Простительно, в два года-то.
- Я не знал, что и думать. Когда я смотрел на тебя, я видел ребенка и мне хотелось своих детей, таких же. Но при этом твое лицо иногда перекрывалось видением другого… взрослого, твоего нынешнего. И тогда я думал только о том, что придется долго ждать. Такое смешанное, раздражающее ощущение – будто ты явился в гости раньше времени и тебе еще долго предстоит торчать, скучая, в приемной. В тот день из твоего дома я направился прямо в детский магазин. Впервые в жизни. И ходил там между рядами кроваток, вешалок с крошечной одеждой и грудами игрушек и этот чужеродный мир пугал меня больше, чем интриги недругов. Розовый шар мне попался случайно и настолько напомнил тебя… в том забавном воздушном платье, что я тут же его купил. Мне позволили его преподнести, но впредь запретили приносить подарки. Твои родители заявили, что сами способны купить ребенку все необходимое и я не мог настаивать. Так что за все эти годы мне удалось подарить тебе подарок всего дважды.
- Дважды?
- Да.
Я машинально потянулась к шее. Из общей массы подаренного на моей памяти выбивалось еще только одно.
- Гарнитур с изумрудами, который я надевала на бал?
- Его создали, когда тебе исполнилось двенадцать. Я случайно нашел малоизвестного мастера-ювелира в глубинке. При этом его мастерство поражало – столичным мастерам стоило бы многому у него поучиться. Тогда я заказал ему гарнитур с камнями – первый настоящий подарок своей карасе.
В этот момент кто-то из слуг включил в глубине столовой еле слышную музыку. Томирис беззлобно усмехнулся, покачал головой и продолжил разделывать свой кусок мяса.
- А это слово... что оно значит?
- Караса?
- Да.
- Так у тандров принято называть любимую женщину, которую вспоминаешь даже на пороге смерти. Свое дыхание. Свою душу.
- А мужчину как называют? Для него же есть слово?
- Корас.
- Корас, - повторила я, прислушиваясь к трепещущим гортанным звукам. Красиво.
Мясо тоже нужно попробовать. И соус, обожаемый мною томатный соус…
Честно говоря, к разговору мы вернулись только когда поужинали и ждали чай.
- Расскажи мне про Тауку, - попросила я.
Томирис ненадолго задумался, обхватывая чайную чашку двумя пальцами. Он так осторожно сжимал фарфор, что в голове возникали ассоциации – пыльцы, но не поверх изображения крошечных роз, а на коже. На моей коже.
И это вводило меня в ступор.
- Она была странной женщиной. Основное ее пророчество – предсказанные пары. Она любила говорить, что все известные провидицы предсказывали войну, голод и смерть, а она никогда не останется в людской памяти, потому что предсказывает счастье.
- Ее знают.
- Да, - он согласно кивнул. – И я рад. Она была моей двоюродной бабкой.
- Правда? – я удивилась. Никогда не слышала о родственниках провидицы, почему-то подобная информация никого никогда не волнует.
- Да. Мои родители были первыми, кому Таука предсказала общее будущее, одну жизнь. Они настолько глубоко были погружены друг в друга…. Мне, как любому ребенку, казалось, что я для них не так важен, как они сами. Таука в чем-то заменила мне родителей. В конце своей жизни она очень… много лет не предсказывала, болела и все ждали, что в любой момент ее не станет. Она не боялась смерти, но обещала не умирать, оставив меня одного. Сначала я найду твою единственную, шутила она. В день свадьбы твоих родителей никто не ждал, что Таука сможет встать с постели, но она настояла на своем присутствии на балу. И умерла два дня спустя. Но сдержала свое обещание – я не один.
Боги, сколько времени я мечтала о чем-то подобном. А сейчас страшно делается от всего происходящего. От того, что он говорит, от того, как смотрит и от потаенного страха, что это все исчезнет так же легко, как пришло. Разве счастье не нужно заработать? Разве оно может просто взять и свалиться на голову?
- Попробуй эти соленые корзинки… Они не из твоего списка, но думаю, тебе понравятся, - продолжал болтать Томирис, как ни в чем не бывало, а его пальцы машинально ласкали фарфор медленными, задумчивыми движениями.
Так, попробовать единственное блюдо, которое мне незнакомо. Где? Ага, вот они!
Я взяла одну крошечную корзинку с коричневым кремом.
- Томирис, а скажи вот… если у нас… ну… Детям тоже передается эта вероятность проявления агрессии? Они тоже однажды могут…
- Ты об агрессии тандров?
Дождавшись моего кивка, он спокойно продолжил.
- На самом деле агрессия проявляется очень редко. И всегда имеет под собой причину. Я знаю, - многозначительно приподняв брови, сделал он упор, - что говорят, но это не совсем правда. Никогда не бывает беспричинной агрессии. Это всегда реакция - или на предательство, или это самозащита, или что-нибудь еще, не менее серьезное. Никогда не бойся нашей крови, Инжу, пусть дураки боятся.
- Я не боюсь.
Корзинка, и правда, необычайно вкусная, сыр и грибы. Легкий, воздушный сливочный крем. Необычное сочетание.
- Хорошо, - он мягко улыбнулся. – Что еще тебя беспокоит?
- Говорят, – черт, опять я произношу вслух сплетни, но а как иначе? – Говорят, что тандры… что они своих жен… запирают дома и в общем…
- Разве ты под замком?
- Я тебе еще не жена.
- Ладно, – он подумал, покосившись в сторону. Так забавно вышло. – Нет, Инжу, такого нет.
- Тогда почему жены тандров не ведут свободный образ жизни? Их практически не видно на балах, в парках и на общественных гуляниях? А если они выходят в свет, то только с мужьями?
- Может потому, что они не очень любят все эти развлечения, которые ты перечислила?
- Это как?
Кажется, челюсть моя отвалилась не меньше, чем утром у Зормы.
- Ну как знать, - он поднял глаза к потолку, - возможно, они предпочитают оставаться дома, со своей семьей? Проводить вечер со своим мужем?
Он лукаво улыбался и старательно смотрел по сторонам, но его глаза все равно остановились на мне.
Так, обо всем этом я подумаю позже, когда останусь одна. Но мама дорогая, ведь это, наверное, естественно – хотеть провести вечер с человеком, которого любишь.
Мне же нравилось находиться сейчас с ним, говорить с ним, здесь, сейчас, под треск свечей и я ничуть не жалела, что не поехала на очередные посиделки с подругами.
- Я не буду тебя запирать. Но постараюсь убедить, что моя компания может быть куда приятнее всех тех пустых прожигателей жизни, которых ты встречаешь в обществе.
Его глаза снова загорелись и удивительно, как чашка под его пальцами еще не превратилась в жидкую лужицу глины.
Он, наверное, хочет меня поцеловать. Так странно… конечно, я встречала мужчин, которые хотели меня поцеловать, но никогда они не хотели этого настолько, что под их взглядом у меня пересыхало во рту. Или я не понимала?
Дверной колокольчик звякнул, когда покой нарушил кто-то из слуг. Он прокричал прямо с порога, не подходя к столу:
- Господин Хайде, вас жду в гостиной. Встреча, которую вы назначили на вечер.
Голос у дворецкого был недовольный, будто ему совсем не нравилось говорить то, что он сообщил, однако выхода нет.
Томирис вдруг поморщился и сдернул с колен салфетку.
- Скажи ей, сейчас подойду. Мы вообще-то договаривались позднее и такое ранее появление мне неудобно. Дай ей понять, что в следующий раз я требую от нее пунктуальности.
- Да, господин.
Дверь закрылась. Томирис поскучнел и посмотрел на мой недопитый чай. Он не мог встать из-за стола, пока я не закончу ужин.
Руки со стола Хайде убрал, а потом одной из них дернул себя за ворот, и поморщившись, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, будто ему душно. Он так нетерпеливо себя вел, с каким-то раздражением – и непонятно почему злился. Похоже, ему не терпится уйти.
А я больше не хотела есть. Не хотела ничего.
Улыбки, доброжелательность, ожидание… что-то невидимое между нами, отдалено напоминающее осторожные изучающие прикосновения, сделанные украдкой – все исчезло.
Сколько раз я видела нечто подобное? Вечер – и отец, заглянувший в комнату на минутку, убегает на полуслове, как только прислуга сообщает, что «она» пришла и ожидает в кабинете. Отец забывает про нас, и ему уже не интересно дослушивать, как наши дела и как прошел день, и какие оценки мы заработали. Мысленно он уже там, в другой комнате, где ждет неведомая «она».
Надо же, я так наивна… Развесила уши, как безмозглый слон. Разогналась. Люблю тебя, моя нареченная… Мое предсказание. Овца глупая. Мама много раз говорила – любить можно одну, а спать можно со многими, одно другому не мешает.
- Инжу?
И столько удивления в голосе.
Сволочь какая. Почему я такая дура? Почему мои глаза так быстро заволокла вся эта розовая чушь о великой любви? «Не все сплетни правда?» «Провести вечер с мужем?».
Какая змея…
- Инжу!
Раздался скрежет отодвигаемого в спешке стула. А теперь он двигает мой стул, но лучше отвернуться, потому что мне совсем неохота его видеть.
- Я уже поужинала, спасибо. Можете идти, - скороговоркой проговорила я, пытаясь выставить его раньше, чем он увидит мои слезы. Когда он уйдет, я выйду из дома и вернусь к родителям. Пусть мама выберет мне мужа на свой вкус, пусть даже «воспитанного в лучших традициях хладнокровных», по крайне мере тот не будет вешать мне на уши лишней лапши.
Надо же, а я еще способна плакать!
Ай, больно, однако.
Томирис потянул меня за плечи, поднимая и вдруг крепко обнял, до боли сжимая спину.
- Не делай так больше, Инжу. Не отдаляйся от меня.
- Отпустите.
- Я так давно тебя знаю, что постоянно упускаю из виду, что ты совсем не знаешь меня. Что ты выросла в мире своих хладнокровных. Помнишь, я тебе однажды кое-что пообещал? Ты помнишь?
- Нет.
Он столько всего пообещал за последние сутки. Любить меня. Уважать. И все эти обещания остались в далеких наивных фантазиях.
Сердце колотилось, как бешеное. Как просто, оказывается, сделать из меня дуру. Хотя… мне всего двадцать один. Уверена, дайте мне пару десятков лет – и получите умудренную жизнью хладнокровную, достойную подражания.
Невозмутимую. Циничную. Неуязвимую для лжи.
Ненавижу.
- В семьях тандров не принято вести себя как в тех, к каким ты привыкла. В наших хранят верность своим женам и мужьям. Я очень надеюсь, что ты станешь мне верной женой. Ты все неправильно поняла, Инжу. Эта женщина… по проекции самого короля, будет просить о снисхождении к своему мужу, который обворовал целый город. И я должен ее выслушать, хотя знаю наперед каждое слово обещаний, угроз и предложений, которые она произнесет.
Надо же, я почти вытерла нос о ткань его рабочего сюртука. Он на секунду отодвинулся, вынул из кармана платок, подождал, пока я его использую и тут же прижал меня обратно к груди.
- Хочу, чтобы ты мне верила, Инжу, - продолжал он, слегка покачивая меня из стороны в сторону. – Чтобы ты мне верила… Завтра наша свадьба и я жду этого дня больше двадцати лет. Неужели ты думаешь, что я способен… дьявол!
Томирис отшатнулся и, обхватив мой подбородок пальцами, поднял мое лицо вверх.
- Мне больно, что ты так подумала, - неожиданно горько признался он.
Я молча высвободилась из его пальцев и обратно прижалась к его сюртуку, потому что мне, оказывается, безумно нравится к нему так прижиматься. Почти обнимать его, пусть и без рук и ощущать, как бьется его сердце, как он дышит, как легко целует мои волосы и молча покачивает меня, успокаивая.
Как быстро меняется мое о нем представление. Вроде калейдоскопа, который усиленно трясут - голова идет кругом. Так, наверное, будет продолжаться, пока я на самом деле его не узнаю. Невероятно, но кажется, я уже снова забыла все плохое. Так же быстро, как прежде стерлись из памяти годы, проведенные в оковах пояса верности. Какая это была ерунда, теперь я понимаю…
На фоне всего остального.
Он держал меня так долго, что я первая вспомнила о посетительнице, которая ожидает в кабинете.
Завтра я разберусь во всем. Завтра.
Осталось день потерпеть и я стану ему женой.
Ох, что тогда будет!
В комнате меня ждало пушистое одеяло и открытое окно. Окно я закрыла, ночью будет слишком прохладно, хотя я люблю свежий воздух. Не буду рисковать – не хочу простыть перед завтрашним днем.
Видимо, я слишком переволновалась, потому что спала неспокойно. И конечно, вокруг никого не было – только горничные. Не было мамы, которая бы успокоила и сказала, что свадьба, которая случается у хладнокровных раз в жизни, не такое уж и огромное по своей величине событие. Не было подруг, которые нетактично отмахнулись бы от моих страхов, мимоходом упомянув, что все через это проходят и хватит ныть! Не было родственниц, которые бы кудахтали вокруг, поздравляя и болтая о всякой чепухе, обмениваясь хохотом и сплетнями.
Не было никого, поэтому переживать пришлось одной.
***
Ночью я подскочила на кровати, как будто меня укусили. В сон ворвалось четкое чувство острой опасности и разбудило меня быстрее громкого вопля. В комнате кто-то был.
Чертово одеяло! Как можно быстро сбросить его и освободить ноги, чтобы убежать или суметь оказать любое другое сопротивление, когда оно такое неуклюже-огромное и почти не двигается с места, а только мнется? Со мной практически случилась паника.
- Инжу, тише, это только я.
От неожиданности, что этот кто-то заговорил, я завопила и только потом до конца продрала глаза.
Томирис стоял возле того самого кресла, которое утром оказалось не на своем месте, выставив вперед раскрытую ладонь. Значит, утром непорядок в расстановке мебели мне не померещился, что радует.
- Прости, мне просто не спалось, - он отступил еще на шаг. – Я не хотел тебя пугать. Прости. Я просто тут сидел, вел себя тихо и не собирался тебя будить. Честно.
Я откашлялась. Мне привиделось чудовище со множеством щупалец, которое сдавливает ими тело, пока твои кишки не вылезут наружу, а тут он.
- Ничего, я испугалась не тебя… Испугалась, что в комнате кто-то чужой. Есть вода?
Он осторожно, как пугливому животному, протянул мне стакан, взятый со столика. Забрав его обратно и так же осторожно поставив на место, попытался отойти. Я молча вцепилась в его рукав.
- Стой.
И заставила его сесть на кровать, а потом упасть на спину рядом со мной.
Сюртук он где-то снял, но так даже лучше. Сквозь рубашку лучше чувствуется его запах, пока непривычный, но притягательный, от которого сердце бьется сильнее и кружится голова.
Я вдохнула глубже и крепче прижалась к его плечу.
- Боюсь теперь спать одна, - пробормотала я сквозь сон.
- Ты в моем доме. Нечего бояться, никто в твою комнату не войдет, дверь заперта.
- Но ты же вошел…
- Ну это же мой дом…
Он улыбался. Я тоже улыбнулась, крепко обхватывая его руку выше локтя. Нет, ни за что не отпущу!
- Все равно.
- И чего я спорю, - хмыкнул Томирис, повернулся на бок, так что теперь я уткнулась носом ему в грудь, но так получилось даже лучше, и обняв меня второй рукой, подтянул одеяло, закрывая спину. – Спи.
Я закрыла глаза и снова вдохнула. Вот теперь все правильно. Мягкое одеяло, свежий, почти холодный воздух и он… Идеально.
***
Проснувшись утром, первым делом я перебрала в голове ночные воспоминания, потому что часто ночью мерещиться то, чего на самом деле не существует. Страхи, желания… страсть. Но нет, в моем случае все оставалось так же – идеально.
Только я, конечно, не знаю, что нужно говорить после ночи, проведенной с мужчиной. Хм, почему, интересно, в помощь юным девушкам существуют такие небольшие книжки с примерными фразами, которыми следует обмениваться при встрече с противоположным полом на улице или в театре, и нет книжечки с фразами, которые принято говорить мужчине, когда просыпаешься с ним в одной постели.
Томирис проснулся с улыбкой и тут же притянул меня к себе. Глубоко вздохнул, раскрывая ладонь на манер цветка и прижимая к моей спине.