Петров удивлялся тому, как привязался к малышам. Он никогда не был особенно чадолюбив. С двенадцатилетним племянником Димкой он виделся раз в год, когда приезжал к своим в Омск. В промежутках между визитами на родину о племяннике почти не вспоминал. Дети приятелей большого умиления у него не вызывали. Поиграть с ними, ответить на вопросы, поговорить о жизни, пошутить он был не против, если это случалось не часто.
Саня и Ваня неожиданно растревожили в его душе новую область под названием умиление, вползли в нее и прочно обосновались. Петров думал о близнецах, когда ехал в машине, на работе, дома. Он невольно улыбался, вспоминая, как накануне они научились снимать штанишки: дергали друг друга за лямки на плечах, становились на четвереньки и быстро сучили ножками, пока не съезжали ползунки. Потом, довольные, смотрели на взрослых, разводили ручки в стороны с восклицанием вроде «Опа!». Еще Ваня и Саня устраивали потешные певческие дуэты: тянули на распев слоги «ба-на-ва-па», каждый свою партию, и периодически с громким шлепком захлопывали рты ладошками.
Петров удивлялся тому, что когда-то они казались ему совершенно одинаковыми, теперь он был полностью согласен с Зиной — лица у детей разные.
Он уже не страшился брать их на руки. Подбрасывал их к потолку, кружил по комнате, изображая самолет. Самолет то падал, то набирал высоту, то выделывал замысловатые петли. И все это сопровождалось веселым гиканьем детей и бурными воплями самого Петрова.
Он уходил от них с желанием увидеть завтра их пытливые глазенки, придумать новую забаву, услышать заливистый смех, от которого душа словно умывалась.
— Знаешь, я была не права, — как-то сказала Зина.
— В чем? — спросил Петров. — Стоп, остановка. На пути салун. Надо выпить по рюмочке рома.
Малыши сидели у него верхом на коленках, скакали и изображали ковбоев.
— В том, что ты не похож на человека, имеющего детей. Павел, тебе надо завести семью и родить малышей. Из тебя получится замечательный отец.
— Зиночка, где я найду такую красивую, такую славную женщину и мать, как ты? С дырками на платье и других предметах туалета?
— Где у меня дырки? Я с перепугу даже все петли зашила. А ты цены себе не знаешь. Твоя жена будет счастливой женщиной.
— Если мне понадобятся письменные рекомендации, — отшутился Павел, — обещай, что ты мне их выдашь.
Можно изредка посещать цирк или театр. Бегать по кругу стадиона тоже полезно. Но превращать свою жизнь в аттракцион, уподобляться белке в колесе — на это Петров был не согласен.
После памятного обмена лобызанием рук в общении Павла и Зины появились новые мотивы. Петров говорил Зине полукомплименты-полунасмешки. Она воспринимала их с полупризнательностью и притворной обидой. Они подтрунивали друг над другом, не опасаясь насмешливого флирта — тылы оставались надежными. В их отношениях не было цветаевской высокой эмоциональности — «спасибо вам, что вы больны не мной», — скорее уж насмешливое пушкинское — «от делать нечего друзья».
Когда Зина окончательно выздоровела, распрощались с Тамарой Ивановной. Петров стал реже приходить к соседям, но раз-два в неделю к ним заглядывал. Зина и малыши ему радовались.
Глава 2
Игорь нагрянул неожиданно. Он не стал звонить из Североморска, когда их лодка пришла на базу, — хотел сделать сюрприз.
Зина повисла у него на шее и боялась отпустить, словно он мог раствориться в воздухе.
— Вот моя любимая женушка, — целовал ее муж. — А где мои замечательные сыновья?
— Пойдем, — потянула его в комнату Зина, — нет, разденься, конечно. Ты сейчас скажешь; как они выросли. Знаешь, у нас столько всякого было!
Она говорила и говорила, не могла остановиться. Много дней она мысленно разговаривала с мужем, пересказывала свои заботы, делилась планами.
И теперь, когда он, наконец, приехал, Зина обрушила на него поток пережитого. Она рассказывала, как росли дети, как появлялись у них новые жесты и привычки, как она болела и как нуждалась. Едва ли не в каждой фразе Зина упоминала соседа, который помог в одном, сделал другое и третье.
— Я вас обязательно познакомлю. Он замечательный человек. Если бы не Павел! Как мы бы выкрутились?
Игорю не по душе был восторг, с которым жена говорила о постороннем мужике. Кроме того, она вообще не спрашивала о его делах, о тяжелом походе, о товарищах. Зина заметила, что Игорь слушает ее вполуха и на лице его легкое недовольство.
— Что же я все болтаю? — остановила она себя. — Это от радости. Ох, как я соскучилась, Игорек. Мы теперь замечательно заживем, мы теперь все вместе.
* * *Игорь к факту своего отцовства относился с гордостью. Так же он гордился бы хорошим мотоциклом или катером. «У меня двое сыновей!» — звучит, черт подери. Но, в отличие от мотоцикла, детьми лучше хвастаться на расстоянии. Младенцы вблизи — это маленькие крикливые создания, которые ежеминутно требуют внимания и заботы. Они желают, чтобы жизнь твоя уходила в песок, чтобы ты стал тупым механизмом по их обслуживанию. Сходить в магазин, покормить, искупать, посадить на горшок, переодеть, вынести на улицу, уложить спать — этому не было конца.
Близнецы превратили Зину в робота с часовым заводом. В глазах жены Игорь видел тревогу и беспокойство за детей. О том, что он тоже нуждается в заботе и веселом отдыхе, жена не задумывалась.
Одно из приятных составляющих их недолгого брака — Зинино восторженное восхищение мужем — почти сошло на нет. Чтобы снова запрыгали в ее глазах искорки, надо было применять силу — обнимать, ласкать ее. И оттаивала она не так, как прежде, не сразу. Он целовал жену и чувствовал, что она планирует расходы, или думает, что приготовить детям на ужин, или вспоминает, повесила ли белье сушиться.
* * *Через несколько дней после приезда мужа Зина пригласила Петрова вечером на чай. Игорь избавился от настороженного отношения к соседу, когда Зина показала ему расписку. Ничего не сказав жене, он только ухмыльнулся, но про себя отметил положительные моменты. Во-первых, формальности были соблюдены, и платить долги в скором времени не придется. Во-вторых, этот богатый мужик выставил себя крохобором (младенцам деньги под проценты!), а жмотов Игорь презирал.
Они сидели на кухне. Петров слушал рассказы Игоря о службе, задавал вопросы. Зина впервые видела соседа спокойным и серьезным. Он бывал усталым, замотанным, чаще — насмешливым и дурашливым. А вот такой — корректно вежливый — он на работе, наверное. Сейчас Петров выглядел старше своих тридцати, солидный интеллигентный дяденька. Павел не острил, не говорил Зине забавных комплиментов. От ее попыток внести в разговор доверительность и дружескую теплоту мягко уходил, переводя разговор на другое, на то, что интересно Игорю.
— Помнишь, как Ваня забрался под стол, заснул там и мы не могли его найти? — спрашивала Зина. — А как мы анализы в баночки собирали?
— Да, помню, — кивал Петров. — Игорь, гигантские доки, вырубленные в скалах для подводных лодок в Мурманске, действительно взорвали по требованию американцев? Или это газетная утка?
Зине было досадно, что она не может показать мужу настоящего Петрова. А обоим мужчинам претили ее старания смешать их в дружеско-семейную кучу.
Игорю Петров показался скучным чинушей. Конечно, он богат, сыт, наверное, умен, но выполз этот старик из душных кабинетов, куда Игоря не заманишь ни за какие деньги.
Петрова разговор с морячком совсем не занимал. Несколько лет назад, чтобы отмазать молодых сотрудников от армии, они с военными заключили негласное соглашение, оборудовали электроникой несколько установок во Владивостоке. Петров летал туда, познакомился с руководством Дальневосточного флота, ему показали много интересного. Рассказы же Игоря — байки штафирки.
Под началом Петрова работало много сверстников Игоря. Пять — десять лет разницы, а другое поколение. Ребята раскованны, весь мир для них был открыт, понятен и интересен, да что там мир — Вселенная! Они не знали «железных занавесов» ни на границе государства, ни в своем сознании. Они легко впитывали знания, осваивали новые технологии, играючи покрывали расстояния, которые Петров в свое время преодолевал с мокрыми подмышками. Впрочем, то были, конечно, лучшие представители двадцатилетних. А Игорь к ним не относится.
«Провинциальный петушок, — оценил его Петров. — Носится по двору, гребешок от ветра трепыхается. Но смазлив. Бабам, наверное, нравится. Вон как Зина расцвела с его приездом».
* * *Петров не подал виду, но его поразила перемена, происшедшая с Зиной. Она и так была недурна собой, а теперь стала просто красавицей.
Однажды маленькая сестра Петрова вылила на себя флакон маминых духов. И как ее ни мыли, она ходила окруженная пахучим облаком и тянула за собой шлейф «Ландыша серебристого». С Зиной произошло нечто подобное. Вокруг нее Петров ощущал ауру счастья и любви. Повезло ныряльщику. Петров не мог припомнить, чтобы факт его собственного присутствия превращал какую-нибудь женщину в излучатель любовной энергии.
«Как тебе Игорь? Правда, замечательный?» — спрашивала его Зина взглядом. Петров слегка кивал и глазами соглашался: «Нормальный мужик».
«Нормальная серость, — думал он про себя. — Еще пять минут посижу, и можно сматываться».
Заплакали дети, и Зина принесла их на кухню.
Увидев Петрова, Ваня потянулся к нему, обнял за шею и ласково прижался. Саня тоже полез на руки к Петрову. Отцу они внимания не оказывали.
Впервые за весь вечер лицо Петрова оживилось.
Он соскучился без близнецов. Вместе они исполнили скачку ковбоев, потом песню «Про капусту».
Петров пел строчку:
— Облетели листья, тра-та-та-та-та…
Дети вместе с ним тарабанили ложками по столу, — Отцвела капуста, тра-та-та-та-та… Стучим, братцы. Навсегда увяло половое чувство, тра-та-тата-та.
У малышей получалось в такт почти каждый раз.
— Теперь, орлы, пришло время! По старой привычке, обчистить дяде карманы.
Он оттопырил карманы брюк, малыши запусти-1 ли туда ручки и вытащили по леденцу на палочке.
— Если наши дети вырастут блатными воришками, — улыбаясь, сказала Зина, — в этом будет твоя вина.
— А если их посадят, — подхватил Игорь, — кто же тебе долг отдаст?
Петров не ответил и глаза не поднял. В его взгляде Игорь мог бы легко прочитать себе характеристику, укладывающуюся в одно емкое, хотя и нецензурное слово.
* * *В фирме «Класс», по примеру зарубежных партнеров, в конце года устраивали каникулы. Отдыхали от католического до православного Рождества, с двадцать пятого декабря по восьмое января. Петров уехал к родным в Омск, собирался встретить с ними Новый год, а потом махнуть на горнолыжный курорт в Альпах.
Зина планировала веселую встречу Нового года.
Она сделала пестрые колпачки для сыновей, маску Деда Мороза с бородой из ваты для Игоря и корону, обклеенную елочной мишурой, себе. Но Валя попросила отпустить ее на новогоднюю ночь в молодежную компанию. О том, чтобы отказать ей, не могло быть и речи: молоденькая девушка и так вела образ жизни затворницы и сиделки. Зина с детьми и мужем поехали к бабушке.
Более тоскливой встречи Нового года в жизни Игоря не было. В одной комнате с малышами и больной старухой — даже телевизор громче не включить.
Он представлял, как веселятся сейчас ребята в офицерском общежитии. Там никто не считает, сколько рюмок ты выпил, там не хнычут дети и не стонут прикованные к постели инвалиды. Зина, успокаивая детей, прилегла к ним на краешек дивана и уснула, а ему даже некуда было приткнуться.
Игорь сидел на кухне с сигаретой, допивал вино и мрачно размышлял о том, что жизнь загнала его в ловушку. К его любви к Зине с самого начала примешивалось чувство гордости — его выбрала столичная девушка, тонкая, аристократичная, с загадочным налетом благородного воспитания.
К тому же — художница, у нее дома несколько толстых папок набиты акварельными этюдами. Но при близком рассмотрении Зина оказалась в общем-то обыкновенной. Несовременной — ей и в голову не пришло сделать аборт, когда она нелепо залетела. Потащила его в ЗАГС. А что ему оставалось? Хотя, с другой стороны, Москва, столица…
Мама уговаривала: ты не признавай, что твой ребенок. Но Игорь не захотел быть подлецом и стал отцом — в рифму получилось. Вино кончилось.
Получилось — кончилось, опять складно. Нет, ну почему он должен за свое благородство страдать?
Зинка повесила на него семейные цепи и ждет, что он с восторгом будет их таскать. А жить когда?
Приятель Гиви, азербайджанец, говорит, что их женщины знают свое место. Надо Зинку тоже поставить…
Игорь заснул, положив голову на кухонный стол.
Они стали ссориться. Мелко, неприятно, самое обидное — из-за денег. Каждый раз, отправляясь в магазин, Игорь делал покупки, которые подрывали и без того скудный бюджет.
— Зачем ты купил импортные яблоки? — возмущалась Зина. — Я же тебе говорила, у метро молдавские, в два раза дешевле.
— Полгода фруктов не видел и столько же не увижу, могу себе позволить не есть гнилье? — Разве ты не детям фрукты принес? Между прочим, я тоже себе во всем отказываю. Игорь, опять вино? У нас осталось всего триста рублей.
Как мы будем без тебя жить?
— Моя зарплата за три месяца в твоем распоряжении.
— Но ее же нет! И неизвестно, когда выплатят, а у нас столько дыр!
«Как он не понимает, — поражалась Зина. — Детям нужно купить одежду на весну. У меня нет сапог. А если я снова заболею? А детское питание?»
«Хорошо ей рассуждать, — злился Игорь, — сидит тут в тепле, в трехкомнатной квартире со всеми удобствами. Не представляет, вернее, представить не хочет, каково провести несколько месяцев в закупоренной лодке. Мне хочется пожить по-человечески. Я ей не нянька и не подавальщик. Знала бы, как другие ребята время на берегу проводят».
— Займи деньги под мою зарплату, — предлагал Игорь.
— У кого? Почему ты не можешь попросить у своих родителей?
— Не трогай их.
Родители Игоря считали, что их единственного сына окрутила столичная финтифлюшка, и ничего не хотели слышать ни о Зине, ни о внуках. Они были сравнительно молоды и взваливать на себя проблемы новой семьи не хотели — еще хорошо помнили такие же собственные. Игорь не передавал жене характеристики, которыми ее награждали. Зина недоумевала:
— Но это же наши родители, дедушка с бабушкой! Почему они нас бросили? Я не понимаю.
— Ты многого не понимаешь!
— А ты? Понимаешь, что нас ждет впереди?
Они не заметили, как, обмениваясь упреками, повысили голос, едва не кричали. Зина опомнилась первой и расстроилась до слез. Что с ними происходит? Куда подевалась легкость и теплота в их отношениях? Откуда лезут раздражение, брань, обиды?
— Игорек, милый, родной! Что с нами происходит?
— Вот ты и подумай, что с тобой происходит. Какая из тебя офицерская жена и верный товарищ!
* * *Значит, она плохая жена. А думала: очень хорошая, ведь она любит его. Так бывало с этюдами.
Напишет пейзаж — кажется, красиво, талантливо, а преподаватель потом найдет двадцать пять ошибок: и в композиции, и в подборе красок, и в пропорциях. Тройка с минусом и никаких восторгов.
Игорь постоянно в дурном расположении духа.
Она пилит его, как зануда, не может понять его отношения к жизни. Муж обеспечивает семью, на нем масса обязанностей и забот, а она пальцем не пошевелила, чтобы скрасить его отпуск. Они ни разу не были в кино или в театре, даже на выставку не сходили. Единственный раз выбрались из дому на Новый год к бабушке, и там она заснула, бросив Игоря одного на кухне.
Надо устроить вечеринку, решила Зина. Черт с ними, с деньгами. Игорь любит застолье, веселые компании.
Он действительно обрадовался ее предложению.
Хорошо, что Зина перестала жадничать и вбуравливать в него бесконечные «надо» — одумалась, наконец.
Они обсуждали, кого пригласить, — получилось больше десятка людей, что купить — решили не скупиться на закуски и напитки, отнести в ломбард украшения Зининой мамы и на эти деньги кутнуть.
Но тут, как назло, приболели дети. Сначала у Сани, потом у Вани потекли из носов прозрачные ручейки, поднялась температура, малыши все время просились на руки.