- Но, папа!..
- Это – отличительный признак мужчины и кабальеро вообще, и дворянина из рода Кастело Бранко, в частности!.. В любой благородной семье, как наша, женщины как символ Отечества, как знамя, которое нужно беречь и защищать даже ценой собственной жизни. Позор и бесчестье нам, если знамя окажется в чужих руках!..
- Папа!..
- Подними голову и расскажи мне все, что знаешь, что тебе сообщили. Я мог бы приказать тебе, Джонни, но я прошу тебя, расскажи мне прямо сейчас!..
- Хорошо, я расскажу, и ты все поймешь!
***
- Что случилось с моей голубкой? Она кажется такой испуганной.
- Со мной?.. Со мной – ничего, тетечка… Однако странно, что ни дядя Теодоро, ни Джонни, ни Вероника не спустились к ужину. Тебе так не кажется?..
Вирхиния и донья Сара сидели одни в роскошной столовой, казавшейся даже немного мрачноватой от великолепия. Стол, с расставленными на нем пятью столовыми приборами, казался большим и несуразным. Донья Сара, неисправимая гурманка и сладкоежка с восхищением уплетала яства, к которым Вирхиния едва притронулась.
Безупречно вышколенная пара лакеев в ливреях прислуживала им, храня абсолютное молчание. Заученным, точным движением они вновь наполнили белым вином изящный хрустальный бокал, который Вирхиния уже несколько раз с жадностью опустошила.
- Не первый раз, Вероника и Теодоро нашли предлог, чтобы поужинать у себя.
- Но этого не случалось с тех пор, как вернулся Джонни, а сейчас еще и сам Джонни не пришел…
- Ему стало плохо в оружейном зале, ты же знаешь…
- А дядя Теодоро?..
- Теодоро – маньяк, так что не обращай на него внимания. Тебе известна его теория о том, что человечество слишком много ест. Будь его воля, мы умерли бы от голода... Подай мне еще немного куропатки, Хенаро, она восхитительна… Теодоро, как всегда, непременно твердил бы мне о возможных заболеваниях... Но ты же ничего не ешь, доченька…
- Мне не хочется, тетечка, нет аппетита. А Вероника с ними или в своей комнате?..
- Ну зачем ей находиться с ними?.. Разве ты не заметила, что она сразу же пошла к себе, как только ушли молодые люди, точнее, ушел Деметрио де Сан Тельмо? Теодоро должен серьезно поговорить с Вероникой, отчитать за то, как она фехтовала с Сан Тельмо. Что за дурацкая манера?
- Дядя Теодоро никогда не ругает Веронику, зато он рассердился на Сан Тельмо и был резок с ним.
- Мне показалось, что у них была настоящая дуэль. В какую-то минуту я даже подумала, что они вот-вот убьют друг друга. Впрочем, может, оно и к лучшему – Вероника нашла того, кого искала. Как ты говоришь, они с Сан Тельмо два сапога пара.
- Ты так считаешь?..
- Этот молодой человек с характером!.. Ах, если бы они поженились, если бы он увез ее подальше отсюда, если бы нам не пришлось больше терпеть ее!.. Ты была бы рада, правда?..
- Ай, тетечка, почему ты спрашиваешь меня о таких вещах?.. Ты отлично знаешь, что Вероника меня изводит, заставляет меня страдать и мучиться, но я не желаю ей ничего плохого…
- Я тоже. Я просто хочу, чтобы у нее был сильный, решительный муж, который увез бы ее далеко, и сбил бы с нее эту спесь и замашки дикой кобылицы.
- Но Джонни, вероятно, очень сильно страдал бы, если бы Вероника вышла замуж за другого и уехала… Тетечка, если бы кто-то рассказал Джонни что-нибудь плохое о Веронике, что-то такое, из-за чего он больше не мог бы любить ее, он бы сильно страдал, правда?..
- К несчастью, сын иногда кажется мне таким же глупцом, как его отец, а потому ничуть не сомневаюсь, что сначала он пострадал бы немного. Впрочем, впоследствии, Джонни был бы только рад, что избавился от подобной напасти. Он переболел бы своей дурацкой влюбленностью, как корью, и обратил бы внимание на ту, на кого должен был смотреть с самого начала.
- Об этом я даже не мечтаю, тетечка, и не питаю никаких надежд, скорее злюсь.
- Но что тебя злит, голубка моя?
- Не знаю, мужчины такие странные…
- Ничего странного, доченька, все очень просто. Мужчины с годами умнеют, становятся благоразумными, но в делах любви они слегка наивны, а потому мы, женщины, должны хватать этих простофиль за руку и вести туда, куда нам нужно.
- Но, тетечка, я не умею.
- Когда придет время, я все сделаю за тебя, а постепенно ты и сама научишься…Ты пока еще ребенок, сущий ангел, но, если будешь слушаться моих советов, то победишь.
- Твоих советов…
- Вот именно, малышка, моих советов… немного терпения и больше ничего. С Джонни держись всегда скромно, естественно, будь с ним ласкова, чтобы он всегда находил тебя милой, приятной девушкой и видел в тебе идеальную жену… все остальное я беру на себя ради счастья вас обоих…
- Я так благодарна тебе, тетечка, ты такая добрая! А сейчас ты разрешишь мне пойти в комнату Джонни, спросить его, как он?
- Ты очень этого хочешь?
- Я волнуюсь, ведь ему плохо!..
- Вместе с ним отец, а потом я зайду навестить его, но, если ты хочешь пойти раньше...
- Да… да, тетечка… Позволь мне пойти прямо сейчас, я прийду к нему чуть-чуть раньше, подкрадусь на цыпочках и преподнесу сюрприз… Ты простишь меня, если я оставлю тебя одну за столом?
- Одного я не смогу тебе простить – что ты ничего не съела.
- Это потому что мне грустно, и не терпится… ну, разреши мне пойти прямо сейчас, тетечка…
- Ну, иди, иди; позже я принесу тебе стакан молока в постель, и ты его выпьешь, если не хочешь меня огорчить.
- Все, что пожелаешь, милая тетечка… Я тебя обожаю…
- Это просто ребенок… сущий ангелочек!.. Любовь отбивает аппетит… Хенаро, а теперь принеси мне жареное мясо.
***
В полном одиночестве Деметрио де Сан Тельмо сидел перед распахнутым окном в номере отеля. Он уткнулся лицом в ладони и погрузился в пучину размышлений, стараясь разобраться в своей душе.
Деметрио не заметил, как наступила ночь, и не замечал мерцающего сияния и блеска разноцветных огней города. Наконец, он очнулся от раздумий и поднял голову. На бледном лице Сан Тельмо застыло суровое выражение, взгляд стал еще упрямее и жестче, а тяжелый, волевой подбородок выдавал решимость.
- Я сделаю то, что должен! – Деметрио подошел к столу и зажег небольшую лампу, отыскал в ящике ручку, конверт и бумагу и сел за стол. – Ну что же, один фарс против другого! – в голосе Сан Тельмо звучало злое спокойствие. – Ложь против обмана; одна фальшивая любовь против другой, еще более лживой!..
Уверенной рукой, не дрогнув, он начал писать любовное послание:
Вероника, душа моя… Вас удивит начало этого письма и та манера выражаться, которую Вы от меня не ждете. Я не в состоянии высказать чувства словами, гораздо легче доверить их бумаге. Молю Бога, чтобы Вы не оторвали глаз от этих строчек… Продолжайте читать, Вероника, или я буду слишком несчастен…
***
- Для меня?..
- Да, сеньорита. Его принес паренек-посыльный в униформе отеля “Палатино” и сказал, что не будет ждать ответа.
- Хорошо. Спасибо… Ах, да, подожди... отнеси все это.
- Вы едва притронулись к ужину, сеньорита. Вам плохо?..
- Пустяки, немного устала… Лягу спать пораньше.
Горничная быстро собрала почти нетронутый ужин, оставленный девушкой в комнате, на столике, а Вероника подошла к креслу и зажгла небольшую лампу, чтобы скорее прочитать желанные строчки письма, отправитель которого был угадан с первой секунды.
Размашистый и твердый почерк на длинном конверте с грифом отеля, выдает крепкую руку, чью безрассудную, слепую, безотчетную власть и грубую животную силу вспоминает влюбленная Вероника, и на губах ее появляется легкая улыбка.
- Вы ничего не желаете, сеньорита?..
- Нет-нет, ничего. Ах, да!.. Как Джонни? Он в порядке?
- Не знаю, сеньорита. Ни он, ни дон Теодоро не спускались к столу на ужин, но я не слышала, чтобы за ним нужен был уход. Если хотите, я спрошу.
- Вечером я сама спрошу.
Оставшись одна, Вероника вскрыла конверт с письмом, в котором было всего несколько строчек, и, не торопясь, стала читать. Ее глаза скользили по скупым словам, а сердце билось все быстрее, разгоняя по жилам кровь.
Вероника… Если Вы можете простить непростительное, быть может, Вы извините меня за приступ ярости тем вечером.
- Дикарь мой! – улыбнулась она.
Боюсь, я слишком далек от общества, по крайней мере, от общества Вашего круга, и, боюсь, неловкие фразы этого письма не послужат мне достаточным оправданием. Вы оказываете мне честь, подтвердив приглашение на завтрашнюю верховую прогулку, и я умоляю Вас прийти немного раньше остальных. Я буду ждать Вас у боковой двери получасом раньше условленного, в надежде, что Вы соблаговолите выслушать меня, и тем самым осчастливите. Это не отнимет у вас много времени, всего несколько минут. Целую Ваши ноги и надеюсь на снисхождение. Ваш покорный слуга, Деметрио де Сан Тельмо…
Небесной музыкой, перезвоном серебряных колокольчиков и хрустальных бубенцов звучит сейчас это имя на губах Вероники, и эхом отдаются в душе слова… Да, она влюблена, и только чудесная мечта о возвышенной любви, смогла пролить на душу потоки безграничного счастья.
- Мария!.. Мария!.. Мария! – нетерпеливо позвала служанку Вероника, подбежав к двери.
- Вы меня звали? Что-то случилось, сеньорита?..
- Где тот паренек, что принес это письмо?..
- Как я и говорила тот посыльный из отеля “Палатино” передал письмо и ушел. Но, если сеньорите угодно послать кого-нибудь из слуг с ответом…
- Нет, Мария, не нужно, раз он не велел посыльному ждать ответного письма.
Взволнованная Вероника подошла к тому самому незарешеченному окну, возле которого толстые стебли вьюнков образовали усыпанную цветами лестницу, чтобы тихой, безмятежной ночью среди тысяч озаряющих небо вывесок и миллионов мерцающих вдали огней постараться отыскать того, кто, стоя у окна другой спальни, испытывает то же, что она. Как знать, быть может, откуда-то оттуда Деметрио де Сан Тельмо смотрит на окна ее спальни.
***
- Не верю! Ни единому слову не верю! – взволнованный Теодоро де Кастело Бранко в гневе вскочил на ноги и выпрямился, всем своим видом выражая возмущение. Ни разумом, ни сердцем не мог принять он только что услышанную, непостижимую историю. – Неправда! Все неправда, и глупо верить в эту ложь.
- Выслушай меня, отец... послушай... Клянусь, первое, что я сделал – отчаянно закричал: “Нет, я не верю!..” Я не хотел верить в это.
- И потому единственное, о чем ты продолжаешь думать, что Вероника – распутница и вульгарная авантюристка!
- Это не так, папа, совсем не так, ведь она вполне могла угодить в сети любви…
- Любви?.. К кому?.. К этому глупцу Рикардо?..
- Раньше ты говорил, что он был незаурядным человеком. Ты отзывался о нем, как о благородном, обаятельном мужчине, истинном кабальеро.
- Да, конечно, не отрицаю, только при чем здесь это?.. Какая разница, из-за кого порядочная девушка из рода Кастело Бранко потеряла голову…
- Вероника – женщина из плоти и крови, и неважно, что она – Кастело Бранко. Она может любить как все, и, как все сходить с ума, если какой-нибудь мерзавец станет нашептывать ей на ухо завораживающие слова, от которых женщины обычно тают!..
- Никогда бы не подумал, что Рикардо окажется подлецом…
- Люди часто обманываются, думают одно, а на деле – по-другому... Ты много раз говорил о дружбе Вероники с этим человеком.
- Не стану отрицать, Рикардо был больше, чем друг, он был своим человеком в доме, почти членом семьи.
- Они всегда были вместе, и повсюду ходили вдвоем…
- Этого я тоже не могу отрицать. С ними почти всегда ходила Вирхиния, но она возвращалась вся в слезах и жаловалась каждому встречному и поперечному, что они не обращали на нее внимания.
- Куда уж яснее?.. У них были одни и те же увлечения: рисование, игра на фортепьяно, спорт… они читали одни и те же книги.
- Для обвинений всего этого мало. Где доказательства? Будь любезен, предоставь их… Уму непостижимо, как ты мог, не имея ни одного доказательства, поддаться на обман.
- Какие еще нужны доказательства, если и так все очевидно?..
- Кто их видел?..
- Вирхиния…
- Это – неправда!..
- Она не раз своими глазами видела, как Рикардо влезал в комнату Вероники через окно. Вирхиния плакала и клятвенно уверяла меня, что это правда. Она часто видела их, но молчала из жалости и еще потому, что Вероника вынуждала ее молчать!..
- Чушь! Чудовищная и смехотворная небылица.
- Эта чудовищная и смехотворная небылица порвала мне душу в клочья, к тому же она отлично объясняет последующее поведение Вероники…
- Какое поведение?..
- Вероника мне отказала. Она боится моих признаний в любви и взамен предложила сестринскую любовь, скрываясь за непонятным молчанием.
- Отказала?..
- Да, папа, совесть вынудила Веронику отказать мне.
- Ты не можешь строить домыслы.
- Это не домыслы, папа, это похоже на ужасную правду. Подумай сам: помнишь, ты говорил, что любишь Вернику, как родную дочь, но тебя не ослепляет отцовская любовь. Ты тысячу раз давал мне понять, что…
- Предположим, что Рикардо был влюблен в Веронику. Я тысячу раз видел, как он шептался о чем-то с Вирхинией, и предположим, что она была его жилеткой для слез, задушевной подружкой, которая выслушивала жалобы на муки безнадежно влюбленного…
- Безнадежно?..
- Порой Вероника была очень жестока с Рикардо: посмеивалась, что он недостаточно честолюбив, что он романтик… а он воспринимал ее шутки всерьез.
- Шутки?..
- Конечно… Вероника имеет привычку подшучивать над друзьями, но не использует при этом всякие женские штучки; она достаточно прямолинейна, чтобы говорить открыто, и достаточно смела, чтобы выражать свои мысли, не заботясь о том, что это может кому-то не понравиться…
- Да, Вероника именно такая, но в этом чудовищном случае все сходится на том, что она ломала комедию. Вероника любила Рикардо, и ее шутки были маской, за которой она скрывала душевную правду. Она любила его и хотела заставить измениться, перестать быть ничтожным фантазером-бедняком… и он из любви к ней…
- Ш-ш-ш!.. За дверью кто-то есть. Если это – твоя мать, она ничего не должна знать. Слышишь?.. Ни единого слова!.. Молчи и притворяйся. Ступай, открой дверь…
Джонни послушно пошел к двери.
- Вирхиния?! – удивленно воскликнул он.
- Джонни… Дядя Теодоро… Простите меня, но, проходя по коридору, я услышала ваши голоса. – Вирхиния со страдальчески-печальным, кротким лицом стояла в дверях. – Дядечка, миленький, я не хотела, чтобы ты узнал об этом. Джонни не сдержал слова, но я его не виню. Он так страдает.
Теодоро с трудом сдержался, чтобы не выплеснуть в словах неудержимый гнев, клокочущий в душе. Перед этим кротким смущенным личиком и синими, вечно заплаканными глазами любое, даже самое безобидное возражение кажется неоправданно грубым…
- Я очень плохо поступила, Джонни. Мне не нужно было говорить тебе об этом. Я знала, что ты не сдержишь клятву, не сможешь сохранить в секрете мой рассказ. Но я была в отчаянии, видя, как ты страдаешь из-за Вероники… Я знала, что этот кошмар когда-нибудь случится… Теперь об этом узнают все, узнает тетя Сара… Вероника никогда не простит меня!.. Мне не следовало прощать тебя, Джонни, потому что ты поклялся молчать… О, господи!..
- Тебе незачем так убиваться, Вирхиния. И незачем упрекать Джонни, у него на душе и так всего предостаточно. К тому же, я тоже дал слово молчать, и первый воспротивлюсь тому, чтобы Сара узнала что-то об этом скандале…
- Конечно, ты хочешь защитить Веронику. Ты такой добрый, дядечка… Тетя Сара очень справедливая и честная, но ее не проведешь. Твоя любимица не смогла ее обмануть, тетечка никогда не заблуждалась на ее счет…