Нейтан не ответил. И не шелохнулся. Просто замер и даже перестал стучать кистью по холсту.
— Нейтан? — Эми села и попыталась заглянуть за мольберт. Он стоял, уставившись на полотно, стиснув зубы. Его губы сжались в тонкую линию.
— Ты пошутил, правда? Мужчина вроде тебя… Ладно, на самом деле ты же не хочешь ни на ком жениться, так ведь? — И уж точно не для того, чтобы спасти ее от будущего одиночества.
— И ты, конечно, совсем не рвешься, верно?
Нет, Эми не рвалась. Но потом, окинув взглядом грязноватые комнаты, она подумала, что это, может быть, нужно ему. Едва ли он точно знал, насколько она богата, но вполне возможно, он сделал это неожиданное предложение после того, как она рассказала, что у нее есть дом и кое-какие доходы. Ему была бы гарантирована крыша над головой. И если все его амбиции ограничивались тем, чтобы провести остаток дней, колдуя над холстом…
Эмитист поежилась.
— Тебе холодно, — сказал Нейтан и, отложив кисть, подошел, чтобы накрыть ее одеялом. — Извини. Я понимаю, что эти комнаты несколько простоваты, но днем здесь такой великолепный свет, что я не стал обращать на это внимания, когда решил снять их, — с сожалением объяснил он.
— Конечно, — согласилась Эми с натянутой улыбкой. Если Нейтан думал, что может заставить ее поверить, будто снял эти комнаты по собственному желанию, то он сильно недооценивал ее умственные способности.
Если Нейтан рассчитывал подцепить жену, которая бы содержала его, то так просто ему этого не добиться. Хотя, возможно, он не ставил своей целью обмануть ее. Просто у людей его круга было не принято признавать того, что они на мели. Они могли не платить по счетам и даже сбежать из дома глухой ночью, но ни за что не сознались бы, что их финансовые дела не в порядке.
Эмитист натянула одеяло до самого подбородка, но ощущение холода внутри не проходило.
— Думаю, мне пора идти, — произнесла она тихим голосом, совсем непохожим на свой.
— Почему? Не может быть, чтобы ты хотела вернуться к себе, где тебе придется наблюдать, как Финелла нежничает со своим Гастоном.
— Нет, но… рано или поздно мне все равно придется вернуться. Я не могу остаться у тебя только потому, что их поведение меня коробит.
— Я был бы не против, если бы ты осталась, — заметил Нейтан. — Хотя мне бы очень хотелось, чтобы мое жилище было несколько более удобным для тебя.
Это было еще хуже, чем предложение пожениться, потому что никак не вязалось с утверждением, что он печется о ее репутации. Мужчина не станет предлагать женщине стать его любовницей, если действительно заботится о ней.
— Хм-м, — промычала Эми и направилась в спальню за своей одеждой.
Надевая через голову измятую нижнюю рубашку, она почувствовала, как ее захлестывает волна печали. Если бы они поженились десять лет назад, то были бы счастливы. Она в этом не сомневалась. Тогда у нее не было никаких других желаний, кроме того, чтобы жить той жизнью, о которой он говорил. И ее нисколько не смутило бы, что часы своего досуга он посвящает живописи. Это увлечение, очевидно, составляло важную часть его натуры. А она бы хотела, чтобы Нейтан был счастлив.
Но пока она быстро надевала на себя все остальное, Эми напомнила себе, что годы изменили их обоих. Теперь она уже не могла бы довольствоваться жизнью в каком-нибудь коттедже, ограниченной лишь присмотром за кучкой детишек и созданием домашнего уюта для мужа.
Да и он привык менять женщин в угоду своим фантазиям. Поэтому ему ничего не стоило предложить ей остаться у него. Это вполне соответствовало его вольным представлениям о морали.
На самом деле он вовсе не хотел жениться на ней.
Во всяком случае, ничуть не больше, чем она хотела бы выйти за него.
Десять лет назад у них был шанс. Но они упустили его.
Когда Эмитист заколола перед зеркалом волосы и, наконец, почувствовала, что готова выйти из комнаты и посмотреть Нейтану в глаза, ее сердце успело снова спрятаться в прочный кокон, который уже много лет надежно защищал его. Даже улыбка Нейтана не смогла пробить его. Она лишь напомнила Эми, что он опасен.
Потому что когда он улыбался так, то мог заставить ее ответить «да» на что угодно.
Глава 11
Нейтан отбросил кисть в сторону и запустил пальцы в волосы. О, с самим портретом все было в порядке. И безусловно, ни одна картина не удавалось ему так хорошо, как эта. Проблема заключалась в том, что она была почти закончена. Совсем как его связь с Эми. Еще несколько дней, и она уедет из Парижа. Вернется назад в Англию. И он снова потеряет ее. Но на этот раз все будет гораздо хуже, потому что теперь он потеряет не смутные мечты о воображаемом будущем. На этот раз Нейтан точно знал, чего лишится.
Потому что он чувствовал, что, несмотря на ее колючий нрав, он снова влюблен в Эми. Нейтан понимал, почему она все время пытается сопротивляться. Жизнь нанесла им удар, но это лишь придало им большую общность, чем в юности. Теперь его уже не заинтересовала бы наивная юная дочь деревенского викария. Испорченный годами пребывания в политике и развращенный грязными средствами, к которым он прибегал, чтобы обрести свободу, Нейтан счел бы ее пресной.
Но эта новая, более опытная Эми, циничная и недоверчивая, была ему под стать. Он не хотел бы ничего менять в ней. Совсем ничего.
Если не считать ее мнения о нем.
Нейтан в задумчивости уставился на женщину, смотревшую на него с полотна. Ему удалось ухватить выражение глаз, которое…
Вскочив со стула, он быстро подошел к окну. Что он сделал? Женщина с портрета смотрела на него таким взглядом, какой ему хотелось бы видеть. С любовью. А ее роскошное стройное тело тянулось к нему каждой своей линией.
Это было совершенно невозможно. Эми могла с радостью осматривать с ним красоты Парижа. С удовольствием изучать рестораны, поражаясь большому количеству одиноких посетительниц. Могла оправдывать их страстную связь. Но он не мог льстить себя надеждой, что, уезжая, она будет испытывать более сильное чувство, чем легкое сожаление. Ей будет жаль возвращаться к унылой благопристойной жизни, но станет ли она жалеть о нем, когда скажет ему «прощай»?
Наверняка нет.
Еще в самом начале Эми сказала, что ей хочется завести мимолетную интрижку. Тогда Нейтан думал, что его это тоже устраивает. Он был уверен, что больше никогда в жизни не станет помышлять о женитьбе. Но когда она отвергла его предложение, которое он воспринимал как жертву со своей стороны, вызванную чувством вины, Нейтан испытал не столько облегчение, сколько… обиду. Со временем мысль о том, что Эми может оказаться в объятиях другого, стала ему отвратительна. Он все яснее чувствовал, что брак с ней был бы совсем не той карой Господней, какой стал его брак с Лукастой.
А теперь… теперь Нейтан так отчаянно хотел ее, что мысль о ее отъезде сделалась просто невыносимой. Он прислонился лбом к оконному стеклу и невидящим взглядом уставился на крыши города, который уже начал называть своим домом. Но если Эми уедет, это ощущение исчезнет. Париж станет всего лишь очередным чуждым холодным местом, где ему предстоит существовать.
Так что ему делать? Просто дать ей уехать? Или, рискуя всем, в последний раз сыграть в кости с судьбой?
Ясно одно, если он ничего не сделает, то потеряет ее навсегда.
Но если он решится попытать счастья, связав свое будущее с Эми, ему придется рассказать ей все. Нейтан закрыл глаза, чувствуя, как все внутренности сжимаются от страха. Ее возмущали обитатели Стентон-Бассета, которые с готовностью поверили бездоказательным слухам о том, что Финелла родила ребенка вне брака. Насколько сильнее будет гнев Эми, когда она узнает, что он поверил точно таким же россказням о ней?
А еще ее отношение к его репутации. Эмитист недвусмысленно дала понять, что считает его человеком, готовым затащить в постель любую женщину под любым предлогом. Нейтан так и не нашел подходящей возможности, чтобы рассказать ей о своей ожесточенной битве с отцом, закончившейся тем, что ему пришлось пойти на крайние меры, чтобы обрести свободу. Один или два раза, когда она рассказывала о своем прошлом, так похожем на его собственную борьбу за независимость, он чуть было не открылся ей.
Однако в последний момент мужество всегда изменяло Нейтану. Учитывая все, что он сделал, в кого превратился, просто чудо, что ему удалось так сблизиться с Эми. Он не стоил ее. Отец оказался прав. Прав, как всегда. Он просто ничтожество.
И Нейтан продолжал молчать. Молчать и довольствоваться теми крохами, которые она бросала ему. По крайней мере, эти несколько дней Эми делила с ним постель. Ей нравилось его общество. Стоит ей узнать, что он скрывает, и он лишится даже этого.
Приняв решение, Нейтан снова провел рукой по волосам. Пришло время во всем признаться. И пусть она возненавидит его, он это заслужил. Пусть это станет его карой. За то, что не остался с ней. Всю оставшуюся жизнь знать, что Эми презирает его, — это всего лишь справедливое наказание. За то, что он предал ее. Предал их юную любовь.
Он должен сказать Эми правду, чтобы она поняла, что произошло. Даже если из-за этого потеряет ее. Что ж, этого все равно не избежать. Она уедет. Эми ясно дала понять, что не желает, чтобы он своим присутствием в ее жизни нарушил ее добропорядочное респектабельное существование.
Нейтан опустил руки и сделал глубокий дрожащий вдох.
До сих пор, что бы он ни делал, ему не удавалось пробить брешь в той невидимой стене, которой окружила себя Эмитист. Так что он теряет?
Возможно, ее ожидает шок, когда она узнает, что на самом деле произошло между ними десять лет назад и почему разбились их мечты. Но в конце концов, именно шок, который испытал Нейтан, узнав правду, разрушил стены его тюрьмы, и теперь ему начинало казаться, что никаким другим способом ему не разрушить оковы, сковавшие Эми.
Эмитист взяла в руки шляпку — фривольную вещицу, которую она купила у модистки, обслуживавшей нужды скорее туристов, чем парижан, когда в дверь ее комнаты робко постучали.
В комнату заглянула Финелла.
— О, ты… уходишь, — сказала она, когда Эми водрузила на голову это сооружение из соломки, лент и перьев, придав ему игривый наклон.
Со дня поездки в Булонский лес они практически не виделись друг с другом. Несмотря на то что Эмитист взяла за правило каждый день видеться с Софи и расспрашивать о том, как девочка провела день, она намеренно избегала встречаться с Финеллой наедине. И до настоящего момента Финелла поступала так же.
Они обе тщательно обходили то обстоятельство, что, если Финелла и Гастон ограничивались ухаживаниями, Эмитист вступила в любовную связь. Если бы они остались наедине, одна из них могла начать говорить слишком откровенно.
— Ты идешь… с ним, я думаю. — Лицо Финеллы исказилось беспокойством.
— Да, с ним, — спокойно согласилась Эмитист, с откровенным кокетством завязывая ленты под левым ухом.
— Я… я знаю, ты считаешь, что тебе лучше не появляться со мной и Гастоном на случай, если нам встретится кто-нибудь из тех, с кем ты хочешь вести дела, и начнет задавать ненужные вопросы, но… — Она робко проникла в комнату и закрыла за собой дверь.
Эмитист вздохнула. Финелла явно решила, что настало время поговорить начистоту.
— Меня не может не волновать, — начала она, сложив руки у талии, — что ты проводишь так много времени в доме мистера Хэркорта. Я понимаю, что, учитывая мое поведение с Гастоном, мои слова могут отдавать лицемерием, но я боюсь… — Финелла глубоко вдохнула и затаила дыхание, — я боюсь, что намерения мистера Хэркорта не вполне пристойны.
— Ну, конечно, его намерения непристойны. — Эмитист готова была щадить чувствительность Финеллы, если бы та продолжала делать вид, что не знает о происходящем. Но раз Финелла начала этот разговор, Эмитист не собиралась изображать невинность. — Именно поэтому я и выбрала его, чтобы сделать своим любовником. Ты же знаешь, что я не собираюсь выходить замуж.
— О, дорогая. Дорогая. — Финелла приблизилась к ближайшему креслу и рухнула в него. — Твоим… твоим любовником. — Она снова стиснула руки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. — Это я виновата. Я так увлеклась Гастоном, что совсем забыла об обязанностях компаньонки.
— Глупости.
— Нет, это не глупости. Я подала тебе плохой пример, позволив своим чувствам к Гастону… — Финелла осеклась и густо покраснела. — Если хоть одно слово об этом дойдет до Стентон-Бассета, ты погибла. Даже если они узнают только о том, что ты гуляла по Парижу в компании мужчины с такой репутацией, пересудам не будет конца. А я… я действительно не хочу, чтобы ты страдала, как я. Даже притом, что я была абсолютно порядочной вдовой, они не знали жалости. Ты одинокая женщина, с тобой все будет еще хуже. Стоит им только намекнуть… на это.
— А знаешь, меня ничуть не тревожит, если моя репутация немного потускнеет, — ответила Эмитист, натягивая перчатки. — Если бы я была юной девицей, ищущей мужа, или просто бедной женщиной, зависящей от благосклонности окружающих, я, должно быть, уделяла больше внимания тому, что обо мне говорят или думают. Кроме того, ты лучше других знаешь, как это приятно, когда привлекательный… — Перед ее мысленным взором вдруг возникло землистое лицо месье Ле Брюна, и она невольно запнулась на последнем слове, которое хотела произнести. Но, в конце концов, привлекательность тоже бывает разной. Разглядела же Финелла что-то привлекательное под не располагающей к себе внешностью месье Ле Брюна. — Когда привлекательный мужчина, — договорила она, — уделяет тебе особое внимание. Мне доставляет удовольствие, что он пишет мой портрет и что мы с ним гуляем по Парижу, не обращая внимания на внешнюю благопристойность. С ним я чувствую… — Эми задумалась. Она собиралась сказать, что с ним она снова чувствует себя юной девушкой, но, оборачиваясь назад, подумала, что в те годы была немного чопорной. Только встретившись с Нейтаном, Эми обнаружила у себя чувство юмора. Она никогда не позволяла себе веселиться так, как веселилась с Нейтаном. Он открыл для нее целый новый мир.
Они не могли наговориться. Ни с кем другим Эми никогда не говорила так, как с ним. Нейтана действительно интересовало ее мнение. Он не всегда был согласен с ней, и иногда их споры становились довольно горячими. Но, даже не соглашаясь с ней, Нейтан никогда не менял своего мнения о Эмитист в худшую сторону. Если Эми случалось слишком сильно рассердиться, в его глазах появлялся озорной блеск, и он заявлял, что в таком состоянии она еще более соблазнительна. Отложив в сторону свои кисти, Нейтан подходил к дивану, на котором она лежала, и ласкал ее до тех пор, пока она в изнеможении не затихала в его объятиях. К тому времени Эми напрочь забывала о предмете их спора.
— До сих пор, — сказала она Финелле, — я всегда считала, что совершенно лишена женской привлекательности. А теперь у моих ног самый опытный ловелас двух стран.
Нейтан не пытался изменить ни ее характер, ни повлиять на ее мнения. И не отталкивал из-за того, что она с ним не соглашалась. Впервые в жизни Эми позволялось быть собой.
— Неужели ты думаешь, что я откажусь от всего этого из страха перед тем, что скажут люди. Тем более что рано или поздно все закончится само собой.
— Нет. Я вижу, что нет. Но… ты будешь осторожна, правда? Я не хочу, чтобы ты страдала.
Эмитист обернулась, намереваясь спросить Финеллу, не кажется ли ей, что, оставив ее ради того, чтобы выйти за своего французского графа, и забрав Софи, она тоже заставит ее страдать. Ведь у Эмитист никогда не было такого друга, как Финелла, а Софи стала ей почти как дочь. Если бы Финелла на самом деле не хотела причинить ей боль, она не стала бы напоминать о возвращении в Стентон-Бассет, где ей придется в одиночестве терпеть пересуды, жалостливые взгляды, нравоучительные речи и советы, в которых она не нуждается.
Однако Эми прикусила язык. Она не должна из ревности и жалости к себе разрушать то последнее, что осталось от их дружбы.
Ревность? Но разве она могла ревновать Финеллу к Гастону? Нет, такое предположение абсурдно. Она не хотела выходить замуж. Не хотела, чтобы какой-то мужчина получил над ней власть, которая дается мужу по закону.