Уже по дороге в ресторан Настасье пришла в голову мысль, что ее инвестором мог оказаться не мужчина. Как в этом случае на ее внешний вид отреагирует женщина, неизвестно.
Но ничего поделать уже нельзя. Если Настасья сейчас вернется домой, чтобы переодеться, то обязательно опоздает на встречу. А ей не хотелось с первого раза проявить себя необязательным и ненадежным партнером. Бизнес прежде всего.
Странно, а почему ее пригласили не на обед? Раньше этот вопрос ей не приходил в голову.
Настасья размышляла по этому поводу, пока метрдотель показывал ей столик, но затем отвлеклась на окружавшую ее роскошную обстановку. Как это ни странно, ей ни разу не приходилось бывать в этом ресторане раньше, а жаль. Если его кухня под стать интерьеру, то пребывание здесь могло оказаться довольно приятным.
Любезный пожилой метрдотель указал ей на столик, отгороженный от остального зала увитой плющом ажурной решеткой, и слегка поклонился, отправляясь встречать следующего гостя. Настасья же остановилась на мгновение, испытывая непонятное волнение.
Ее возможным инвестором был мужчина. Он сидел к ней спиной, слегка постукивая пальцами правой руки по белоснежной скатерти, при этом его черные ониксовые запонки слегка мерцали в свете хрустальный люстр — классических и изящных, должно быть итальянских, тут же решила про себя Настасья, но уже скорее автоматически.
Ее странно заворожили широкий разворот мужских плеч, плотно обтянутых отлично сшитым пиджаком, темные волосы, аккуратно причесанные и слегка вьющиеся на затылке, длинные красивой формы пальцы…
Чем ближе она подходила к столику, тем понятнее ей становилось, кто ее ожидает. Но Настасья, как мотылек на огонь, двигалась в сторону этого магнетического мужчины, пока он не обернулся и не встал. Она молча таращилась на него и не могла сказать ни слова. Но продолжалось это не долго. Дик улыбнулся, и чары развеялись.
— Ты меня обманул! — выкрикнула Настасья и развернулась, чтобы уйти.
Дик оказался проворнее. Он обнял ее и прижал к себе, словно для приветствия, и крепко поцеловал в губы, безусловно, чтобы закрыть ей рот. Затем, пока она запыхавшаяся и растерянная приходила в себя, Дик тихо и быстро проговорил:
— Настасья, не дури. На нас уже оборачиваются. И я тебя не обманывал. Кстати, ни разу.
Настасья решила внять голосу рассудка и усмирить гордыню. На время, конечно, пока все хорошенько не выяснит. Тем более что пара за столиком у окна на самом деле внимательно рассматривала их. Особенно женщина. Поэтому она приподняла брови и так же тихо спросила:
— Неужели? И доказательства есть?
— Давай присядем за столик, дорогая. Так нам будет удобнее разговаривать. Да и перекусим заодно. Я с утра ничего не ел.
— Хорошо, давай присядем, а то еще умрешь от голода по моей вине. Я не смогу жить с таким грузом на своей совести.
Сейчас, когда он ее поцеловал, точнее, заверил, что вовсе не собирался обманывать, Настасья решила проявить великодушие, вернее, выяснить все, что возможно.
Дик пододвинул ей стул, устроился на своем месте и мило улыбнулся. Негодяй догадывался, что она млеет от его соблазнительной улыбки, и вовсю пользовался этим.
— Что будем заказывать?
Ну, что же, Настасья тоже имела кое-какие козыри в запасе. Она сняла шаль, повесила ее на спинку стула и расправила плечи.
— Что-то не слишком калорийное. Возможно, говядину в гранатовом соусе.
Она почувствовала удовлетворение, когда жадный взгляд приклеился к ее груди.
— Это преступление — портить такую фигуру диетами.
Настасья мысленно потирала руки. Дик сделал заказ, но затем снова уставился на ее декольте. Следовало признать, ее задумка удалась — потенциальный инвестор отвлекся. Кстати об инвесторе.
— Какая безвкусная уловка — заманить меня в ресторан с помощью разговоров об инвестициях.
— Ты не оставила мне выбора. Пришлось прибегнуть к уловке. — Хотя в глубине души Настасья почему-то не испытывала праведного гнева по поводу такого признания, она намеренно нахмурилась, а Дик тут же накрыл ее руку своей ладонью, предупреждая попытку очередного бегства. — Вначале. Я все никак не мог решить, как заманить тебя на свидание. А такой повод показался мне… забавным. Но чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что это неплохая идея — вложить деньги в антиквариат.
— У тебя есть деньги? — Настасья тут же отругала себя за обидный вопрос. Ее никогда не волновало, насколько богат ее избранник. Она сама была неплохо обеспечена. — То есть я хотела спросить, сколько именно ты планировал вложить?
Его темные глаза тут же стали похожими на ониксы. Они манили ее неудержимо. Завороженная Настасья с трудом поняла смысл произнесенной Диком фразы.
— Да, теперь у меня есть деньги. Я много работал над приумножением своего капитала.
— Извини. Мне, в самом деле, стыдно за этот дурацкий вопрос. Не объясняй больше ничего. Давай просто поедим.
— Нет, теперь я сам хочу тебе все объяснить. У меня есть бизнес, связанный с компьютерными технологиями. Очень прибыльный. Ты можешь не беспокоиться о том, что я стану претендовать на твои сбережения после того, как мы поженимся. Ты только должна решить, как широко ты хочешь распространить сеть своих магазинов, а затем мы подсчитаем, сколько для этого нужно денег. Все очень просто.
Что он такого сказал? И почему Настасья вдруг так покраснела? Не то, чтобы ей не шел румянец. Эта женщина была восхитительна в любом виде, а сегодня особенно. Она просто искушала его этим красным камнем и платьем, а еще тем, что в нем.
— Что-то не так?
— Значит, ты уже все решил? — ее голос зазвенел, словно туго натянутая струна.
— Ну, да.
Дик никак не мог понять, где кроется подвох в ее вопросе. Он предельно честно рассказал о своем материальном положении и о намерениях в отношении этой женщины и ее бизнеса. Пока он проводил ревизию собственных слов, Настасья сделала несколько глотков вина и наклонилась к нему настолько близко, насколько позволял стол.
— Ты считаешь, что имеешь право принимать решения за меня?
— Нет, я… — он слегка растерялся от такого напора. Да и ложбинка на груди Настасьи стала глубже, а это очень мешало сосредоточиться. Дик сделал над собой усилие и… ничего лучшего не придумал, как глотнуть из собственного бокала.
— Мой дорогой, хочу тебе напомнить, что я взрослая, подчеркиваю, взрослая, самостоятельная женщина, принимающая собственные решения.
Дик понял, что ему придется быть предельно спокойным и осторожным в высказываниях, иначе…
Нет, никаких иначе!
— Дорогая, так кто же спорит. Но даже такая прекрасная женщина должна быть любима и счастлива.
Она улыбнулась, и у Дика слегка отлегло от сердца.
— И ты именно тот мужчина, который может гарантировать мне это?
— Да.
В этом Дик был уверен. Ведь никто другой не сможет любить Настасью больше, чем он.
— А доверие. Как быть с ним?
Он замолчал, раздумывая, как лучше ответить на этот сложный вопрос. По сути, это было самое больное место в их с Настасьей отношениях.
— Кого я вижу!? Голубки милуются!
Пьяная женщина в неприлично коротком платье остановилась у их столика с льняной салфеткой в одной и сумочкой в другой руке. Она была накрашена так густо, что Дик не сразу ее узнал. К тому же, прошло слишком много времени с тех пор, как он видел ее в последний раз.
Что за невезение! Он посмотрел на Настасью в надежде, что она не узнала красотку. Не тут то было.
— Здравствуй, Мила.
— Привет — привет, антикварная королева. Не ожидала увидеть тебя вместе с этим престарелым ловеласом.
— Ну, не так уж я стар, — начал говорить Дик, но наткнулся на закипающий гневом взгляд Настасьи и умолк, раздумывая, как избавиться от Милы — как можно скорее.
— Ты был стариком еще десять лет назад! — как оказалось, Мила, несмотря на свое состояние, поняла смысл его слов.
— Что ты хочешь этим сказать?
Голос Настасьи звучал обманчиво спокойно, но очень заинтересованно. Дик, который уже собирался предложить ей закончить ужин и провести вечер в другом месте, умолк, так и не начав говорить. А Мила вдруг приложила к глазам льняную салфетку и трагическим голосом на весь зал проревела:
— Он — импотент!
Если бы в это мгновение Дик ел или пил, он точно бы подавился. Он огляделся и понял, что спасать ситуацию поздно. Посетители ресторана с видимым любопытством смотрели в их сторону, явно ожидая продолжения спектакля. Но он все же попытался.
— Мила, давай перенесем разговор…
— Я сидела на его коленях, такая сексуальная и открытая, а он даже не попробовал проявить свой интерес! Никто, слышите, никто не мог передо мной устоять! И он не смог бы… Если бы мог!
Она открыто рыдала в салфетку, опершись одной рукой на их столик и размазывая косметику по лицу, и голосила на весь зал.
Дик видел, как прищурила глаза Настасья, как посмеивались две молодые и одна пожилая пара за соседними столиками, как престарелый мужчина выскочил из-за столика у окна и бросился к Миле, а затем силой повел ее к выходу. Он же молча ждал чего-то. Возможно надеялся, что весь этот кошмар окажется сном?
Но тут Настасья тряхнула салфеткой, расстелила ее на коленях и бодро произнесла:
— Ну что, теперь можно и поесть.
Потрясенный Дик наблюдал, как женщина ловко отправляет кусочек говядины в свой очаровательный ротик и жмурится от удовольствия.
— А ты чего не ешь? Попробуй, очень вкусно.
— Я не могу.
— И это тоже?
Настасья бросила на него лукавый взгляд и подмигнула. Глядя в ее чудесные глаза, он понял, что она помнит каждую минуту их горячего свидания два дня назад и подтрунивает над ним, над собой, над жизнью. И Дику полегчало. Он кашлянул и, посмеиваясь, взял столовые приборы.
— Ты права. Стоит попробовать. Поскольку моей репутации сегодня нанесен серьезный ущерб, боюсь, в этом ресторане я теперь появлюсь нескоро.
Странно, но он почти не злился на Милу. Конечно, она ославила Дика на весь город, но зато подтвердила его слова о том, что он не изменял Настасье десять лет назад. Черт с ней, с репутацией.
Она давно так не смеялась — совершенно раскрепощено, словно вместе с трагикомическим признанием Милы исчезли все ее прежние комплексы и проблемы. По самолюбию Дика это признание, конечно же, ощутимо ударило, но тот тоже не выглядел слишком удрученным. Во всяком случае, во время десерта они болтали много и о многом, но при этом, не сговариваясь, избегали разговора о главном — об их отношениях.
В таком же приподнятом настроении Настасья села в автомобиль Дика и, только когда они уже проехали пол километра в противоположном от ее дома направлении, поинтересовалась, куда он ее везет.
— К себе домой, — невозмутимо ответил Дик и взял ее правую руку в свою ладонь. — Вчера купил.
— О! — Твердушко, действительно, настроен очень серьезно.
— И там даже есть кровать — большая с завитушками и резьбой. А еще комод и…
— Трюмо?
— Точно. А ты откуда знаешь?
— Я таки поругаюсь со своим поставщиком. Эта мебель должна была стать моей.
— Я не сомневался, что она тебе понравится.
Настасья рассмеялась в ответ на подобную самоуверенность, но возражать не стала. Ведь это была одна из тех особенностей характера Дика, которая делала его ужасно привлекательным. К тому же, он не ошибся.
Мужчина, словно ощущая ее настроение, поднес ее руку к своим губам и поцеловал каждый пальчик. Настасья чувствовала себя почти счастливой, но еще осторожничала.
— Ты уверен, что кровать, это то, что нам сейчас нужно?
— Конечно. Цветы дарил, в ресторан водил…
— Погоди, те шикарные розы от тебя?
— Ну, да. А что, не угодил?
Настасья лишь молча покачала головой. Прежний Дик никогда бы не догадался подарить ей цветы.
Она смотрела на его красивый профиль и понимала, что это единственный мужчина, которого она могла полюбить.
В то самое мгновение, когда Настасья собиралась торжественно сообщить, что согласна на любую кровать, Дик вдруг нахмурился, глядя вперед, вдоль ранее пустынной улицы. Оставив в покое ее руку, он крепко сжал руль.
Настасья проследила за его взглядом и замерла, прижав пылавшие от поцелуев пальцы к своему рту. Крик погиб в ее горле, так и не родившись.
Навстречу им по узкой улице на огромной скорости несся вынырнувший из соседнего переулка автомобиль с орущей пьяными голосами компанией. Он вилял от одной обочины к другой, лишая надежды проскочить мимо. Водитель не обращал ни малейшего внимания ни на движущийся навстречу автомобиль, ни на беспрерывные гудки, извлекаемые Диком.
В самый последний, критический момент Твердушко таки удалось выехать на узенький тротуар под аркой старинного дома, когда неуправляемая компания на огромной скорости промчалась мимо, едва не зацепив дверцу со стороны водителя.
Дик сначала уткнулся лицом в руки, сложенные на руле, а затем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Настасья несколько мгновений в оцепенении смотрела на Дика, а затем начала двигаться. Она должна была делать хоть что-то, лишь бы почувствовать себя живой.
Дик думал, что это конец. Больше всего в это мгновение он сожалел о том, что прожил так долго вдали от Настасьи.
«Сумасшедшая» машина промчалась мимо, и он получил возможность глотнуть воздух. Пусть судорожно, но вдохнул.
Они выжили. Она выжила. Сейчас его руки перестанут дрожать, и он обнимет ее и успокоит.
Но Настасья не собиралась ждать. Она выскользнула из рукавов своей шубы и оседлала его бедра так стремительно, что он не сомневался — ее шикарное красное платье испорчено безвозвратно. Она целовала его так, будто от этого зависела их жизнь. И он отвечал ей так же безудержно, прижимая горячее, обольстительное тело к себе, вдавливая его в себя.
Как он хотел ее! Только ее! Но даже в юности Дик не позволял себе овладеть Настасьей в автомобиле.
— Настя, любимая, мне очень тяжело сдерживаться, но давай доберемся до кровати. Пять минут — и мы у цели.
Он задыхался от желания и пережитого страха за дорогую ему женщину, но считал, что поступает правильно.
— Я уже у цели. И пять минут меня не устраивает. — Настя подтянула кверху платье и, немыслимо изогнувшись, стащила с себя трусики. Ее ловкие пальчики уже добирались до застежки его брюк. — Глупо терять время на разговоры и поездку. Я и так десять лет прожила без любви. А за пять минут может случиться многое. Отодвинь сидение назад, места маловато.
— Ты меня любишь?
Его сердце заколотилось от такого признания, а голос прозвучал хрипло, потому что Настасья уже ласкала его — нежно, но настойчиво.
— Господи, да! Да! Пошевелись же, наконец!
Он отвел в сторону ее руку и, слегка приподняв кверху, заполнил собой. Она застонала в ответ, устраиваясь поудобнее.
Настасья поднималась и опускалась самозабвенно и яростно, доводя себя и его до исступления. Он старался сдерживаться и поэтому почти не двигался, капли пота уже заливали ему глаза. Но лишь почувствовав ее первые судороги удовольствия, Дик подхватил Настасью под ягодицы и сделал несколько решающих толчков…
— Ты моя.
Его голос еще срывался, но он должен был ей об этом сказать.
— Я всегда была твоей.
Она лежала на нем, горячая, разомлевшая, родная и покрывала его шею ленивыми поцелуями.
Сейчас Дик не сомневался, что он самый счастливый человек на планете, и поэтому решился сказать ей то, что боялся произнести десять лет назад.
— Я люблю тебя. Навсегда.
Конец
2011 г.