Леди Брэдфорд-Холла - Казакова Светлана

Старый дилижанс уже почти привычно подпрыгивал на ухабах просёлочной дороги и вот-вот должен был добраться до места назначения моего первого самостоятельного дальнего путешествия. От осознания этого становилось не по себе. Я тревожилась о том, смогу ли жить в незнакомом месте, понравлюсь ли нанимательнице, буду ли справляться со своими обязанностями. На предыдущей станции я купила немного еды, но от волнения кусок не лез в горло. Сидящие же напротив люди – семья с двумя детьми лет четырнадцати и шестнадцати – беспрерывно жевали, переговаривались и посмеивались, что заставляло меня постыдно завидовать их беззаботности. Казалось, даже неудобство долгой дороги не испортило им настроения. Стараясь не глазеть на них, я то рассматривала ничем не примечательную карету, то пыталась читать, то выглядывала в окно, за которым расстилались незнакомые пейзажи.

Когда глава семейства громко пожурил за что-то старшую дочь, я вспомнила своего отца. Он почти никогда не ругал меня и всегда говорил, что я похожа на него, а, значит, нельзя отчитывать меня за унаследованные недостатки. К тому же, его звали Джорджем, а меня Джорджиной. Джорджина Гарднер – таково моё имя.

Будучи единственной дочерью небогатого сельского викария, я знала, что судьба моя незавидна. Едва ли я смогла бы выйти замуж, не имея приданого, а поэтому оставалось рассчитывать только на себя. Именно поэтому отец в надежде, что образование поможет мне в будущем не нуждаться, подыскал пансион, в котором, как вскоре выяснилось, готовили будущих гувернанток и компаньонок. Именно такой путь меня ждал. Самостоятельно зарабатывать себе на кусок хлеба и занимать место немногим выше, чем у прислуги.

Наша жизнь с отцом протекала просто и скромно, и лишь два происшествия омрачало её. Первое из них было смертью от чахотки матери, которую я почти не помнила. Второе же случилось позже, когда мне было пять лет. Отца тогда вызвали в особняк богатого человека, желающего наложить на себя руки. Домочадцы надеялись, что беседа со священником поможет прояснить его сознание и заставит отказаться от этого намерения. Чтобы я не оставалась дома одна в тот вечер, отец взял меня с собой. Когда мы приехали, мужчина успел куда-то подеваться, и все были заняты тем, что искали его по всему особняку. Отец присоединился к поискам. Я в этой кутерьме оказалась предоставлена сама себе, и так вышло, что именно я нашла хозяина дома. Но было уже поздно.

Приглашённый позже врач сказал, что увиденное будто стёрлось из моей памяти, чтобы не омрачать дальнейшую жизнь пугающими воспоминаниями. Поэтому я и не помнила о том, как на мой крик прибежали люди, как начался дождь, как мы с отцом возвращались домой. Но кое-что я всё же не забыла. Ещё долго, закрывая глаза, я видела безжизненно повисшую между перилами балкона руку с закатанным до локтя рукавом. Тогда мне подумалось, что капающая с неё кровь может попасть на голову того, кто окажется внизу.

В моей памяти до сих пор оставалось чёрное пятно, а постепенно я и вовсе оставила попытки прояснить её. Появлялись другие впечатления, жизнь продолжалась, и на смену прошедшим приходили новые дни. В том злосчастном особняке поселилась другая семья. Я подросла, уехала в пансион, где мне пришлось в компании других девочек изучать иностранные языки, музыку, историю, географию, арифметику и другие предметы, писать эссе и постигать тонкости хороших манер. После уроков, оставшись в спальнях, мы обсуждали своё будущее и временами позволяли себе мечтать о том, что оно сложится совсем не так, как нам о том твердили преподавательницы и воспитательницы пансиона.

Отца не стало через несколько месяцев после того, как я приехала, окончив учёбу. Он будто ждал моего возвращения, чтобы попрощаться и ещё немного побыть со мной. После похорон мне разрешили некоторое время пожить в доме до приезда нового викария, которому был передан приход. Я должна была собрать вещи, подготовиться к переезду и навсегда покинуть место, где родилась и выросла. Близких родственников, готовых меня приютить, не оказалось, поэтому я решила уехать в Лондон и на первое время поселилась у Молли, приятельницы по пансиону.

Молли успела выйти замуж и почти всё своё свободное от ведения хозяйства время посвящала прогулкам по магазинам. Там она тратила деньги мужа, а иногда брала покупки в кредит, утешаясь тем, что в случае чего в суд вызовут его, а не её. Кроме того, Молли увлеклась модным в столице спиритизмом. Она с восторгом твердила о медиумах, удивительных случаях с участием привидений, эктоплазме, а затем и вовсе решила взять меня с собой на очередной сеанс. Я вежливо отказалась от этого предложения.

- Ты сомневаешься в существовании призраков?! – воскликнула она так, будто своим отказом я оскорбила лично её.

- Не могу сказать, поскольку не разбираюсь в этой теме, - уклончиво ответила я. – Я бы составила тебе компанию в другое время, но сейчас мне не до подобных развлечений. Кроме того, мне уже неловко и дальше злоупотреблять твоим гостеприимством.

- Ты хочешь найти работу в Лондоне? – поинтересовалась Молли, когда я сменила тему беседы.

- Не уверена в этом, - призналась я. Лондон показался мне красивым городом, но туман и смог портили это впечатление, а суета дурно влияла на душевный настрой и самочувствие. Мне не хватало размеренности деревенской жизни, чистого воздуха, простора.

- Почему бы тебе не дать объявление в газету? Не все соглашаются на работу вдали от города. Если ты напишешь, что готова покинуть Лондон и перебраться в провинцию, твои шансы устроиться на хорошее место возрастут.

Я так и сделала. Дала объявление, в котором искала работу гувернантки или компаньонки, и начала ждать предложений. Вскоре одновременно пришло два письма, в которых содержались приглашения на собеседования.

Поначалу я встретилась с первыми возможными работодателями. Ими оказалась большая лондонская семья с четырьмя детьми разных возрастов, которым требовалась гувернантка. Стоило мне переступить порог их дома на Карнаби-стрит, как меня едва не сбил ног младший мальчик, с воплем бегущий за братом. Покидала этот дом я в крайне удручённом настроении. Дети смотрели на меня, будто на клоуна, взрослые же не скрывали скептицизма. Они искали гувернантку с опытом и постарше, я же показалась им слишком молодой для этой работы.

Возможно, они были правы. Я не только была неопытной и не так давно окончила пансион, но и выглядела моложе своих лет. Едва ли этот факт повысил бы мой авторитет в глазах воспитанников и их родителей.

Следующее собеседование состоялось через два дня на Мэрилебон-роуд. Здесь меня встретил джентльмен по имени Норман Блэйз. На вид этому светловолосому мужчине с короткой бородкой было лет тридцать пять, и поначалу я решила, что компаньонка требуется его супруге, но, начав разговор, он сообщил, что это не так.

- Ребекка Брэдфорд недавно стала вдовой, и ей нужна молодая образованная компаньонка с безупречной репутацией. У неё нет детей, и она живёт в родовом поместье Брэдфордов в Девоншире. В своём объявлении вы написали, что можете переехать.

- Да, разумеется, могу, - подтвердила я.

- Замечательно, мисс Гарднер. Должен заметить, что поместье расположено в десяти милях от ближайшей деревни. Вас это не пугает?

Я покачала головой.

- Но, возможно, вам тяжело будет навещать родственников, - добавил он.

- У меня нет родственников, поэтому некого навещать, - ответила я.

- Думаю, вы подходите, мисс Гарднер. Сама ваша будущая хозяйка не смогла покинуть поместье, чтобы лично побеседовать с вами, поэтому попросила об этом меня. Вы встретитесь с ней, когда прибудете в Брэдфорд-Холл.

Затем мистер Блэйз назвал размер будущего жалованья, которое меня вполне устроило, мы договорились о том, когда нужно будет выехать, и распрощались. Так я устроилась на работу. Вечером рассказала обо всём Молли и поблагодарила её за помощь. Приятельница порадовалась за меня, но тут же начала фантазировать на тему призраков в старом поместье. Я лишь посмеялась и сказала, что надеюсь крепко спать в Брэдфорд-Холле без аккомпанемента вроде звона цепей.

Дорога оказалась долгой. Сначала поезд, затем дилижанс, и вот я оказалась на подъезде к деревеньке, в которой меня должен был встретить кучер моей хозяйки. Сходя на этой отдалённой станции, я очень боялась, что он не появится, и мне придётся, оставшись на произвол судьбы, дожидаться обратного транспорта в незнакомой деревне. К тому же, погода начала портиться, и меня ничуть не радовала вероятность оказаться в чужом месте под дождём. Но эти страхи оказались напрасными, поскольку, едва я ступила на землю, ко мне тут же подошёл усатый мужчина средних лет и подхватил мои вещи. Последовав за ним, я пересела в другую карету, где почти сразу прикрыла глаза и задремала. То ли дорога была чуть ровнее, то ли мне уже стало всё равно, и усталость взяла верх, но я проспала почти всю дорогу до поместья.

Когда я вышла из кареты и увидела дом, мне почудилось, будто это продолжение сна. Особняк, расположенный в глубине обширного парка, показался мне огромным, его каменные серые стены местами густо заросли изумрудно-зелёным мхом, а окна за резными решётками напоминали о сказках про запертых в башнях принцесс. Больше книг на сайте кnigochei.net Возле входа стояла скульптура, изображавшая какое-то похожее на огромную кошку животное с хищно оскаленными зубами. Глаза животного казались живыми и будто наблюдали за подходящими к дому людьми. Я никогда не считала себя чересчур впечатлительной, но почему-то от вида этой скульптуры мне стало не по себе, и я прибавила шагу, чтобы поскорее миновать её.

Дверь открыла девушка примерно моих лет в форменном платье горничной. Кучер предложил донести вещи до комнаты, но она уверила его, что мы справимся сами, и я с этим согласилась. Не так уж много у меня было пожитков. После долгой дороги слегка мутило и даже покачивало, будто я всё ещё куда-то ехала. Хотелось поскорее оказаться в уединённом месте, где можно умыться, переодеться и немного прийти в себя. Не было даже сил на то, чтобы повнимательнее рассмотреть дом изнутри. Я заметила только дубовые панели и поёжилась от прохлады, которая, несмотря на летнее время года, ощущалась в холле.

Горничная, назвавшаяся Пруденс, проводила меня в мою комнату, по дороге показав, где находится ванная. Оказалось, что я приехала чуть раньше ужина, который она предложила принести мне прямо в комнату. Я с радостью на это согласилась и, остановившись в дверях комнаты, спросила, когда же я смогу познакомиться с леди Брэдфорд.

- Думаю, теперь она уже не может пользоваться титулом, поскольку её муж умер, - негромко ответила Пруденс. – Но мы всё равно продолжаем называть её миледи. Значит, и вам нужно звать её так же, мисс Гарднер.

- Отчего умер лорд Брэдфорд?

- Он по случайности принял слишком большую дозу своего лекарства, - ещё больше понизив голос, произнесла она.

- А сколько в доме всего слуг? – после приличествующей паузы продолжала расспрашивать я.

- Я и Энни, ещё одна горничная. Ещё повариха, кучер и садовник. И всё.

- И всё? Нет ни дворецкого, ни экономки? – поинтересовалась я с некоторым удивлением.

- Ну… – Пруденс замялась. – По правде говоря, они были. Мистер и миссис Девенпорт. Но после смерти лорда Брэдфорда они уволились и перебрались жить к сыну. Миледи не захотела нанимать новых. Сказала, что мы справимся и без них.

- И вы справляетесь? – поинтересовалась я.

- Как сказать… Пока от нас требуется прислуживать только миледи и её гостям, а они бывают редко. Но скоро приедет новый лорд Брэдфорд, племянник покойного хозяина и наследник поместья.

- Он будет здесь жить? А миледи… Ей не придётся покинуть Брэдфорд-Холл?

- Пока неизвестно, задержится ли он здесь. Что же касается миледи, то в своём завещании её супруг указал, что она имеет право оставаться здесь. Да и содержание он ей, конечно же, назначил, - добавила Пруденс с ноткой зависти.

Когда моя новая знакомая ушла, я осмотрела комнату и пришла к выводу, что она раза в три больше той, что я занимала в родном доме. Старомодная, но добротная мебель, мягкий тёмно-синий ковёр на полу, кровать под бархатным балдахином. Отодвинув тяжёлые тёмные шторы, я увидела густо разросшийся парк. Уже наступил вечер, и в серых сумерках покачивающиеся на ветру деревья выглядели невесело и даже угрожающе. Сказав себе, что днём вид из окна покажется куда приятнее, я приступила к распаковыванию вещей.

После сытного ужина я в сопровождении Пруденс отправилась на встречу с миледи, которая ожидала в библиотеке. Я всей душой надеялась, что она не окажется похожей на дам, относящихся с презрением к каждому, кто ниже их на социальной лестнице. У дверей библиотеки горничная оставила меня, я дрогнувшей рукой постучала в дверь, и мелодичный голос пригласил войти.

Я увидела молодую женщину немногим старше меня. Она показалась мне очень красивой – выразительные тёмные глаза, убранные в высокую причёску густые каштановые волосы, изящные руки с тонкими пальцами. Как и положено, Ребекка Брэдфорд была одета в траурное платье, но даже оно не могло скрыть плавных линий безупречной фигуры. Весь её облик был чарующим и располагающим к общению. Когда же она заговорила, я и вовсе преисполнилась уверенности, что с нанимательницей мне чрезвычайно повезло.

- Доброго вечера, мисс Гарднер! – мягко произнесла она. – Очень рада наконец-то встретиться с вами. Надеюсь, вас не слишком утомила дорога? Как вам понравилась ваша комната? Может быть, есть какие-нибудь пожелания?

Я уверила её, что добралась хорошо, комната прекрасная, и никаких дополнительных пожеланий у меня не имеется. Кажется, миледи это порадовало, потому что она ответила мне улыбкой и попросила в случае, если они всё же возникнут, обращаться напрямую к ней, чтобы она могла отдать необходимые распоряжения горничным. В дальнейшей беседе я принесла ей свои соболезнования и в ответ на расспросы рассказала о себе – сначала кратко, как ранее мистеру Блэйзу, а затем, видя живой интерес собеседницы, куда более подробно.

Наш разговор занял больше часа, а затем миледи отпустила меня, пожелав хорошо отдохнуть и чувствовать себя в Брэдфорд-Холле как дома. Покинув библиотеку, которую в свой первый визит едва успела рассмотреть, я чувствовала воодушевление и желание выполнять свои обязанности со всем усердием, чтобы не вызвать ни малейшего недовольства. Засыпая в тот вечер в своей комнате, за окном которой шумно раскачивал деревья поднявшийся ветер, я сказала себе, что жизнь моя с приездом в это место окончательно переменилась.

На следующий день после завтрака, который мне снова принесли прямо в комнату, я в обставленной с большим вкусом гостиной встретилась с миледи. Она выразила желание прогуляться в моей компании по особняку и парку, а заодно показать мне их. Разумеется, я не стала возражать против этого предложения – или приказания? – которое позволяло мне сполна удовлетворить своё любопытство. Я не бывала в таких домах раньше, если не считать того злополучного случая, когда мне не повезло обнаружить человека, по своей воле покончившего с жизнью. Оказавшись на просторном балконе Брэдфорд-Холла, я невольно вернулась мыслями к тому дню и порадовалась, что не могу припомнить почти ничего из случившегося тогда.

- А там – западное крыло, - проговорила миледи, показав мне с балкона на ближайшие тёмные окна. – Оно закрыто. Смотреть там нечего, и мне бы не хотелось, чтобы вы туда ходили.

- Как пожелаете, - отозвалась я, мигом ощутив жгучий интерес по поводу причины этой обособленности. Будь на моём месте Молли, она наверняка бы решила, что там обитают призраки. Но я считала себя куда более прагматичной, нежели моя приятельница, поэтому пришла к выводу, что западное крыло просто нуждается в ремонте, и всё же это не умерило моего любопытства.

Несмотря на очевидное богатство покойного супруга миледи и те средства, которые он вкладывал в свою собственность, особняк показался мне довольно мрачным. Может быть, причина была в ухудшившейся погоде и царивших в коридорах сквозняках, но, чем дольше продолжалась наша прогулка, тем сильнее я удивлялась тому, как не сочетались между собой это место и сама Ребекка. Будто диковинную птицу с ярким опереньем занесло в каменную клетку с серыми стенами. Хотя, возможно, всё это были просто фантазии, подкреплённые видом этого дома и окружавших его пейзажей. Несмотря на ветер, тусклое небо и готовый обрушиться на землю дождь, мы отважно вышли в парк и проследовали дальше, почти к самой границе поместья, где протекала глубокая река, вода в которой выглядела серой, а волны угрожающе вздымались у самого берега.