, после чего сразу повернул на берег.
Путь тигру вниз по реке был отрезан. Уйти в тайгу он не мог, так как кругом к берегам прижимались почти отвесные скалы. На открытом пространстве реки находился двуногий враг. Тигру оставалось лишь вернуться обратно, вверх по реке, куда направлялся человек.
Встреча, которую искал Капланов, могла произойти внезапно, но теперь уже в удобный для зверя момент.
Он выстрелил в воздух. Выстрел гулко прокатился по долине, многократным эхом повторившись в скалах. И снова все стихло. Гудел лишь ветер.
Капланов закинул карабин на плечо и, стараясь себя успокоить, пошел вверх серединой реки.
Стемнело. Полная луна поднялась над тайгой. Длинные тени скал между яркими полосами лунного света исчертили лед реки.
Стало виднее. За поворотом он обнаружил след только что перебежавшего реку тигра. Зверь здесь шел крупными прыжками. Напуганный выстрелом, он стремительно убегал. Крови на снегу уже не было. Рану зверя, очевидно, затянуло.
Капланов снял с плеча карабин и, держа его наготове, продолжал путь.
Через некоторое время он убедился, что тигр осмелился выйти на освещенный луной лед и теперь шел где-то недалеко впереди уже спокойным шагом. За частыми поворотами реки увидеть его не удавалось.
Следы вскоре показали, что тигр стал временами останавливаться и прислушиваться. Капланов с тревогой увидел, что зверь наконец остановился, потоптался на льду и повернул обратно, идя небольшими осторожными шагами навстречу человеку. Услышав, вероятно, приближение своего врага, он немного попятился и скачками ушел в прибрежную чащу.
Сейчас тигр был где-то рядом. Возможно, он залег в засаду, готовился к прыжку.
Капланов сжал карабин и, напряженно глядя в сторону, где скрылся тигр, осторожно продолжал идти по льду. Стрелять даже в воздух сейчас было рискованно. Это могло лишь подтолкнуть, разъяренного преследованием зверя к нападению.
Сердце бешено билось. Еще один шаг на лыжах, еще один. Кругом очень тихо. Кажется, даже ветер улегся, настороженный… Палец на спуске. В то мгновение, когда тигр прыгнет, надо успеть правильно навести карабин и выстрелить. Здесь решит какая-то доля секунды. А может быть, ничего и не будет…
Ну вот и все! Тигр пропустил.
Капланов облегченно вздохнул и разжал на карабине пальцы. Опасное место позади. Теперь можно идти по реке до самой избушки.
Через неделю Капланов был у моря.
В своем дневнике он записал: «То, что произошло со мной в Нанцы, было достаточно для того, чтобы интерес к тигру превратился в непреодолимую страсть. Я решил во что бы то ни стало побывать в сердце заповедника, где с момента его организации не было человека, и проникнуть в тайны жизни полосатого зверя».
Глава третья
ВЛАСТЕЛИН ТАЙГИ
Капланов не раз мысленно возвращался к тем тревожным часам, когда он шел по следам опасного хищника. Подробности преследования тигра глубоко врезались ему в память. И странно: чем больше он размышлял об этом, — обычно поздним вечером у костра или днем, в очередном походе на лыжах в глубь тайги, — тем полнее и ярче вставали перед ним картины той новогодней ночи на льду таежной реки Нанцы.
О поведении тигра он знал не все. Вот что рассказали ему следы.
Тигр шагал, раскачиваясь на ходу, внимательно глядя вперед зоркими зеленовато-желтыми глазами. Он все время шел внутренним изгибом реки и, как только река меняла направление, сразу переходил на другую сторону, постоянно оставаясь под прикрытием берега. Стоило донестись малейшему звуку или промелькнуть вдали какому-нибудь зверю, хищник мгновенно замирал на месте, прижимаясь к первому попавшемуся укрытию.
Это привычка, свойственная всем кошачьим, — затаиться, чтобы лучше высмотреть, а затем в удобный момент броситься на свою жертву. Но это отнюдь не было страхом. Врагов, кроме человека, взрослый тигр не знал.
Волки, заметив его следы, уходили прочь. Там, где был тигр, они не появлялись. Полосатый хищник убивал любого крупного зверя почти мгновенно. Он сбивал его прыжком и, вонзив клыки, перекусывал шейные позвонки. Он ловил не только кабанов, лосей, изюбров, косуль, кабарог, волков, рысей, но расправлялся и с медведем.
Тигры поднимают медведей даже из берлог. Вот почему в местах обитания тигров зимой иногда встречаются бродячие медведи. Только на очень крупного медведя тигр старается не нападать, так как не может прокусить ему шею.
Тигр опасается лишь человека. Зверь легко проходит без остановки тридцать-пятьдесят, а иногда и до ста километров в сутки. Это позволяет ему избегать людей. Там, где они есть, тигр оседло не живет.
С тех пор, как оба склона Сихотэ-Алиня стали заповедными и охотники перестали заходить в эти глухие места, тигры, которые вели преимущественно бродячий образ жизни, не задерживаясь подолгу на одном месте, все чаще посещали территорию заповедника, оседали на отдельных его участках. Теперь они могли переходить даже на восточный склон хребта, где раньше человек не давал им возможности показываться.
Тигр, поселившись в бассейне реки Нанцы, в западной части заповедника, избрал себе охотничий участок площадью примерно около семидесяти километров в диаметре. Обходил он его обычно по своему старому следу, но иногда в противоположном, чем раньше, направлении.