Но Анна только головой покачала. Первая ее мысль была о том, как зол будет отец. Ее не наказывали с отрочества — ни телесно, ни лишениями, но ныне этого будет определенно не избежать. Если только напомнить отцу, что сам когда-то умыкнул через окно этого самого дома девицу и тайно венчался с ней без родительского благословения. А потом кольнуло в сердце, когда вспомнила тихие шепотки за спиной в Москве про яблоню и яблоко. Все верно вышло, поддалась страстям, бушующим в душе, как и маменька, уступила мужчине, презрев честь.
А потом вдруг подумала, что не такого венчания желала бы — спешного, впопыхах устроенного, со скандалом, что непременно разразится в округе. Не будет толком подготовлен обед после таинства, не будет платья, о котором мечтала, едва заговорили о свадьбе, даже начертила набросок наряда, чтобы передать портнихе.
— Иной, — продолжил Андрей, видя по ее глазам, что первый вариант она не принимает. — Иной таков: я ухожу ныне тайно, а после мы оглашаем с тобой о намерении обвенчаться. Я получаю разрешение в полку и возвращаюсь в Милорадово, мы обручаемся. Коли не будет… последствий, то я готов ждать до лета с таинством, как ты того желала.
— Mademoiselle Annette! — снова раздалось из-за двери, уже беспокойнее. После мадам Элиза что-то проговорила кому-то, видимо, Глаше.
— Я согласна. Иной, последний, — быстро прошептала Анна, и Андрей перекатился в постели, одним рывком поднялся, а затем помог встать на ноги ей. Уже сидя на окне, он вдруг привлек ее к себе и поцеловал — коротко, но глубоко, не в силах расстаться с ней ни ныне, ни когда-либо в будущем. А потом заглянул в ее глаза таким взглядом, что у Анны даже дыхание перехватило, сдавило в груди. Открыл рот, но ничего не произнес после, только головой кивнул. Стал спешно спускаться по шпалере вниз, обдирая ладони о шипы роз.
Анна наблюдала за ним, перегнувшись через подоконник, выпрямилась только, когда Андрей прочно стоял на земле обеими ногами, когда побежал через дорожку прочь от дома в парк. Прежде чем скрыться в кустах сирени, он вдруг остановился и оглянулся на нее, стоявшую в окне, по-прежнему не отрывающую от него своего взгляда.
Отчего то, что казалось в прошлые сумерки под винными парами единственно верным решением для него, нынче, когда светает, а голова трезва, наполняет его душу какой-то странной тоской и отвращением к себе? Андрей знал, что она ответит ему, поддастся соблазнам тела, видел это в ее глазах, когда целовал ее. Отчего только порывы тела и души не всегда бывают едины? Но ни одного сомнения в том, что он непременно должен заполучить эту бессердечную злую плутовку в жены до скончания своих дней, в Андрее не было, ему на удивление. Даже если бы у нее не было ни копейки, ни пяди земли в приданом, он взял бы ее ныне.
Она была нужна ему. Он понял это еще прошлым вечером, сидя на подоконнике и наблюдая, как она сражается с шипом в его ладони, тихонько дуя на рану, чтобы облегчить боль. Его милая и нежная Анни… Все-таки жаль, что она выбрала не первый путь. Но о том, что не остановила его прошлой ночью, как он ждал до последнего момента, сожалений не было.
Анна убедилась, что он скрылся в парке, только тогда открыла дверь, пуская в комнату встревоженную мадам Элизу.
— Я заспалась и не слыхала стука, простите, — коротко ответила она на вопросительный взгляд мадам. А потом вдруг почувствовала себя такой усталой и разбитой, что захотелось упасть в постель и проспать до самых сумерек, спрятаться в сновидениях от всего, что случилось за последние дни. Что не думать, не вспоминать, не мечтать…
— Я следующего утра поеду в церковь, — продолжила Анна, приказав Глаше принести воды подогретой в кувшине. — Не ныне. Мигрень жуткая, будто и не почивала вовсе.
Мадам Элиза обеспокоенно взглянула на нее, пощупала лоб, а потом прошла к комоду с бельем, намереваясь достать платок и смочить тот в уксусе. Всем известно, что при мигрени надо было виски протереть этой пахучей жидкостью. А потом мадам бросила взгляд на смятую постель, на съехавшие с перины простыни. Замерла на месте, повернулась к Анне, потрясенная увиденным. Тогда и Анна заметила кровь на простынях, сама побледнела от ужаса, вспоминая ту боль, что пронзила ее тело этой ночью. О, он определенно поранил ее! А вдруг она теперь умрет? О Господи!
— Qui est-ce? Quand? O mon Dieu, Annette! [244] — в голосе мадам Элизы звучал такой ужас, что Анна не выдержала и расплакалась. Тогда мадам Элиза быстро пересекла комнату и прижала воспитанницу к себе, борясь с желаниями залепить той пощечину и ласково вытереть слезы одновременно. Она полагала, что следует в оба глаза следить за Полин с ее горячей и неразумной головой и Петром Михайловичем, совершенно упустила из вида Анну. Это только ее вина, только ее!
— Я теперь умру, да? — спросила сквозь слезы Анна, и мадам нахмурилась, не сразу понимая, о чем она речь ведет. А потом тихонько рассмеялась, поцеловала Анну в лоб.
— Нет, ma chere, от этого определенно не умирают. Но последствия за собой влечет. О, ma chere, я так расстроена твоим поступком, так растеряна! Кто? Это monsieur Olenin, vrai? — а потом сама же и кивнула себе в ответ — более никого в округе не было, кто способен был заставить ее девочку настолько потерять голову. — И что ныне? Он приедет к твоему papa нынче днем? Ведь надобно устранить возможные последствия! O mon Dieu, Annette!
— Ему нет нужды ехать к papa нынче, — ответила Анна и, прежде чем мадам Элиза открыла рот для возмущенной тирады, поспешила продолжить. — Мы уже с ним помолвлены. Вот уже несколько дней, как он сделал мне предложение, и я приняла его.
— Tetes felee [245]! Все порядочные люди сперва родителей ставят в известность!
— Так и есть, папеньку просил в тот же день, — и мадам Элиза поджала губы, явно недовольная, что от нее скрыли такое важное событие в жизни ее девочки. Она хотела спросить, кто еще ведал о сговоре том, но тут в спальню вошла Глаша с кувшином воды в руках, и мадам поспешила взять его из рук девушки, желая скрыть любые доказательства прошлой ночи от ненужных глаз.
— Ступай, Глаша, я сама за mademoiselle похожу.
Потом, когда Глаша ушла из спальни, мадам помогла Анне привести себя в порядок, одновременно рассказывая ей о том, что должна была поведать ранее, как Полин. Она не видела в Анне той страсти, того пыла, которые замечала в собственной дочери. Успокоилась, когда та стала держать своих поклонников на таком длинном поводке, забавляясь ими, но не увлекаясь, не отдавая свое сердце взамен. А этот кавалергард все же сумел пробиться через все преграды, которые возвела ее девочка. Вот только на благо то или на худо?
— Хорошо, что крови недавно были, — проговорила мадам Элиза, полагая, что последствий той ночи не будет. Старая травница, жившая в горах неподалеку от замка, где выросла Элиза, когда-то открыла ей, как связано с луной не только самочувствие, но и зачатие новой жизни. Жаль только, что Элиза не знала тогда о болезни, которая настигнет ее здесь, в этой стране, ставшей ее новым домом. Доктор Мантель, местный эскулап, ничем не мог помочь ей в приступах хвори и исцеление принести не мог. Она знала, что каждый из них отнимает медленно по кусочку ее жизни.
В церковь не поехали в то утро и к завтраку не спустились, остались в спальне Анны, сославшись на приступ мигрени барышни. Долго сидели, разговаривая о женских обязанностях, о брачном союзе, о мужчине и о той стороне жизни супругов, с которой познакомилась Анна, еще не ступив под венец.
К полудню в Милорадово приехал казачок из соседнего имения графини — Андрей прислал записку и корзину оранжерейных цветов барышне, чем привел ту в восторг помимо ее воли — первое подношение жениха. Все, таиться более не было нужды. И после обеда она уже просила отца о возможности переговорить с ним наедине в тишине кабинета.
Служба подошла к концу. Анна даже губу прикусила от волнения, когда хор пропел многолетие императору Александру Павловичу и царствующей семье, знаменуя окончание литургии. Иерей приступил к оглашению имен тех, кто намеревался в будущем ступить под своды храма и соединить руки. Анна не могла удержаться, чтобы не взглянуть в сторону Андрея, но через фигуры прихожан, что разделяли домашних графини и Шепелевых, его не смогла разглядеть. Только алые перья на шляпке Марии заметила, ее косой взгляд в свою сторону. Но Анну более не волновала та неприязнь, которую подопечная графини питала к ней.
— Ротмистр Кавалергардского полка Ея Величества кавалер ордена Святого Георгия Оленин Андрей, сын Павлов и девица Шепелева Анна, дщерь Михайлова первым браком имеют намерение сочетаться! — провозгласил их имена самыми первыми отец Иоанн, и по толпе прихожан словно волна прокатилась — зашептались, стали поворачиваться в сторону Анны, вытягивая шеи, выглядывая из-за соседей, чтобы получше разглядеть. Тихо вскрикнула Катиш, прижала руку ко рту тут же, краснея за то, что не сдержалась. Потрясенно взглянул Павлишин, сверкая стеклами очков в отблесках свечей.
— Анна Михайловна, — протянулась к ней ладонь, обтянутая перчаткой. Анна повернула голову в сторону Андрея и улыбнулась ему. Вложила свои дрожащие пальчики в его ладонь, чтобы он отвел ее через образовавшийся проход между прихожанами к отцу Иоанну, объявляющему уже другие имена — холопов из села и окрестностей. Андрей чуть улыбнулся ей, когда она взволнованно сжала его пальцы, но руки ее все же отпустил, когда получал благословение от иерея, когда целовал распятие. И она не стала освобождать свою ладонь из его пальцев, когда прикладывалась к кресту, получив благословение. Так и стояли перед тем, за руки держась, и разомкнули их, лишь выходя из церкви. И Анна тогда подумала с удивлением, как вдруг стало не хватать ей тепла и силы его ладони.
На церковном дворе и Шепелевых, и недовольную подобным вниманием графиню обступили, стали поздравлять, расспрашивать о деталях предстоящего события. Всем было любопытно, как и когда успели настолько сблизиться ротмистр и mademoiselle Шепелева. Михаил Львович предполагал подобное, потому громко пригласил присутствующих на оглашении на обед в Милорадово, о котором распорядился, уезжая в церковь.
— Это не званый обед, прошу простить меня. Вечер по случаю помолвки будет дан позднее всенепременно! Просто прошу разделить со мной нынешнюю радость мою и поднять бокалы за здравие и счастье моей дочери и господина ротмистра.
И потянулись от храма в сторону имения Шепелевых коляски и ландо в сопровождении всадников, что предпочли прибыть на службу в седле, а не в экипаже. Андрей не стал ехать в арьергарде этого импровизированного поезда и не стал обгонять экипажи, а съехал с дороги и старался держаться вровень с ландо Шепелевых, если это было возможно. Анна наблюдала за ним, уже не скрывая своего интереса от остальных, любовалась его посадкой, его искусством наездника. Он даже ни разу не взглянул в ее сторону, но она знала, что неспроста Андрей удерживает коня на легкой рыси, не давая тому пуститься галопом, сминая летние травы на лугу. От его присутствия рядом на сердце пришел покой и какая-то странная благость, захотелось приподняться в ландо и крикнуть в голос от наслаждения этим простором, теплыми солнечными лучами и ясным небом над головой. И от того, что отныне не надо было думать и гадать, как сложится отныне ее жизнь. Все уже было решено.
— Ты счастлива, — вдруг проговорил тихо Петр, сидевший подле Анны, склоняясь к ее уху, когда ландо ехало по аллее к дому. Это был не вопрос, и не требовалось от нее подтверждения. Но она все же повернулась к нему, оставляя попытку разглядеть среди всадников в «хвосте» Андрея, вынужденного вернуться на дорогу при въезде в ворота имения. Кивнула брату, прикусывая губу, чтобы не снова не улыбнуться широко, показывая каждому любопытному свой восторг, распирающий грудь.
— O, Annette, береги свое счастье, ma chere, — прошептал он ей, пропуская между пальцев широкую ленту ее шляпки. — От всего береги, ибо счастье — такая хрупкая вещица… А у тебя столько недоброжелателей этому счастью. Даже я…
— Que dites-vous? [246] — не расслышала его последних слов Анна. Ныне ее занимала только одна мысль — ладно остановилось на подъездной площадке, и ей бы очень хотелось, чтобы Андрей подал ей руку, помогая спуститься из экипажа. Она видела, что он уже спешился чуть в стороне от экипажей, заполонивших подъезд, и уже направлялся к прибывшим.
Но не к ней, увы. Андрей остановился у коляски Марьи Афанасьевны, подал руку наперед лакея сперва тетушке, а потом и Марии, на досаду Анны. Она поджала губы, сжала сильнее, чем требовалось пальцы лакея, помогавшего ей сойти из ландо. Что происходит? Оглашение состоялось, и ныне он может снова играть в ледяную персону?
— Катиш расстроена, — неслышно приблизилась к ней мадам Элиза, наблюдая, как убегает в дом девушка, даже не обращая внимания на гостей.
— Пусть. Мне нет до того дела, — пожала плечами нервно Анна, наблюдая, как Андрей ведет к ним графиню и Марию. — Неужто она полагала, что он…? Quelle betise [247]! А впрочем, давай за ней Вера Александровна земли, кто знает, как повернулось бы? Нашему ротмистру нет дела, кого в жены брать, коли есть за душой той, что предложить ему.
Анна не стала дожидаться, пока к ней подойдут, ушла в дом, складывая зонтик. Тот все никак не поддавался ее усилиям, и ей пришлось сунуть его раздраженно швейцару в передней, чем изрядно удивила его, кланяющегося гостям, сбила с толку. У себя в покоях Анна упала в постель, твердо решив не спускаться вниз, но спустя пару минут к ней прибежала взволнованная Пантелеевна.
— Анечка, вставай, душенька. Прибирайся да ступай к чайной. Там закусничают покамест перед обедом, — она суетилась по спальне, подгоняла Глашу найти для Анны замену измятому уже платью. — Не мотай-то головой своей. Не мои слова то. И не мадамы твоей. Батюшка велели сказать, коли не сойдешь, он сам к тебе придет. Ой, не зли ты батюшку, душенька моя! Тот и так зол отчего-то, аки черт, прости Господи! Да и пред людьми-то стыдоба. Барышня ведь, а что удумала! Как дитя малое! Ну, чего ты слезоньки сызнова льешь-то, горюшко мое? Не пугай меня, старуху, не тревожь душу мою! Ох, что стряслось-то у голубушки моей? Прямо не ведаю! Все льешь слезоньки и льешь. Из-за него, чай?
Но Анна уже отводила от себя руки няньки, поднималась с кровати. Не надо ей жалости. И слез более не будет. Довольно слез! Ни одной слезы не прольет теперь. Пусть так, пусть на душе тоскливо. И пусть под венец ее поведет только из-за того, что отец предлагал в довесок! Пусть получит все, что желает, как вынудил ее ускорить оглашение. Желает венчание на Рождество? Будет оно на Рождество, согласится она. Как будет соглашаться отныне на все его слова. Но после… видит Бог, после ему уже придется делать это, не ей! И тогда он поймет, что соединил судьбу не с землями, а с человеком, она заставит его понять это. Правда, пока не знает, каким образом она осуществит задуманное, но сделает непременно!
А пока Анна будет сама любезность с ним, будет делать вид, что покорна его воле. Спустилась в парк, переменив измятое платье, где в большой открытой беседке любили пить чай в летнюю пору, а ныне сервировали легкие закуски и напитки, пока не накрыли к обеду. Гости помоложе прогуливались около цветников, а кое-кто и уединился в тенистых аллеях. Те, кто был постарше и степеннее, расселись в креслах в тени деревьев или в беседке, вели неспешные разговоры о том, что творится в свете или в столице, а теперь уже и в Вильне, где ныне был император и свет.
Анна не стала сразу подходить к гостям, среди которых стоял Андрей. Остановилась в десятке шагов от них, явно вынуждая жениха подойти и предложить свою руку, остановила взглядом парочку молодых соседей, что двинулись к ней. Андрей с улыбкой извинился перед своими собеседниками, склоняя голову, подошел к невесте неспешно.
— Анна Михайловна, — демонстративно предложил ей свою руку с легким поклоном. Анна не менее демонстративно приняла ее, улыбаясь настолько очаровательно ему, насколько могла. Гости с улыбкой на устах, с явным любопытством в глазах принялись наблюдать, как жених и невеста обходят приглашенных на обед к Шепелевым, здороваясь и обмениваясь вежливыми репликами, принимая положенные случаю поздравления.
Анна опиралась на руку Андрея явно крепче обычного, то и дело касалась в разговоре свободной рукой его плеча, и он тоже решил подыграть ей в этой явной демонстрации безмерного счастья — положил свои пальцы поверх ее пальчиков, иногда гладил их, сбивая ее порой с мысли, заставляя терять нить разговора на миг. Она могла обмануть кого угодно, но только не его, читающего по ее слишком невинному виду, что уже вовсю ведется новая игра. Только вот что было целью для той, было для Андрея загадкой. Эта новая Анна — уже не холодная высокомерная Аннет, но еще и не его милая Анни — интриговала его, и он не мог не улыбаться, думая о стольких открытиях, что доведется ему совершить, когда они обвенчаются.