— Что это такое? — Спрашиваю я.
— Это дьявол.
— Дьявол в маленькой черной коробочке?
Конечно, это не имеет значения. Никогда не имело. Но по какой-то причине я хочу, чтобы она мне об этом рассказала. Может быть, это заставит меня вспомнить, где я видела это раньше.
— Дьявол разговаривает со мной через эту маленькую черную коробочку.
— О, — я киваю и пытаюсь придумать, чтобы еще сказать. — Может, выбросим ее?
Если бы все было так просто.
— Тогда как мы найдем твою сестру?
Разговор неизбежно идет по большому кругу. Я только зря трачу время.
Моя мама слегка передвигается, и я мельком вижу экран телефона. Это карта залива, на которой желтыми стрелками выделены две области.
Я узнаю этот дисплей. Я помню, как мой отец принес его однажды домой.
— Это папин прототип.
Мама прячет его за спину, словно испугавшись того, что я могу его забрать.
— Не могу поверить, что это ты его украла! Отца за это уволили, — не удивительно, что он нас оставил.
— В любом случае, он никогда не любил эту работу.
— Он любил эту работу. Он был сильно подавлен, когда потерял ее. Разве ты не помнишь, как он повсюду искал эту вещь?
— Его компании она не была настолько нужна, насколько мне. Дьявол хотел, чтобы она была у меня. Это не их вещь и она не должна была храниться у них.
— Мам… — Какой в этом смысл?
Если бы его не уволили из-за потери прототипа, то уволили бы из-за чего-нибудь другого. Мама бы все равно что-то сделала. Трудно быть инженером, когда твоя жена названивает каждые две минуты. И если он не брал трубку, то она звонила в приемную, или его боссу, или случайным коллегам, лишь для того, чтобы узнать, все ли у него хорошо. И если вдруг никто не отвечал, то к нему неожиданно мог прийти полицейский с известием о том, что его жена устроила истерику на публике, крича и вопя о том, что кто-то там добрался до ее мужа.
— Что это такое? — Спросила Клара.
— Прототип устройства для отслеживания домашних животных, — говорю я. — Он работает с помощью крошечного трекера. Ударопрочный и водонепроницаемый. Папа показал нам его один раз. Видимо моей маме он очень понравился.
— Он был инженером?
— Был, — отвечаю я. Я не рассказываю ей о том, что к тому времени, как он покинул нас, он работал кассиром в "Севан-элеван", ближайшем к нам мини-маркете, где мама могла сидеть в углу и наблюдать за ним во время ночной смены.
— Мой муж Брэд тоже был инженером, — говорит она задумчиво, почти про себя.
На устройстве моей мамы мигает стрелка и передвигается дальше. Похоже, ее цель находится в движении.
— Что мы выслеживаем? — Спрашиваю я.
— Пейдж, — говорит мама.
— Откуда ты знаешь, что это Пейдж? — Спрашиваю я, уверенная в том, что это лишь одна из ее фантазий.
Одно дело иметь при себе устройство папы. А совсем другое — на самом деле отслеживать Пейдж, особенно учитывая тот факт, что на ней должен быть передатчик.
— Дьявол говорит мне. — Она опускает голову, выглядя при этом обеспокоенной, и бормочет. — Если я обещаю ему определенные вещи.
— Хорошо. — Я потираю лоб, стараясь быть терпеливой.
Чтобы вытащить информацию из моей мамы, нужно обладать определенным искусством. Тебе нужно находится одной ногой в реальности, а другой в ее мире, и тогда ты увидишь более полную картину того, о чем она говорит.
— Откуда Дьявол знает, где Пейдж?
Она смотрит на меня так, будто я задала самый тупой вопрос в мире.
— Конечно же, с помощью передатчика.
Глава 25
Иногда даже я ошибалась и недооценивала свою мать. Это легко — притворяться, что она неумная и недалекая, только потому, что верит в нелогичные вещи и принимает неверные решения. Однако ее состояние никак не повлияло на ее интеллект. Я иногда забываю об этом.
— На Пейдж есть передатчик? — Я задержала дыхание.
— Да.
— Где? Как? — Если мама поставила передатчик на сумку или на что-то подобное, что было в тот момент на Пэйдж, то, возможно, мы следовали за мусоровозом Сопротивления, а не за малышкой.
— Там, — мама указала на мой башмак.
Я взглянула вниз и сначала ничего не увидела. Потом я поняла, что мама указала не на обувь, а на желтую звезду, пришитую снизу к моим джинсам.
Я так привыкла к этой детали, что не замечала ее существования. Я наклонилась, рассматривая звезду так, словно впервые видела. Пальцы нащупали жесткий уголок. Он был крошечный и незаметный, во всяком случае, я никогда не замечала его.
— Это — ты, — мама ткнула в нижнюю стрелку, указывающую на Редвуд-сити.
— Это — Пейдж, — она передвинула палец на верхнюю на стрелку, указывающую на Сан-Франциско.
Могла ли она уйти так далеко за столь короткое время? Я глубоко вздохнула. Кто знает, на что она способна теперь?
Я помню, отец показывал нам крошечный чип, умещавшийся на кончике его пальца. У него была целая горсть таких в контейнере. Оболочка чипа, грязе- и водонепроницаемая, защищала его. Собака могла валяться в грязи и мокнуть без вреда для передатчика. Вот каким образом мама находила меня, пока я путешествовала с Раффи. Вот как она нашла меня в обители Ангелов.
— Мам, ты — гений! — она удивилась, а затем лучезарно улыбнулась.
Я не видела ее такой счастливой… не знаю, с каких пор. Ее лицо лучилось радостью, словно у маленькой девочки, только что обнаружившей, что она сделала все правильно впервые в жизни. Я кивнула: "Хорошая работа, мам". Эта мысль встревожила меня. Необычно осознавать, что твой собственный родитель нуждается в твоем одобрении и поддержке.
Мы сменили шумную полицейскую машину на тихий грузовичок, ключи торчали в замке зажигания. Я порылась в бардачке и багажнике полицейской машины в поисках чего-нибудь полезного, прежде чем перебраться в грузовичок. Я нашла бинокль и наспех собранный мешок со средствами первой необходимости.
Люди Оби всегда славились своим умением выживать в бегах. Я полагаю, во всех грузовиках Сопротивления есть такие мешки.
Клара отводит меня в сторону, прежде чем мы садимся в грузовичок.
— Не слишком надейся, — шепчет она.
— Не волнуйся, я прекрасно понимаю, что наши надежды найти Пейдж призрачны.
— Я имею в виду не это. Я о твоей маме.
— Поверь мне, у меня нет никаких надежд в отношении нее.
— Но ты надеешься. Я вижу это. Есть поговорка: если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не следят. И обратное утверждение тоже верно: если кто-то следит за вами, это не значит, что вы не параноик.
— Не понимаю.
— То, что мир сходит с ума, еще не означает, что твоя мать не сумасшедшая.
Я отшатнулась от нее. Я так не думала. Не совсем так. Для чего ей это было нужно — украсть у меня надежду?
— Я привыкла быть нянькой. Я знаю, как тяжело такое состояние отражается на семье. Иногда помогает поговорить об этом с кем-то. Я не хочу, чтобы ты страдала, думая, что твоя мама может…
Я ударила противотуманки и габариты на новой машине, чтобы они не выдали нас. Я крушила их так сильно, что лампы практически превратились в пыль.
Нам не нужны эти фары. Достаточно лунного света, чтобы разглядеть остовы автомобилей на дороге, даже если мы не сможем разглядеть детали. Я скользнула на пассажирское сидение.
— Прости, — сказала Клара, усаживаясь на место водителя.
Я кивнула. Конец этой отвратительной теме. Она завела двигатель, и мы медленно направились в сторону Сан Франциско.
— Почему ты здесь, Клара? Я и мама — не лучшие попутчики.
Некоторое время она вела машину молча, а затем сказала:
— Возможно, я потеряла веру в человечество. Может, они правы, что уничтожают нас.
— Какое отношение это имеет к тому, что ты путешествуешь с нами?
— Ты — героиня. Может быть, ты восстановишь мою веру в людей, покажешь мне, что мы достойны спасения.
— Я совсем не героиня.
— Ты спасла мне жизнь в обители. Определенно, ты моя героиня.
— Я оставила тебя в подвале умирать.
— Ты вырвала меня из состояния живого мертвеца. Я чувствовала непрерывный ужас, без всякой надежды на спасение. Ты дала мне шанс, шанс выползти на свободу тогда, когда никто не мог этого сделать.
Она смотрела мимо меня. Ее глаза поблескивали во тьме.
— Ты — героиня, Пенрин, нравится тебе это или нет.
Глава 26
Моя мама без остановки бормочет в приемник. Её голос приобретает размеренную интонацию и до меня доходит, что точно такая же интонация у нее бывает, когда она молится. Потому что сейчас она обращается к дьяволу.
В темноте приходится осторожно объезжать мертвые машины, но мы справляемся с этим препятствием. Мы едем по той же дороге, по которой Раффи и я ездили в город. Но в этот раз на дороге никого нет. Никаких беженцев, никаких двенадцатилетних водителей и никаких палаточных городков. Миля за милей пустых улиц, газет, летающих около тротуаров, и оставленных сотовых телефонов, хрустящих под нашими шинами.
Где все люди? Они скрываются позади темных окон в зданиях? Даже после нападения на обитель, я не могу себе представить, что бы все покинули город.
Я поглаживаю мягкий мех игрушечного медведя. В пустынных улицах города есть что-то особенно жуткое и что-то успокаивающее в обалденном мече за моими плечами, даже если он замаскирован как мягкая игрушка.
Через несколько часов, мы уже на дороге к пирсу.
В мертвой ночи мы достигаем холма. Сан-Франциско должен быть суетливым городом со сверкающими огнями, движением и шумом. Раньше я одновременно и с нетерпением ждала и боялась поездки сюда, боялась из-за наплыва чувств. Почти всегда, блуждая по ветреным улочкам, я терялась, пока гостила у друзей или отца.
Сейчас город стал пустырем.
Убывающая луна проливает немного света на опрокинутые баки и снующих крыс, но город слишком закопчен из-за разбушевавшихся пожаров во время Великой Атаки, что поглощает больше света, чем, кажется, возможно.
Некогда красивый город, превратился в пейзаж кошмара.
Мама рассматривает землю утомленным взглядом. Как если бы она всегда знала, что так будет. Как будто она видела подобное, всю свою жизнь.
Но даже у нее перехватывает дыхание, при виде острова Алькатрас.
Алькатрас был печально известен тем, что являлся тюрьмой, в которой держали большинство самых позорных преступников. Он расположен в заливе и тускло светится под лунным светом, отраженным в воде.
У него есть свой генератор, который кто-то поднял наверх. Огни Алькатраса не приветствующие светящиеся точки. Вместо этого есть тупое, мощное свечение, которое пронизывает остров, и его хватит на то, чтобы осветить залив. И также достаточно для нас, чтобы увидеть рой неестественных существ над ним.
Мама смотрит на мигающий приемник. Она указывает на Алькатрас.
— Там, — говорит она. — Пейдж там.
Великолепно. Как она добралась до этого места за такой короткий промежуток времени? Она действительно может так быстро бегать, или кто-то привез ее, или летел вместе с ней?
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
По крайней мере, у ангелов не настолько развито чувство юмора, чтобы занять соседний остров Ангелов. Так, вероятно, сделал бы Раффи, если бы стоял во главе.
Клара паркует автомобиль в случайно выбранном углу, пытаясь поместиться в него. Я беру с собой бинокль. Мы находимся на Пирсе 39 около Верфи Рыбака, в прежнем мире это было одним из основных мест скопления туристов, где продавались футболки, сладости и стояли открытые магазины с рыбой.
— Моим девочкам нравилось это место, — сказала Клара. — Каждое воскресенье мы приезжали сюда на обед. Девочки думали, что съесть суп из моллюсков в хлебных шариках и посмотреть на морских львов, — это чистое удовольствие. Это место было для них счастьем в бутылке. — Она пристально смотрит, в её глазах горечь.
По крайней мере, морские львы все еще здесь. Я слышу, как они лают где-то около воды.
И все же, они единственные знакомые вещи.
Доки перекошены и сломаны как структуры зубочистки. Многие здания разрушились до простой горы досок. Похоже, что пожары не дошли до них, но за них это сделали бушующие волны.
Безумные волны от всемирного цунами не доходили до залива, но это не предотвращало разрушений. Это только препятствовало затоплению этой части города и большим разрушениям.
Там, прямо на улице, на боку лежит корабль. Еще один торчит из крыши разрушенного здания.
Повсюду обломки размером с красное дерево. Очень жаль, что ангелов не убивают как вампиров. Мы могли бы заманить их сюда и устроить день охоты.
В воде стоит пришвартованный, удивительно сохранившийся, целый круизный лайнер. Я хочу побежать к нему, переплыть на нем на остров и накричать на Пейдж. Вместо этого я прячусь за грудой разбитых ящиков, где могу видеть все, оставаясь незамеченной.
Я смотрю в бинокль на Алькатрас.
Слишком темно, чтобы разглядеть существ, кружащихся над островом, в деталях, но я могу разглядеть их силуэты напротив залитого лунным светом неба.
Формы мужские.
Крылья.
И большие скорпионьи хвосты.
Глава 27
То, что вначале выглядело как хаотичный рой, оказывается продуманной моделью полета.
Вроде того.
Большинство скорпионов следуют за ангелом, когда он поднимается, затем опускается, затем ныряет. Скорпионы следуют за ним, словно птенцы. По крайней мере, большинство из них.
Некоторые так сильно отстают, что почти мешают ангелу, по пути своего алгоритма полета. И это алгоритм. Он повторяет схемы полета, чтобы оставаться в районе острова. Он иногда изменяет его здесь и там, но в предсказуемом варианте.
Если бы я не знала, то сказала бы, что он учит их лететь.
Птенцы учатся летать, и дельфины учатся дышать воздухом. Может быть, детей монстров нужно учить, как быть монстром. Как правило, детей учат их матери, но они их не имеют.
Ангел плохо справляется с обучением. Несколько из скорпионов устроили драку.
Даже я вижу, что некоторые из них машут крыльями слишком быстро. Они не колибри, и вероятно быстро устанут или заработают сердечный приступ, ну, я предполагаю, что у них всё же есть сердце.
Один из них падает прямо в воду. Он барахтается и визжит.
Еще один скорпион летит вниз, слишком низко к упавшему. Я не могу сказать точно, что происходит: то ли один, тот, что в воздухе, пытается помочь своему приятелю или тот, кто в воде, хочет схватить того, кто находится в полете, но так или иначе, второй тоже оказывается в воде.
Они дерутся, пытаются подняться выше, используя тело противника. Каждый борется еще за несколько глотков воздуха, стоя друг на друге. Но победитель только получает достаточный вдох кислорода, для заключительного визга, прежде чем они оба тонут.
В первый раз я их видела в подвале обители, они были в трубах, наполненных жидкостью.
Но я предполагаю, что у них, должно быть, была своего рода пуповина, или они изменились при рождении, потому что теперь видно, что они тонут.
Шаги за спиной заставляют меня присесть ниже. Мама и Клара сидят на корточках рядом со мной, за сломанным ящиком.
Я вижу множество теней вдоль старого торгового района пирса, возможно армия уже марширует прямо к нам, но я не могу их увидеть. Мы продвигаемся глубже в темноту.
Еще шаги. Они бегут.
Люди бросаются из теней и бегут в открытую, где лунный свет достигает их. Небольшая группа людей в панике отчаянно спасаются от чего-то.
Некоторые оглядываются назад, и на их лицах, во время бега, появляется выражение ужаса.
Помимо стука убегающих ног на деревянных досках, они не слышат никакого другого шума.
Они не кричат, не разговаривают друг с другом.
Даже когда женщина падает, очевидно, подвернув лодыжку, она производит не больше шума, чем тело, мягко падающее на асфальт. Ее лицо искажает боль и ужас, но никакой звук не покидает ее рот. Она встает и, прихрамывая, бежит с той скоростью, на которую способна в данной ситуации, отчаянно пытаясь не отставать от остальной части панического бегства.