Маленькая художница - Кэрол Мортимер 12 стр.


– Миссис Макгуайр, – произнес Джонас, протягивая руку брюнетке с короткой стрижкой и дымчато-серыми глазами, которая не могла быть никем иным, как матерью Мак. – Надеюсь, я не сильно вас потревожу, если присоединюсь к полночной мессе. Я…

– Мой друг из Лондона, – резко вставила Мак, поворачиваясь к семье и беря его за руку. Она выглядела очень нарядно в длинном белом пальто поверх красного свитера и черных джинсов. – Я так рада, что ты смог приехать, Джонас!

Мама, папа, это Джонас Бьюкенен. Джонас, это мои родители – Мэлли и Брайан.

Старшие Макгуайры не выказали удивления, обнаружив на пороге своего дома незнакомого мужчину. Высокий седовласый, но все еще мужественный Брайан подошел к Джонасу пожать руку.

– Мы уже опаздываем, поэтому продолжим наше знакомство позже, – сказал он, оборачиваясь к остальным членам семьи, столпившимся в холле.

– Со мной, как и с Мак, могут поехать еще три человека, если это поможет не опоздать, – предложил Джонас мягко.

– Отлично, – согласилась Мэлли. – Мне не придется вести машину, и я смогу выпить бокал вина, закусив мясным пирогом.

Следующие пару минут Джонас провел, помогая Мак усаживать к ней в машину трех тетушек.

– Джонас, почему ты не на Карибах? – Мак не выдержала первой.

Хороший вопрос! Но для ответа на него им необходимо остаться наедине.

– Ладно, не важно, – произнесла она, заметив его нерешительность. – Главное, что ты здесь.

– Правда?

– Да, – ответила Мак. Ее отец уже выгнал машину на дорогу и ждал их. – Сейчас нам лучше поехать. – Она села на переднее сиденье черного «мерседеса» Джонаса.

Окруженные ее многочисленными родственниками, они не могли перекинуться и парой слов наедине. Но это не означало, что его присутствие не пугало Мак. Что она не сгорала он желания узнать, почему он здесь. А если Джонас останется… Не зародится ли в ней надежда?..

Пообщаться они смогли уже около часа ночи. Все пошли спать, а они остались в гостиной родительского дома.

– В доме одна комната свободна, если Джонас решит остаться у нас на праздники, – предложила ее мать немногим ранее.

– Я старалась тебя предупредить, – сказала Мак, глядя, как он рассматривает рождественские украшения, развешанные по всей комнате.

– Это чудесно, – отвечая на ее слова, мягко произнес Джонас. Он не сводил глаз с Мак, которая стояла посреди комнаты, скрестив руки. – Твоя семья… Я… Хотел поблагодарить тебя за рождественский подарок.

– Тебе не стоило ехать в Девоншир, чтобы сказать это. – Улыбка пробежала по ее губам.

– Нет, – согласился он.

– Кроме того, я же должна была отблагодарить тебя за вставленные стекла, закрашенные рисунки и так далее. Я подумала, может, ты повесишь его где-нибудь? Например, на входе в офис компании? Портрет главы «Бьюкенен констракшн»! Звучит?

– Портрет, написанный Мэри Макгуайр, – мягко поправил ее Джонас.

– Ну да! Только задумайся, если настанут трудные времена, ты сможешь его продать, я ведь тогда буду знаменитой художницей и мои работы будут стоить бешеные деньги! – шутливо добавила она.

Джонас был очень удивлен, когда два дня назад ему доставили большой деревянный ящик, открыв который он обнаружил свой портрет. Ему не нужно было смотреть на подпись, чтобы понять, что это была работа Мак. Стиль и краски были неповторимы. Он хотел узнать только, почему она его написала?

Последние две недели выдались для него очень тяжелыми. На то был ряд причин: история с Ивонн Ричардс, поездка к его родителям, но в большей мере – сама Мак…

Он не мог выбросить ее из головы. Ни на секунду. Ее красота, ее смех, ее тепло, ее гладкая, шелковистая кожа… И даже ее парфюм – все это переполняло Джонаса.

Мысли о ней, воспоминания об этой женщине наполняли его днем и преследовали ночью…

– Я не уверен, что могу принять столь ценный подарок, – мягко произнес он.

– Ну, это уж мне решать! – Ее щеки загорелись, она явно рассердилась, и Джонас тут же пошел на попятную:

– Ты права…

– Ты что, соглашаешься со мной? – изумилась Мак.

– Ну да!

– Первый раз за все время нашего знакомства… – задумчиво протянула девушка.

– Я соглашаюсь с тем, что должен подарить тебе что-то взамен, – все-таки вывернулся Джонас.

Даже одетый в простую повседневную одежду – синий свитер и потертые джинсы, Джонас был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. И, видимо, не она одна. На службе в церкви несколько женщин, как заметила Мак, не могли оторвать от него глаз. Но он словно не замечал никого, держа Мак под руку…

– Я уже сказала, что портрет – это моя благодарность за твою помощь.

Мак лишь не упомянула, что это был способ избавиться от его изображения. Только так она не будет видеть его в студии – как ежедневное напоминание о неразделенной любви…

– Только вот помощь не понадобилась, если бы…

– Давай не будем об этом сейчас, Джонас.

– Если пожелаешь, – вновь покорно согласился он.

– Да. И что же ты хочешь подарить мне взамен?

Джонас засунул руки в карманы джинсов.

– Сперва нужно кое-что объяснить. При последней встрече ты сказала, что мне нужно разрешить проблему с моими родителями. Что эта ситуация портит мне жизнь. Что…

– Думаю, я была не права, перейдя тогда на личности, – опустила глаза Мак. – Но я была так расстроена! Не стоит принимать близко к сердцу мои слова, когда я подавлена. Боюсь, я унаследовала темперамент моего ирландского прадедушки, – сокрушенно вздохнула Мак.

– Правда и есть правда, как ее ни назови, разве нет? – Джонас улыбнулся.

– Но то был неподходящий момент…

– Ты правильно сделала, что сказала мне свое мнение, – перебил Джонас мягко. – Я позволил моим родителям, их несчастному браку повлиять на меня как на мужчину. За эти две недели я побывал у обоих…

– Правда? – Мак была потрясена.

– Еще я встретился с отчимом и мачехой, – добавил Джонас. – Конечно, у меня до сих пор нет с ними ничего общего. Но я провел у них достаточно времени, чтобы понять, что вторые браки стали для них… счастливыми. И как результат – мои родители больше не питают злости друг к другу. И я решил, что если они смогли друг друга простить, то и я сумею…

– Я так рада за тебя! – воскликнула Мак. – Это хорошо, прежде всего, для тебя самого… – Она отвернулась и смахнула выступившие слезы.

– Конечно, но это согласие с самим собой вызвало ряд других проблем. И это твоя вина.

– Моя вина? В чем же? – удивилась Мак.

– Мне теперь нельзя задеть чувства родителей. Дело в том, что все они пригласили меня на Рождество. – Он развел руками. – И теперь что мне было делать? Если бы я принял приглашение одной пары, это смертельно обидело бы другую.

– Поэтому ты решил приехать ко мне? – Она улыбнулась. – Ну что ж… Соломоново решение.

– Я тебе докучаю? – встревожился Джонас.

Конечно, его приезд сюда таил в себе какое-то беспокойство. Мак так и не поняла, почему Джонас приехал именно сюда. Почему решил поехать в церковь с ее семьей? И главный вопрос: что он до сих пор тут делает?

– Ты можешь в любой момент улететь на Карибы, – напомнила она и нервно облизнула губы.

– Нет, не могу! – резко возразил Джонас.

– Нет?

– Нет.

– Почему? – Мак затаила дыхание.

– Есть только одна причина, которая имеет для меня значение…

– И что это за причина? – прошептала она.

– Единственный человек, с которым я хочу встретить Рождество, как-то сказал мне, что никогда не проведет этот праздник на пляже! – Джонас глубоко вздохнул и посмотрел на нее.

– Это я?.. Тот человек, с которым ты хочешь встретить Рождество, это я?! – Мак не могла восстановить дыхание, и эти слова дались ей с трудом.

– Ты, конечно же ты! – Джонас улыбнулся.

– Ты хочешь встретить Рождество со мной? – Она словно не верила ему и повторяла то, что и так уже было ясно.

– И с твоей семьей, – кивнул Джонас. Конечно, если позволишь… – Он пересек комнату двумя большими шагами и встал в паре сантиметров от нее. – Я знаю, что у меня нет рекордов по долгосрочным отношениям…

– Это уж точно! – Мак наконец перевела дух.

– Но с другой стороны, это не так уж плохо… – стал увещевать ее Джонас. – Это значит, что у меня нет багажа прошлого, что во мне не может быть еще каких-то остаточных чувств к другой женщине. – Он аккуратно взял Мак за руки.

– Остаточные чувства? – Надежда разрасталась внутри ее.

– Кстати, – Джонас отпустил ее, – пойду достану твой подарок, он в кармане пальто.

– Мы открываем подарки только утром, – предупредила его Мак. – Семейная традиция!

– Но уже почти утро. Кроме того, подарок не упакован…

Единственным подарком, который Мак хотела получить на Рождество, был сам Джонас.

Вернувшись, Джонас застал Мак в той же позе, в какой и оставил. Сердце готово было вырваться из его груди, пока он подходил к ней с двумя сложенными листами в руках.

– Мне нужна твоя подпись, чтобы отдать этот план на утверждение. – Он был очень напряжен, протягивая ей бумаги.

– Новый план, включающий мой дом… – прошептала Мак, взглянув в бумаги.

На его виске пульсировала жилка.

– Этот строительный план не подразумевает сноса твоего дома, а возводится вокруг него, – объяснил Джонас.

– А что на втором листе? – Мак зашуршала бумагами.

– Это оригинальный план, подразумевающий снос твоего дома. – Его руки заметно дрожали.

– И ты приехал, чтобы вручить мне это?! – Глаза Мак стали огромными, в них заблестели слезы, готовые вот-вот скатиться на щеки. – Ты все-таки невозможен, Джонас! Ты проделал весь этот путь ради новой попытки выкупить мой дом? – Она помолчала немного и вдруг закричала: – Мой ответ – нет! Ты понимаешь? Нет! – И тут непрошеные слезы все-таки потекли из ее глаз.

– Я еще не задал вопрос… – произнес он мягко.

– В этом нет необходимости, – замотала Мак головой, и черные волосы окутали ее плечи блестящей волной. – Уходи, Джонас! И не возвращайся! Я не хочу тебя ни видеть… – Она отвернулась от него.

– Ты выйдешь за меня?..

– Ни слышать… – Мак продолжила было свою фразу, но, услышав эти слова, резко оборвала тираду: – Что… что ты сейчас сказал?!

– Я спросил, не окажешь ли ты мне честь выйти за меня замуж? – торжественно повторил Джонас.

Значит, она не ослышалась…

Они во все глаза смотрели друг на друга.

– Но почему?.. – пролепетала она первое, что пришло на ум.

– Большинство женщин сказали бы: «Нет, Джонас» или «О, как это неожиданно!». А ты спрашиваешь – почему? – Джонас улыбнулся и пожал плечами.

– Это немного неожиданно… – Лицо Мак заалело румянцем, она почувствовала, как ее накрывает жаркая волна.

– Но не для меня. Последние две недели без тебя показались мне адом, – тихо признался Джонас.

– Почему?.. – как попугай, вновь повторила она.

– Снова – почему? Мак, я не хотел в тебя влюбляться. Но ты… Ты самая эмоциональная, яростная, упрямая… – Джонас буквально захлебывался словами.

– Не могли бы мы вернуться к фразе о… любви? – Ее сердце стучало так громко, что он мог слышать его биение.

– Обворожительная, теплая, волнующая и самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал! Как можно было не полюбить тебя? – Джонас взял ее за руки и заглянул ей в глаза, а Мак показалось, что в самую ее душу…

Ее знобило и бросало в жар одновременно.

– Ты действительно… меня… любишь? – запинаясь, прошептала она.

– Боюсь, все еще хуже, – склонил голову Джонас. – За эти две недели я понял, что хочу с тобой очень многого: любви, брака, детей. Хочу быть твоим первым и единственным любовником. Хочу всю оставшуюся жизнь, просыпаясь, видеть тебя рядом. И больше всего хочу быть мужчиной, которого ты заслуживаешь, которого ты сможешь любить. Ты предоставишь мне шанс доказать, что я могу быть этим мужчиной?

Бог мой! Джонас любит ее, хочет жениться и даже… завести детей! У Мак закружилась голова.

– Ты хорошо все обдумал? Уверен? – покачала она головой, все еще толком не осознавая, что он сказал. – Потому что брак и дети значат для меня слишком много…

– На меньшее я и не согласен! – Джонас уже не знал, как убедить ее. – Мак, ты неправильно поняла мою идею с этими строительными планами. Первый план не затрагивает твой дом, а второй предполагает совершенно другое его расположение… В обоих случаях я вовсе не имел в виду снос твоей студии!

– Покажи! – потребовала она.

Джонас развернул второй план:

– Видишь? Вот эта стена вся будет из стекла, как потолок в той комнате. Это копия твоей студии, – быстро объяснял он, торопясь, чтобы разочарование от непонимания вновь не накрыло Мак с головой. – И еще… Я ездил к своим родителям, потому что люблю тебя. Потому что ты была права в том, что нужно разрешить эту ситуацию, распрощаться с призраками прошлого. – В горле у него пересохло, и он с трудом сглотнул. – Ты моя жизнь, Мак. Я прошу дать мне шанс доказать свои чувства. Я люблю тебя, безумно люблю и буду любить всегда. Что ты нужна мне такая, какая есть, даже одетая в свою вычурную одежду! – решительно закончил Джонас и замер, замолчав, ожидая своей участи, как преступник – приговора суда.

– И ты разрешишь мне ходить в том, к чему я привыкла? И не надо будет надевать все эти вечерние платья и туфли на шпильках? – поддела она его – то ли всерьез, то ли в шутку, Джонас так и не понял, да это было теперь и не важно.

А для Мак его последние слова значили больше, чем самое романтичное признание в любви. Он действительно ее любил!

– Насколько я понял, ты готова провести всю жизнь в том комбинезоне? – Джонас улыбнулся. – Дай мне шанс, милая моя… Клянусь, ты никогда об этом не пожалеешь!

– О, Джонас… – то ли пропела, то ли простонала Мак.

Он в тревоге не сводил с нее глаз:

– Что это значит? Это «нет, спасибо»? Или «дай мне подумать»?

– Это значит, что я очень тебя люблю! – просто сказала Мак.

– Ты меня любишь?! – Джонас выглядел потрясенным.

– Представь себе. Причем настолько, что мне безразлично, где жить и в чем ходить. Главное, чтобы ты был рядом, – произнесла Мак. – Я люблю тебя настолько, что и для меня эти две недели стали сущим адом! Я люблю тебя, Джонас Бьюкенен!

– Достаточно сильно, чтобы выйти за меня? – подхватил он.

– Достаточно, чтобы провести с тобой остаток моих дней, – добавила Мак радостно.

Несколько минут он пристально смотрел на эту хрупкую, маленькую женщину, и у него не было сил оторвать от нее влюбленный взгляд. Наконец, прижав Мак к себе, Джонас уткнулся в ее волосы, с наслаждением вдыхая их цветочный запах.

– Не верю, что отпустил тебя две недели назад… – шепотом признался он. – Знаешь, я думал, что все кончено…

– Поцелуй меня! – потребовала Мак.

– Я буду любить и целовать тебя всегда, – пообещал он, жадно впившись пересохшими губами в ее губы.

Такая жизнь вполне устраивала маленькую художницу…

Назад