— Ответственность я беру на себя.
— А как насчет расходов, которые…
— Риарден просит меньше, чем «Ассошиэйтед Стил» Оррена Бойля.
— Да, но что делать с Орреном Бойлем?
— Я разорвала контракт. Мы имели право на это еще шесть месяцев назад.
— Когда ты сделала это?
— Вчера.
— Однако он не звонил мне, чтобы я подтвердил…
— И не позвонит.
Таггерт сидел, уставившись в стол. Дагни попыталась понять, почему брату так не хочется иметь дело с Риарденом, и почему нежелание это принимает вид столь странный и нерешительный. Компания «Риарден Стил» была главным поставщиком «Таггерт Трансконтинентал» в течение десяти лет, с того дня, как Риарден зажег свою первую печь, когда их отец еще был председателем Правления железной дороги. Десять лет большую часть рельсов Таггертам поставляла «Риарден Стил». В стране начитывалось совсем немного фирм, исполнявших заказы строго в срок и в соответствии со всеми требованиями. Компания «Риарден Стил» принадлежала к их числу.
Будь я не в своем уме, подумала Дагни, то пришла бы к выводу, что брат терпеть не может вести дела с Риарденом, поскольку тот слишком скрупулезно исполнял свои обязанности; однако она отбросила эту мысль, поскольку, на ее взгляд, такое отношение попросту выходило за рамки здравого смысла.
— Это нечестно, — объявил Джеймс Таггерт.
— Что нечестно?
— Что мы всегда отдаем свои заказы Риардену. По-моему, мы могли бы предоставить шанс и кому-то другому. Риарден не нуждается в нас; он и так крупная шишка. Нам следовало бы помочь развиваться мелким фирмам. А так мы попросту содействуем монополии.
— Джим, не надо нести чушь.
— Почему мы все и всегда заказываем у Риардена?
— Потому что так уж повелось.
— Генри Риарден мне не нравится.
— А мне нравится. Однако какая разница, нравится он нам или нет? Нам нужны рельсы, и только он может поставить их.
— Важно учитывать и человеческий фактор. А ты совсем не считаешься с ним.
— Джим, мы говорим о том, как спасти железную дорогу.
— Да-да, конечно-конечно, но ты абсолютно не учитываешь человеческий фактор.
— Нет. Не учитываю.
— Если мы дадим Риардену такой крупный заказ на стальные рельсы…
— Это будет не сталь, а риарден-металл.
Дагни всегда старалась строго контролировать свои эмоции, однако на этот раз ей это не удалось. Увидев выражение лица Таггерта, она расхохоталась.
Риарден-металлом назывался новый сплав, выпущенный Риарденом после десяти лет экспериментов. Он лишь недавно появился на рынке, однако не находил покупателей. Заказов на него не было.
Таггерт даже опешил от резкого перехода: смех вдруг сменился прежней интонацией в голосе Дагни — холодной и резкой:
— Не надо слов, Джим. Я знаю все, что ты хочешь сказать. Никто еще не использовал этот сплав. На риарден-металл нет положительных отзывов. Им никто не интересуется. Он никому не нужен. Тем не менее наши рельсы будут изготовлены из риарден-металла.
— Но… — проговорил Таггерт, — но… никто еще не использовал его!
Он отметил — с удовлетворением — что гнев лишил ее дара речи. Ему вообще нравилось замечать проявления чужих эмоций; они, подобно красным фонарикам, освещали темное и неизведанное поле чужой личности, отмечая ранимые места. Однако как можно испытывать такие чувства по отношению к, извините за выражение, металлическому сплаву, было для него непостижимо; да, он сделал своего рода открытие, но воспользоваться им все равно не мог.
— Лучшие специалисты в области металлургии, — произнес он, — единодушно проявляют крайний скептицизм в отношении риарден-металла…
— Оставь это, Джим.
— Ну, так на чье же мнение ты полагаешься?
— Чужие мнения меня не интересуют.
— И чем же ты руководствуешься?
— Суждением.
— И к чьему же суждению ты прислушиваешься?
— К своему собственному.
— Но с кем ты консультировалась по этому поводу?
— Ни с кем.
— Тогда скажи на милость, что вообще известно тебе о риарден-металле?
— То, что это величайшая находка нашего рынка.
— Почему?
— Потому что сплав этот прочней и дешевле стали; кроме того, рельсы из него переживут век любого известного нам металла.
— Но кто может утверждать это?
— Джим, в колледже я изучала инженерное дело. И если я что-то вижу, то знаю, почему.
— И что же ты увидела?
— Состав сплава и результаты экспериментов, которые показал мне Риарден.
— Ну, если бы этот сплав на что-то годился, его уже использовали бы, а это не так. — Заметив нарастающую вспышку гнева, он нервным тоном поправился. — Откуда тебе может быть известно, что это хорошо? Откуда такая уверенность? Как ты можешь принять такое решение?
— Кому-то приходится брать на себя ответственность, Джим. Кому же, по-твоему?
— Ну, я не понимаю, почему мы должны оказаться здесь первыми. Я совершенно этого не понимаю.
— Так ты хочешь спасти ветку Рио-Норте или нет? — Таггерт не ответил. — Если бы дорога могла это позволить, я сняла бы вообще все рельсы и заменила их на риарден-металл. Все пути пора менять. Долго они не продержатся. Но это нам пока не по карману. Сперва нам необходимо выбраться из дыры. Ты хочешь этого или нет?
— Мы по-прежнему остаемся лучшей железной дорогой страны. Дела других компаний складываются много хуже.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы оставались в дыре?
— Я не говорил этого! Почему ты всегда все упрощаешь? И если тебя так волнуют деньги, не понимаю, почему ты так рвешься потратить их на линию Рио-Норте, когда компания «Феникс-Дуранго» нагло отобрала у нас все перевозки по ней. Зачем тратить деньги там, где у нас нет защиты от конкурента, способного воспользоваться нашими вложениями?
— Потому что «Феникс-Дуранго» — отличная компания, но я намереваюсь сделать линию Рио-Норте еще лучше, чем у них. Потому что я намереваюсь победить «Феникс-Дуранго», — но только если это станет необходимо, потому что в Колорадо хватит места не только двум, но и трем железнодорожным компаниям. Потому что я готова заложить всю дорогу, чтобы построить ветку, выходящую поближе к месторождению Эллиса Уайэтта.
— Меня тошнит от одного имени Эллиса Уайэтта.
Таггерту совсем не понравился взгляд Дагни.
— Я не вижу необходимости в немедленных действиях, — проговорил он обиженным тоном. — Например, почему ты считаешь настоящее положение «Таггерт Трансконтинентал» настолько уж тревожным?
— Из-за твоей политики, Джим.
— Какой политики?
— Во-первых, этого тринадцатимесячного эксперимента с «Ассошиэйтед Стил». И, во-вторых, твоей мексиканской катастрофы.
— Правление одобрило контракт с «Ассошиэйтед Стил», — торопливо проговорил он. — Правление проголосовало и за строительство линии Сан-Себастьян. К тому же, я не понимаю, почему ты называешь это решение катастрофой.
— Потому что мексиканское правительство готово в любой момент национализировать твою линию.
— Это ложь! — Он едва не кричал. — Это просто злобные сплетни! Опираясь на совершенно надежный внутренний источник, я готов…
— Не надо обнаруживать свой испуг, Джим, — презрительно бросила Дагни.
Он промолчал.
— Сейчас паниковать бесполезно, — сказала она. — Мы можем только попытаться смягчить удар. А он будет крепким. От потери сорока миллионов долларов легко не оправишься. Однако «Таггерт Трансконтинентал» пришлось выдержать в прошлом много ударов. И я позабочусь, чтобы наша компания выдержала и этот.
— Я отказываюсь, просто отказываюсь обсуждать саму возможность национализации линии Сан-Себастьян!
— Отлично. Значит, мы ее не обсуждаем.
Она молчала. И он заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:
— Не понимаю, почему ты так стремишься предоставить шанс Эллису Уайэтту, однако считаешь ошибкой участие в развитии неимущей страны, которая никогда не получит такого шанса.
— Эллис Уайэтт никого не просил предоставить ему шанс. Потом, предоставлять шансы не мое дело. Я руковожу железной дорогой.
— На мой взгляд, это чрезвычайно узкая точка зрения. И мне непонятно, почему мы должны помогать одному человеку, а не целой стране.
— Помощь кому бы то ни было меня не интересует. Я хочу делать деньги.
— Это негодная позиция. Эгоистичная жажда личной выгоды отошла в прошлое. Сегодня все знают, что интересам общества в целом всегда следует отдавать предпочтение в любом деловом предприятии, которое…
— И как долго ты будешь еще уклоняться от принятия решения, Джим?
— Какого решения?
— Относительно заказа на риарден-металл.
Таггерт не отвечал. Он молча разглядывал сестру. Ее стройное тело, с трудом скрывающее усталость, поддерживала прямая, четкая линия плеч, а сами плечи удерживало усилие воли, рожденное сознанием собственной правоты. Лицо ее нравилось немногим: оно было слишком холодным, а глаза чересчур внимательными и строгими; ничто и никогда не могло смягчить их взгляд. Точеные ноги, спускавшиеся прямо перед Таггертом с ручки кресла, раздражали его, поскольку никак не вписывались в столь неженственный образ.
Она сохраняла молчание; и ему пришлось спросить:
— Ты сделала этот заказ, повинуясь минутному настроению, по телефону?
— Я приняла это решение полгода назад. И ждала, когда Хэнк Риарден запустит сплав в производство.
— Не зови Риардена Хэнком. Это вульгарно.
— Так все его называют. И не уклоняйся от темы.
— Почему тебе пришлось звонить ему по телефону вчера вечером?
— Нужно было поскорей договориться.
— Разве ты не могла подождать, пока не вернешься в Нью-Йорк, и тогда…
— Потому что я видела линию Рио-Норте.
— Ну, мне необходимо время, чтобы подумать, поставить вопрос перед правлением, обратиться к лучшим…
— Времени нет.
— Ты не даешь мне возможности сосредоточиться, составить собственное мнение о…
— Твое мнение меня не интересует. Я не намереваюсь спорить с тобой, твоим правлением или профессорами. Ты должен сделать выбор, и ты сделаешь его прямо сейчас. Просто скажешь «да» или «нет».
— Это совершенно нелепый, полный произвола и высокомерия способ ведения дел…
— Да или нет?
— Вечно с тобой одна и та же история. Тебе все хочется разделить на белое и черное. Но мир устроен совсем не так. В нем нет ничего абсолютного.
— Кроме металлических рельсов. Или мы покупаем их, или нет.
Она ждала. Таггерт безмолвствовал.
— Ну? — спросила она.
— Ты берешь ответственность на себя?
— Беру.
— Тогда действуй, — проговорил он и поспешно добавил, — только на собственный страх и риск. Я не стану отменять твое соглашение с Риарденом, но и не стану защищать его на заседании правления.
— Дело твое.
Дагни поднялась, чтобы уйти. Таггерт склонился над столом, явно не решаясь закончить встречу столь решительным образом.
— Ты, конечно, понимаешь, что для проведения решения потребуется более продолжительная процедура, — сказал он, чуть ли не с надеждой в голосе. — Одним разговором со мной ты не отделаешься.
— О, конечно, — проговорила она. — Я пришлю тебе подробный отчет, который подготовит Эдди, и который ты читать не будешь. Эдди поможет тебе провести его по инстанциям. Сегодня вечером я отправляюсь в Филадельфию на встречу с Риарденом. Нам с ним придется как следует потрудиться. — И добавила: — Все просто, Джим.
Она уже повернулась, чтобы уйти, когда он заговорил снова, и слова его казались совершенно не относящимися к делу. — Тебе все сходит с рук, потому что тебе везет. Другим это не удается.
— Что не удается?
— Другие люди устроены, как полагается людям. У них есть чувства. Они не могут посвятить всю свою жизнь металлам и двигателям. Тебе повезло — чувств у тебя нет никаких. И никогда не было.
Она поглядела на него, и удивление в серых ее глазах сменилось спокойствием, а потом странным выражением, скорее, напоминавшим усталость, если не считать того, что читалось в нем нечто большее, чем просто принятие истины настоящего момента.
— Да, Джим, — ответила она негромко, — действительно, чувств у меня нет, и никогда не было.
Эдди Уиллерс проводил Дагни в ее кабинет. Она вернулась, и он ощутил, что мир сделался ясным, простым и вполне приемлемым, и что можно забыть о смятении и неопределенности. Лишь он один находил вполне естественным то, что Дагни — женщина — занимает пост исполнительного вице-президента огромной железной дороги. Еще когда ему было десять лет, она заявила ему, что, когда вырастет, будет руководить дорогой сама. И теперь свершившийся факт удивлял его ничуть не больше обещания, данного некогда на лесной поляне.
Когда они оказались в ее кабинете, когда она села за стол и бросила взгляд на приготовленные им бумаги, Эдди почувствовал себя как в собственной машине: двигатель уже заработал, колеса готовы рвануться вперед.
Он уже собрался уйти, когда вспомнил, что не доложил об одном деле. — Оуэн Келлог из Вокзального отдела просил меня записать его к тебе на прием.
Она удивленно вскинула глаза.
— Забавно. А я как раз собиралась вызвать его. Пусть войдет. Он мне нужен…
— Эдди, — добавила она вдруг, — прежде чем я займусь делами, попроси, чтобы меня связали по телефону с Эйерсом из «Эйерс Мьюзик Паблишинг Компани».
— Музыкальным издательством? — с недоумением повторил он.
— Да. У меня есть к нему один вопрос.
Когда любезный голос мистера Эйерса осведомился о той услуге, которую может оказать ей, она спросила: — Скажите мне, не написал ли Ричард Халлей новый, пятый концерт для фортепьяно с оркестром?
— Пятый концерт, мисс Таггерт? Нет, конечно же, нет.
— Вы уверены в этом?
— Совершенно уверен, мисс Таггерт. Он не писал ничего уже восемь лет.
— Так значит, он жив?
— Ну да… то есть, я не могу гарантировать этого, он совершенно удалился от общества, но не сомневаюсь, о его смерти мы бы обязательно услышали.
— И если он что-нибудь написал, вы бы, конечно, узнали об этом?
— Конечно. Причем первыми. Мы публиковали все его произведения. Но он прекратил писать.
— Понимаю. Благодарю вас.
Когда Оуэн Келлог вошел в ее кабинет, Дагни посмотрела на него с удовлетворением. Ей было приятно, что она правильно запомнила его внешность — лицо его напоминало молодого проводника вчерашнего поезда, это было лицо человека, с которым она была готова иметь дело.
— Садитесь, мистер Келлог, — предложила она, однако он остался стоять перед ее столом.
— Когда-то вы спрашивали, не хочу ли я изменить свое служебное положение, мисс Таггерт, — проговорил он. — Поэтому я пришел к вам с просьбой уволить меня.
Она ожидала услышать что угодно, но только не это; после мгновенного замешательства она спросила:
— Почему?
— По личным причинам.
— Вы чем-то не удовлетворены?
— Нет.
— Вы получили лучшее предложение?
— Нет.
— На какую железную дорогу вы переходите?
— Я не собираюсь работать на железной дороге, мисс Таггерт.
— Тогда какую же работу вы подыскали себе?
— Я еще не принял решения.
Дагни с некоторой неловкостью рассматривала его. На лице его не было никакой вражды; он смотрел ей в глаза, отвечал просто и прямо; он говорил как человек, которому нечего скрывать или изображать; вежливое лицо было нейтральным.
— Тогда почему вы решили уволиться?
— Это мое личное дело.
— Вы заболели? У вас неприятности со здоровьем?
— Но вы не хотите работать на «Таггерт Трансконтинентал»?
— Не хочу.
— В таком случае здесь должно было случиться нечто, определившее ваше решение. Что именно?
— Ничего, мисс Таггерт.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все. У меня есть причины знать.
— Поверите ли вы мне на слово, мисс Таггерт?
— Да.
— Никакое лицо, дело или событие, связанное с моей работой у вас, не оказало никакого влияния на мое решение.