— Мы обсудим это позже. — Он бросил на Эмелию недовольный взгляд и взялся за ручку двери. — Сейчас ты сама не своя.
— Ты чертовски прав! Я — сама не своя, и в этом суть проблемы. Я не была собой все два года, что мы женаты. Я — фальшивая жена, бессовестный подлог. Как думаешь, сколько может продлиться брак, основанный на лжи?
— Он продлится, пока я не скажу «хватит»!
И Хавьер вышел, хлопнув дверью.
Глава 8
Эмелия ворочалась в постели без сна, выжатая разговором с мужем как лимон. Она надеялась, что Хавьер присоединится к ней, но, судя по всему, испанец решил переждать ее правдоискательские настроения в безопасном месте. В тишине большой спальни молодая женщина корила себя за глупое решение связать жизнь с человеком, который не способен адекватно ответить на ее чувства. Неудивительно, что она устала от этой сделки, удивительно что это не произошло гораздо раньше. Два года Эмелия предавала себя день за днем, в каждой мелочи. Теперь, когда она наконец могла рассуждать здраво, она понимала, что не согласилась бы на такой брак, будь ее самооценка хоть чуточку повыше. Но неуверенность в себе преследовала ее с детства, поэтому она легко пала жертвой чар привлекательного, успешного, взрослого мужчины, обратившего на нее внимание. Его настойчивое желание заполучить ее в свою постель лишило Эмелию здравого смысла и заставило подчиняться импульсам.
Очнувшись утром от короткого забытья, она почувствовала первые спазмы жестокой головной боли. Солнечный луч, пробившийся через неплотно задернутые занавески, вонзался в мозг как штопор. С протяжным стоном Эмелия натянула на голову подушку, борясь с тошнотой, которая камнем переваливалась в желудке.
Невыносимо громкий и противный звук открывающейся двери заставил ее скорчиться и заскулить.
— Mi amor, — озабоченно спросил Хавьер, подходя к постели, — тебе снова нехорошо?
— У меня чудовищно болит голова…
Он положил прохладную сухую руку на лоб жены жестом, исполненным такой нежной заботы, что ей захотелось разрыдаться.
— Лоб горячий, но не слишком. Я вызову врача.
В тот момент Эмелия не стала бы возражать, даже если бы Хавьер изъявил намерение позвонить в похоронное бюро. Боль целиком овладела ею, тошнота усилилась. Она сползла с кровати и с трудом добралась до ванной, где ее вырвало.
— Бедная моя малышка. — Хавьер приложил мокрое полотенце к шее Эмелии под волосами. — Ты действительно заболела.
Эмелия потянулась за зубной щеткой, как будто чистые зубы могли вернуть ей часть утраченного достоинства. Она не могла припомнить, видел ли муж ее больной раньше. Такой здоровый и энергичный, он одним своим видом внушил ей мысль, что чужое нездоровье ему отвратительно. И Эмелия прятала маленькие недомогания за храброй улыбкой, играя роль безупречной жены.
— Доктор едет. Тебе лучше подождать ее в постели с закрытыми глазками.
— Прости, — пробормотала Эмелия, пока муж укладывал ее в кровать. — Я думала, что уже совсем выздоровела.
— Наверняка так оно и было, но, боюсь, вчера мы немного перестарались. Это моя вина. Я все время забываю, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы угнаться за мной.
Эмелия промолчала. Это казалось безопаснее, чем признавать, как сильно она сама хотела переспать с ним.
Доктор приехала через полчаса. Хавьер ввел ее в курс дела, пока провожал в спальню, поэтому она не стала задавать лишних вопросов. Померила Эмелии давление, посветила фонариком в глаза.
— У вас раньше были мигрени? — спросила она, набирая обезболивающее в шприц.
— Насколько я помню, нет, — ответила Эмелия. — Но голова болела пару раз после аварии, в которую я недавно попала.
— Ваш муж сказал, к вам начала возвращаться память. Это было вчера, верно?
— Да.
— Вы не должны так торопить события. Я возьму кровь на анализ, хочу убедиться, что для мигреней нет других причин.
— Каких других причин? — запаниковала Эмелия, сразу представив себе с десяток оснований для инсульта.
— У вас может быть анемия или какое-то еще осложнение после травмы. — Доктор быстро и почти безболезненно уколола ее в вену. — А что с месячными? Они регулярные, задержки нет?
Эмелия обрадовалась, что Хавьер покинул комнату, как только препоручил жену заботам медика. Этот разговор не предназначался для его ушей.
— Я… не помню.
— У вас не было менструации после автокатастрофы?
— Э… нет.
— Не волнуйтесь. После такой встряски организм часто сбивается с ритма. Вы принимаете оральные контрацептивы?
— Мой рецепт просрочен. Я не знала, буду ли принимать их снова или нет. Решила не обращаться за новым, пока… пока все не прояснится.
— Я выпишу вам рецепт на всякий случай.
Оставив рецепт, врач ушла, а ее место у постели Эмелии занял Хавьер.
— Как ты себя чувствуешь? Голова все еще болит?
— Доктор сделала мне укол. Похоже, начинает действовать. Ужасно хочется спать.
Испанец погладил жену по голове:
— Я принесу тебе что-нибудь попить. Ты уверена что не хочешь поесть?
— Пожалуйста, не говори при мне о еде, — сморщилась Эмелия.
Он легко пробежался пальцами по ее щеке, поднялся и вышел. Дверь закрылась так мягко, что провалившаяся в дрему Эмелия этого уже не услышала.
Она проснулась в сумерках. С усилием дотащила себя до ванной, а когда вышла оттуда, кутаясь в халат, ее муж уже стоял в дверях спальни.
— Тебе лучше?
— Намного. — Эмелия попыталась улыбнуться, но не очень преуспела. — Спасибо.
— Будешь ужинать?
— Дай мне несколько минут. Я должна одеться, — застенчиво сказала она, чувствуя себя так, словно собиралась на первое свидание.
— Не спеши. — Хавьер потрепал ее по щеке. — У меня скопилась куча документов, которые нужно прочитать.
Эмелия видела, как Хавьеру хочется, чтобы ей было комфортно в его обществе, как он старается этого добиться. Муж вел себя с ней гораздо нежнее, бережнее, чем раньше, и она понадеялась, что за его заботой скрывается хоть немного любви. Но тут же выругала себя за несбыточные мечтания о том, что Хавьер не хотел или не мог ей дать. Как бы Эмелия ни любила мужа, она больше не могла тратить время на бесплодные попытки изменить его. Если Хавьер не хочет того же, что она, Эмелия должна найти силы отстроить свою жизнь заново без него, и так будет лучше для них обоих. Но мысли о том, что она больше никогда не увидит его лица или, еще ужаснее, что он найдет утешение с другой женщиной, причиняли ей боль. Как это можно вынести?
Вернувшись в спальню, Хавьер обнаружил жену одетой в простое черное платье, которое подчеркивало высоту небольшой, но приятно округлой груди и длину стройных ног, обутых в туфли на необычной для нее плоской подошве. Эмелия высушила волосы феном, но не стала укладывать, а собрала в хвост на затылке. Она использовала минимум макияжа — тушь и мазок розовой помады. Хавьера охватило возбуждение, когда он вспомнил, что проделывали с ним эти полные губы во время их эротических игр. Эмелия излучала естественную, заложенную в нее самой природой сексуальность, но иногда, особенно в такие моменты, как этот, испанец сомневался, знает ли силу своих женских чар она сама.
— Ты прекрасна, querida.
Эмелия нервно разгладила платье на плоском животе, словно только что заметив, как плотно оно ее облегает.
— Спасибо.
Вместе, рука в руке, они спустились по лестнице, и Хавьер заметил, как задрожали пальцы жены по мере приближения к столовой. Он продолжал наблюдать за Эмелией, когда Алдана подала первую перемену блюд. Его жена сидела за столом потупившись, как будто боялась сказать или сделать что-то не так в присутствии домоправительницы. Испанец знал, что у Алданы тяжелый характер, раньше ему казалось, что Эмелия не обращает на это внимания. Но возможно, конфликт был гораздо серьезнее, чем он предполагал. Хавьер впервые задумался о том, как Алдана вела себя с его женой, когда он уезжал по делам…
Посмотрев, как Эмелия робко копается вилкой в тарелке, испанец решительно отложил свою салфетку:
— Милая, я знаю, как для женщин важно оставаться стройными, но я никогда не настаивал, чтобы ты морила себя голодом. Для меня ты была вполне хороша такой, как в день нашей встречи. Не отказывай себе ни в чем, твое здоровье важнее всего.
— После возвращения домой я ни разу не заглянула в тренажерный зал, — покаялась Эмелия. — Я не верю, что раньше не вылезала оттуда часами, как сказала Изабелла. Обычно у меня очень плохо с самодисциплиной и силой воли. Я предпочитаю естественные упражнения вроде прогулок или плавания.
— Или секса?
— Это все, о чем ты думаешь? — едва слышно спросила она, порозовев.
— Это все, о чем мы оба думали раньше. Ты — самая сексуальная женщина из всех, с кем я был.
— А счет, готова спорить, шел на сотни.
— Я не делал секрета из своего образа жизни, когда мы познакомились. Я люблю жить быстро и красиво.
— И поэтому тебе нужна была дымовая завеса в виде нашего ущербного брака, чтобы производить приличное впечатление на деловых партнеров. Не могу понять, как я на это согласилась. Я никогда не хотела повторить судьбу моей бедной матери, которая тряслась над своей внешностью из страха, что ее блудный муж уйдет к кому-то стройнее, красивее и моложе.
Неожиданная злость, прозвучавшая в словах жены, изумила Хавьера. Губы Эмелии плотно сжались, плечи свело от напряжения. Без свойственного ей в прошлом налета искушенности она казалась очень юной и уязвимой, но в то же время более очаровательной, чем когда-либо.
— Я не знал, что ты испытываешь такие чувства. Ты всегда выглядела очень уверенной в себе. Мне и в голову не приходило, что у тебя могут быть комплексы.
— Я не была честна с тобой. — Она поморщилась, словно жалея, что рассказала о своей неуверенности. — С самого начала. Я должна была рассказать тебе все, но испугалась, что ты сочтешь меня слишком требовательной и уйдешь. Тогда я хотела получить тебя на любых условиях, отказаться от всех своих желаний, чтобы быть с тобой.
Хавьер протянул руку, переплел пальцы с дрожащими пальцами жены.
— Я не хочу потерять тебя. Но я могу дать только то, что могу.
Ему показалось, что Эмелия вот-вот заплачет, во всяком случае, ее глаза блестели ярче, чем обычно.
— Я хочу, чтобы меня любили, — мягко сказала она. — Этого же хотела моя мать, но жизнь распорядилась иначе. Я хочу просыпаться, зная, что мой любимый всегда рядом со мной, готовый оберегать и поддерживать меня. И… я хочу ребенка.
Хавьера словно бы ударило в грудь взрывной волной. Он вспомнил свое одинокое детство: боль от неожиданной потери матери и равнодушие отца после ее смерти. Он был не готов взять на себя родительскую ответственность, он знал, что все испортит. Даже благополучные родители, сами из полных счастливых семей, часто испытывают сложности со своими детьми. У него нет шансов. Он разрушит потенциал ребенка, нанесет ему эмоциональную травму, и тот возненавидит его так же, как он в конце концов возненавидел своего отца.
Хавьер не мог так рисковать.
— Это не обсуждается, — сказал он холодным, строгим голосом, будто бы принадлежавшим кому-то другому. — Я не хочу и никогда не захочу детей, о чем предупредил тебя с самого начала. И ты согласилась.
— Я согласилась только потому, что потеряла рассудок от любви. Я все еще люблю тебя, Хавьер, больше, чем когда-либо, но я не откажусь ради тебя от материнства.
Испанец отодвинул кресло и поднялся на ноги.
— Ты не можешь ни с того ни с сего выдвигать подобные требования, Эмелия. Меньше месяца назад между нами царила полная гармония, ты занималась своими делами, я — своими. И вдруг ты поставила все с ног на голову.
— Я устала поступать только так, как хочешь ты. — Эмелия вздернула подбородок. — Мне не нравится, что желтые издания по всему миру публикуют твои фото в обнимку с очередной моделью или начинающей актрисой. Я уверена, ты мог бы контролировать, кто и с кем видит тебя на публике, если бы хотел.
— Меня должны видеть на публике с женой. Но она всегда слишком занята — бегает по магазинам в другой стране или сидит у маникюрши.
Эмелию передернуло от его слов. Неприятнее всего, что в них содержалась изрядная доля истины. Она слишком увлеклась ролью выставочной жены и забыла о первоначальном намерении стать Хавьеру другом и соратницей. Жаль, что ей потребовалось так много времени, чтобы это осознать.
— Прости. Мне казалось, я делаю именно то, что ты хочешь. — сказала она в некомфортной тишине.
— И ты прости. У тебя наверняка не осталось хороших воспоминаний о тех нескольких поездках, в которых ты меня сопровождала. Возможно, я слишком много думаю о делах, вижу общую картину, но упускаю из виду детали.
— Мы оба наделали ошибок. Думаю, если мы постараемся, нам удастся их не повторить.
— Я хочу, чтобы на этот раз у нас все получилось, Эмелия. Чтобы мы были счастливы, как раньше.
— Хавьер, ты был счастлив, а я — нет, во всяком случае, не по-настоящему. Потеряв память, я наконец-то поняла, в какой лжи жила. Я не та женщина, которая тебе нужна. Я никогда не была той женщиной.
Хавьер обошел стол и поднял жену на ноги, взяв ее руки в свои.
— Но ты была счастлива, Эмелия. — Он сжал ее пальцы. — Я дал тебе все, что можно купить за деньги. Я следил, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
— Ты меня не слушаешь, Хавьер. — Молодая женщина попыталась высвободиться, но муж держал крепко. — Мы не можем жить как раньше. Я не могу.
— Это мы еще посмотрим. — И Хавьер поцеловал ее.
Эмелия попыталась изобразить сопротивление, но получилось неубедительно даже для нее самой. Она хотела испанца независимо от того, что бросало его в объятия жены: злость или желание доказать свою правоту. По крайней мере, Хавьер проявлял эмоции, пусть даже не те, на которые она надеялась. И Эмелия ответила на поцелуй, горячо, страстно, каждым движением языка показывая мужу, что она тоже может быть настойчивой.
Хавьер прижал жену к стене, стремительно, как фокусник, расстегнул молнию платья, которое тут же соскользнуло и собралось у ее ног черной шелковой лужицей. Эмелия царапала ремень брюк мужа, стремясь поскорее добраться до средоточия его мужской силы.
— Не здесь, — прошептал Хавьер. — Алдана может войти, чтобы убрать со стола. Пойдем наверх.
У Эмелии появился шанс прекратить это безумие, но она в который раз позволила сердцу переспорить разум.
Потом она с трудом могла припомнить, как они добирались до спальни, останавливаясь на лестнице едва ли не на каждой ступеньке, чтобы поцеловаться. Когда испанец наконец прижал ее к простыням на их большой кровати, Эмелия была пьяна от возбуждения.
Хавьер снял с жены бюстгальтер, жестом собственника погладил груди, прежде чем подвергнуть их огненной пытке поцелуями. Спустившись ниже через гладкую долину живота Эмелии, он немного задержался, играя языком с круглой кнопочкой пупка, и лишь затем его голова оказалась между ее бедер. Эмелия хватала ртом воздух, пока муж пробовал ее на вкус. Волны блаженства докатывались до нее издалека и одна за одной, все быстрее, пока не нахлынули и не затопили молодую женщину приливом в неукротимом море чувственного удовольствия, подобного которому она еще не испытывала.
Испанец вошел в нее, сначала довольно жестко, но уже через несколько мгновений взял себя в руки, пробормотав что-то, похожее на извинение. Он наращивал ритм постепенно, с каждым толчком проникал все глубже, с каждым резким вдохом приближал Эмелию и себя к очередному свободному падению в бездну оргазма.
Он кончил почти сразу после нее, с низким горловым рыком, который отозвался в Эмелии сладкой дрожью. Только в такие моменты Хавьер позволял себе быть уязвимым. Она льнула к мужу, пока он изливал в нее свое семя, молясь, чтобы он, насладившись, не откатился в сторону и не испортил этот волшебный миг.
— Я не слишком тяжелый для тебя? — Дыхание испанца пощекотало ей шею.
— Нет. — Пальцы женщины пробежали по спине мужа как по клавишам рояля.
— Я не сделал тебе больно?