– Не устраивайте сцену, – шикнул он на Амелию.
– О нет, сцену устроили вы, – с напускной скромностью пробормотала она. – Я просто позаимствовала идею.
Господи, неужели этот вальс никогда не закончится?
– Хотите сменить тему? – поинтересовалась Амелия. – Мы могли бы поговорить о театре.
– Я не хожу в театр.
– Тогда о книгах. Вы любите читать?
– В другой раз, – огрызнулся Спенсер и тут же поймал себя на мысли, что сказал лишнее. Странно, но, несмотря на свою бесспорную непривлекательность и множество недостатков, леди Амелия обладала завидным интеллектом и чувством юмора. Спенсеру даже пришла в голову мысль о том, что в другом месте и при других обстоятельствах он с удовольствием побеседовал бы с ней о литературе. Но здесь, в переполненном зале, во время танца, заставлявшего концентрироваться на шагах и поворотах, это было невозможно.
Спенсер чувствовал, что начинает терять контроль над ситуацией, и это заставляло его раздраженно хмурить брови.
– О, какой устрашающий взгляд, – заметила леди Амелия. – Ваше лицо приобрело весьма примечательный бордовый оттенок. Этого вполне достаточно, чтобы убедить меня в правдивости ходящих о вас рассказов. Нет, серьезно, при взгляде на вас у меня волосы на шее встают дыбом.
– Прекратите.
– Я не лгу, – запротестовала леди Амелия. – Посмотрите сами. – С этими словами она склонила голову набок, явив взору герцога изящную шею. На гладкой, точно шелк, источающей сладковатый женский аромат, соблазнительно нежной коже цвета сливок не было ни одной веснушки.
Сердце Спенсера забилось в груди, точно птаха в клетке. Он не знал, чего желает сильнее: свернуть эту восхитительную шею или чувственно пройтись по ней языком. Легкий укус мог бы послужить компромиссом. Этакая смесь удовольствия с наказанием.
Эта дерзкая дамочка воистину заслуживала наказания. Поняв, что не сможет добиться прощения долга, она избрала иной способ борьбы. Мятежную радость. Да, она не выжмет из Спенсера ни пенни, зато повеселится вволю за его счет.
Вот она – причина того, что ее брат залез в долги. Джек отказывался выйти из-за стола, даже понимая, что уже не сможет отыграться. Он продолжал играть, ставя на кон деньги, которых не имел, чтобы последнее слово все равно осталось за ним. Подобное поведение было вполне ожидаемо от потомков семейства д’Орси – гордого, но постоянно нуждавшегося.
Леди Амелия тоже хотела превзойти Спенсера хоть в чем-то. Хотела увидеть его подавленным, униженным. И несмотря на то что не обладала необходимыми навыками для этого, была как никогда близка к успеху.
Внезапно Спенсер остановился. Ему вдруг показалось, будто зал начал вращаться вокруг него с бешеной скоростью. Дьявол, этого не должно случиться. Только не здесь, не сейчас.
И все же он узнал симптомы. Сердце колотилось в ушах, по телу прокатилась горячая волна. Воздух вдруг стал густым, точно патока, а во рту появился отвратительный привкус.
Черт, черт, черт! Ему необходимо покинуть зал. Немедленно.
– Почему мы остановились? – спросила Амелия. – Вальс еще не закончился. – Ее волос звучал глухо и тихо, словно проникал издалека сквозь слой плотной ткани.
– Для меня закончился. – Спенсер окинул взглядом зал. Вон там, слева. Открытые двери. Он попытался отойти в сторону, но Амелия крепко держала его за плечи.
– Ради всего святого, – вымолвил Спенсер, – позвольте мне…
– Позволить – что? – Амелия подозрительно прищурилась и прошептала: – Позволить вам уйти? Оставить меня посреди зала в одиночестве и подвергнуть унижению? Более бессовестного, неблагородного и непростительного… – У Амелии закончился запас нелестных эпитетов, и она осуждающе посмотрела на герцога. – Я этого не потерплю.
– Что ж, хорошо. И не надо.
С этими словами герцог обхватил Амелию д’Орси за талию и приподнял ее на два, четыре… шесть дюймов от пола. Он поднимал ее до тех пор, пока их глаза не оказались на одном уровне.
Спенсер помедлил немного, чтобы в полной мере насладиться выражением смешанного с негодованием шока в голубых глазах Амелии, а потом понес ее к дверям.
Глава 2
Прежде чем Амелия успела охнуть, герцог вынес ее прямо на ту самую полукруглую террасу, где полчаса назад она спорила с Джеком. Сегодня сад Бэнскомов пользовался популярностью.
Поставив Амелию на землю, Морленд поднял руку вверх, призывая девушку к молчанию.
– Вы сами об этом просили. – Герцог облокотился о мраморную колонну и ослабил галстук. – Дьявол, как же жарко.
Амелия же лишь слегка пошатывалась. То, с какой легкостью герцог поднял ее и вынес из зала, взбесило и вместе с тем развеселило ее. Амелия была довольно упитанной, а герцогу не составило никакого труда оторвать ее от пола. Он обладал недюжинной силой. Об этом свидетельствовали тугие мышцы предплечий, которые Амелия успела ощутить под своими ладонями.
О да. Он был очень силен.
Ну и что теперь? Амелия знала, что играет с огнем, дерзко дразня герцога. Впрочем, она была как раз в том настроении, чтобы рисковать. Она уже потеряла Брайербэнк, Джека и скорее всего всякую надежду выйти замуж после своего порывистого предложения его светлости. Она не сможет защитить себя: ведь у нее нет ни соответствующей репутации, ни внушительного наследства. Так почему бы не повеселиться немного? Герцог – весьма привлекательный, загадочный и влиятельный мужчина. Амелию пьянила мысль о том, что она нарушила правила приличий, даже не представляя, чем ей это грозит.
Она ожидала чего угодно, но только не этого. Ее вынесли из зала на руках. Ха. И пусть теперь над ней смеются дебютантки.
– Подумать только, – задумчиво произнесла она. – А я ведь еще встала на вашу защиту, когда вас окрестили варваром.
– В самом деле? – Из горла герцога вырвался непристойный звук. – Я надеюсь, вы усвоили урок. Не вздумайте больше испытывать меня на прочность. Потому что я всегда выхожу победителем. За карточным столом, в споре, везде.
Амелия рассмеялась:
– Правда?
– Да. – Герцог провел рукой по волосам. – Ибо у меня есть то, чем, судя по всему, не обладает ни один из членов вашей семьи.
– И что же это такое?
– Я знаю, когда нужно выйти из игры.
Амелия смотрела на герцога. Свет лился из высоких окон зала, освещая его аристократический профиль. С завивавшимися на лбу волосами на фоне мраморной колонны позади он напоминал изображение на греко-римских фресках. Убийственно красив.
И мертвенно-бледен.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила Амелия.
– Четыре сотни фунтов.
– Что?
Герцог закрыл глаза.
– Я дам четыре сотни фунтов, если вы немедленно уйдете отсюда. Утром я пришлю чек.
Амелия ошеломленно смотрела на камни, которыми была вымощена ведущая в сад дорожка. Она получит четыре сотни лишь за то, что развернется и уйдет? И долг Джека будет выплачен. А она сама проведет лето в Брайербэнке.
– Ну же, леди Амелия, оборвите цепь злоключений, преследующих семейство д’Орси. Научитесь вовремя выходить из игры.
Святые небеса. Он не шутил. Герцог и думать не хотел о том, чтобы простить ее брату долг в четыре сотни фунтов. Зато готов был отдать эти деньги за то, чтобы она просто скрылась с глаз. Отвратительный человек.
И тут лицо герцога приобрело пугающий оттенок. Если в зале его щеки пылали гневом, то теперь по ним разлилась мертвенная бледность. Амелия слышала, как прерывисто вырывается из его груди дыхание. Лунный свет сыграл с ней шутку, или рука герцога, покоившаяся на балюстраде, действительно дрожала?
Бросить его сейчас, когда он чувствовал себя плохо… Это противоречило всем принципам Амелии, заложенным ее родителями. Она бы продала совесть и благородное происхождение за четыре сотни фунтов. Но в мире есть вещи, коим нет цены.
Амелия приблизилась к герцогу.
– Мне кажется, вам очень плохо. Почему вы не хотите позволить мне принести…
– Нет, со мной все в порядке. – Герцог оттолкнулся от мраморной колонны и принялся расхаживать по террасе, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух. – Мне досаждает лишь прилипчивая дама в голубом платье.
– Ну зачем вы так? Я лишь пытаюсь помочь.
– Мне не нужна ваша помощь. – Герцог нетерпеливо отер рукавом пот с виска. – Я не болен.
– Тогда почему вы так бледны? – Амелия покачала головой. – Мужчины готовы откусить себе пальцы, лишь бы только не принять помощь женщины. И неужели герцог не может позволить себе купить носовой платок?
С этими словами Амелия развязала тесемки сумочки, висевшей на запястье, о существовании которой она почти забыла после встречи с Джеком, и достала оттуда искусно вышитый носовой платок.
Девушка немного помедлила, чтобы еще раз полюбоваться творением своих рук, законченным всего несколько дней назад. В уголке платка красовались ее инициалы, вышитые нитью темно-красного цвета. Их оплетали бледно-зеленые виноградные лозы и листья папоротника. На букве «А» сидела крошечная золотисто-черная пчелка. Амелия вышила ее, повинуясь какому-то необъяснимому порыву.
Она считала этот платок лучшей из своих работ. И теперь этот милый сердцу, рожденный в трудах кусочек ткани послужит благородному лбу его светлости, покрытому потом? Чем еще ей придется пожертвовать на этой террасе? Братом, домом, любимым носовым платком. Что еще осталось? Даже если бы сейчас из кустов выпрыгнул сам Наполеон и потребовал ее преданности, Амелия вряд ли удивилась бы.
– Морленд, – донесся из тени приглушенный баритон.
Амелия едва не подпрыгнула от неожиданности.
Голос зазвучал снова: низкий и грубый. К облегчению Амелии, он принадлежал англичанину.
Герцог выпрямился.
– Кто здесь?
Зашуршали листья. Порывисто приблизившись к герцогу, Амелия сунула ему в руку носовой платок. Его светлость посмотрел на зажатый в руке кусочек ткани, а потом перевел взгляд на его хозяйку.
Амелия пожала плечами. Возможно, это глупо, но она не могла позволить одному из наиболее влиятельных людей Англии предстать перед неизвестностью с лицом человека, охваченного лихорадкой. Только не теперь, когда она могла одолжить ему носовой платок, которого у него самого не оказалось.
– Благодарю вас, – пробормотал герцог, поспешно отирая лоб и пряча платок в карман сюртука как раз в тот момент, когда из кустов появился не один, а целых два человека. Герцог непроизвольно закрыл собой Амелию, когда незнакомцы перепрыгнули через низкую ограду террасы. Поступок герцога так поразил Амелию своим благородством, что она перестала сожалеть о платке.
Незнакомцы стояли за пределами круга света, отбрасываемого фонарем, поэтому Амелия не могла разглядеть их лиц. Ее взору предстали лишь силуэты: один, одетый по последнему слову моды, и второй, внушавший страх.
– Морленд. Это я, Беллами, – произнес франт. – Насколько мне известно, с Эшуортом вы знакомы, – продолжил он, указывая на стоявшего рядом с ним гиганта.
Герцог заметно напрягся.
– Верно. Мы школьные приятели, не так ли, Рис?
Устрашающего вида мужчина не произнес ни слова.
– Мы ждали, когда вы освободитесь, – пояснил Беллами, – но больше откладывать нельзя. Вы должны немедленно поехать с нами.
– Поехать с вами? Но почему?
– Расскажу по дороге.
– Расскажите сейчас, а уж я решу, ехать мне с вами или нет.
– Это по делам клуба, – ответил Беллами.
Он сделал шаг вперед, и Амелия с любопытством воззрилась на него. Теперь она поняла, почему его имя показалось ей таким знакомым. Амелия уже встречалась с этим человеком. Его искусно взлохмаченные локоны ни с чем нельзя было спутать. Беллами был одним из тех молодых великосветских повес, ради дружбы с которыми Джек готов был пожертвовать чем угодно. Ради желания подражать им он проиграл четыре сотни. Неужели Беллами тоже имеет отношение к этой глупой истории с жетонами?
– По делам клуба? – переспросил Морленд. – Вы имеете в виду клуб «Жеребец»?
Амелия едва не фыркнула от смеха. Ну и ну. «Жеребец». Какие нелепые формы приобретают подчас развлечения джентльменов.
– Да, дело не терпит отлагательств, – кивнул Беллами. – И поскольку вам принадлежит семь десятых клуба, ваше присутствие необходимо.
– Это касается Осириса? – спросил герцог, и его голос изменился до неузнаваемости. – Если с конем что-то случилось, я…
Гора мышц по имени Эшуорт подала наконец голос:
– С конем все в порядке. Харклиф мертв.
Амелия почувствовала, как ее сердце вдруг замерло, а потом ухнуло куда-то вниз.
– Ради всего святого, Эшуорт, – обратился к товарищу Беллами, – здесь дама.
– Харклиф? – эхом отозвалась Амелия. – Мертв? Вы говорите о Леопольде Чатуике, маркизе Харклифе? – О мальчишке, родившемся и выросшем в получасе езды от Бьювела и ходившем в школу вместе с ее братьями? Об этом славном, симпатичном, белокуром молодом человеке, который был столь любезен, что пригласил ее на танец на первом в ее жизни балу? И не единожды, как поступил бы друг, а целых два раза. – Нет, вы же говорите не о Лео?
Беллами вышел вперед, постукивая по плитам террасы тростью с золотым набалдашником.
– Мне очень жаль.
В этот момент герцог, очевидно, вспомнил наконец о правилах приличий.
– Леди Амелия д’Орси, позвольте представить вам мистера Джулиана Беллами. – Его голос немного ожесточился, когда он представлял второго человека: – А это – Рис Сент-Мор, лорд Эшуорт.
– В иных обстоятельствах я бы сказала, что мне приятно с вами познакомиться. – Амелия вежливо склонила голову. – Могу я спросить, как его сестра справилась с горем?
– Лили еще не сообщили о смерти Лео, – ответил Беллами. – Поэтому мы приехали за вами, Морленд. У нас, как у членов клуба, есть перед ней определенные обязательства.
– Что это за обязательства? И кто их наложил?
– Это прописано в уставе клуба. Но поскольку вас интересует лишь конь, а вовсе не братские отношения между членами клуба, вы, полагаю, не сочли нужным ознакомиться с содержанием устава.
– Я даже не знал о его существовании, – ответил Морленд и перевел взгляд на Эшуорта. – А вы?
Этот великан по-прежнему держался в тени, но Амелия разглядела, что он отрицательно покачал головой.
– И тем не менее устав существует, – нетерпеливо повторил Беллами. – И вы оба должны выполнять возложенные на вас обязательства. В противном случае вы можете отказаться от членства в клубе. А теперь идемте. Необходимо сообщить Лили о смерти брата.
– Подождите, – произнесла Амелия. – Я еду с вами.
– Нет, – в один голос ответили все трое и с удивлением посмотрели друг на друга, словно не ожидали такого единства мнений.
– Да, – возразила Амелия. – Я поеду с вами. Родители Лили умерли, и Лео был ее семьей, я права?
– Правы, – кивнул Беллами. – К сожалению.
– Вы, джентльмены, можете сколь угодно говорить здесь о своих клубах, жетонах и кодексах чести. Но у нас, женщин, тоже есть чувство солидарности. И я не позволю вам троим топтать чувства Лили, подобно трем неуклюжим слонам. Сегодня ей суждено узнать, что ее единственный брат мертв, а она осталась одна на целом свете. Ей необходимо будет понимание, утешение и плечо, в которое можно уткнуться и выплакать свое горе. Я не позволю ей переживать несчастье в одиночку, пока вы будете стоять рядом, как болваны, и обсуждать свой дурацкий клуб с его дурацким уставом.
На террасе повисло гробовое молчание, и Амелия уже начала жалеть о своих словах. Она обозвала болванами двух пэров. А уж про дважды повторенное слово «дурацкий» и вовсе говорить не приходилось. Однако Амелия не станет извиняться и не позволит этим троим оставить ее здесь. Она знала, что это такое – терять брата. Знала, каково это – идти одной по тропинке, ведущей в ад. Амелия дорого отдала бы за то, чтобы мама оказалась рядом в тот день, когда они узнали о гибели Хью.
Наконец герцог прервал молчание:
– Поедем на моем экипаже. Он уже готов и запряжен тройкой отличных скакунов.
– Мои тоже бьют копытами, – возразил Беллами.
– Мои лошади лучше. Всегда и везде, – упрямо сжал скулы герцог.
Вновь повисла тишина. Герцог не отдавал приказов, но несколькими словами дал понять, что полностью взял контроль над ситуацией в свои руки. Если ему и было плохо, то теперь он полностью оправился.